и русских денег казначейством эмира и взаимозаменяемое использование русских и бухарских денег бухарским правительством; 4) постоянное уменьшение чеканки новых таньга. Цель России на ближайшее будущее состояла в обеспечении стабильного обменного курса и в конечном счете в полной замене бухарских денег русской валютой.
Абдул-Ахад сопротивлялся с еще большим упорством, чем в 1888 году против создания русских поселений, в очередной раз полагаясь на желание России поддержать его власть. На аудиенции, которой он удостоил Вышеградского, эмир возразил: «Всем хорошо известно, что по законам и обычаям нашей страны главными атрибутами власти эмиров является право чеканить собственные деньги и поминание их имен в молитвах в мечетях. Лишить эмира права чеканить собственные деньги – это все равно что лишить его власти. Когда люди об этом узнают, они перестанут признавать эмира своим правителем и откажутся исполнять его приказы… В связи с этим я считаю решительно невозможным отказаться от права чеканить деньги». Позднее Абдул-Ахад пригласил Игнатьева для приватной беседы и в отчаянии обратился к нему: «Если меня вынудят подчиниться всем требованиям, представленным Вышеградским, в особенности требованию навсегда отказаться чеканить деньги, то мне не останется ничего иного, как подать Его Величеству Императору прошение разрешить мне в течение года или двух отправиться в Мекку и остаться там до конца жизни». Игнатьев ответил обычными уверениями, что Россия заботится только о поддержании власти эмира и благополучии его страны и ее обитателей. Потом, подобно какому-нибудь из своих подданных, торгующихся на базаре, Абдул-Ахад сменил тон отчаянной ярости на мягкую рассудительность. В качестве последней цены своего согласия он просил разрешить ему выпустить определенное количество новых таньга и сохранить за ним формальное право чеканить деньги в будущем с условием понимания, что воспользоваться этим правом в каждом конкретном случае он сможет только с одобрения русского правительства.
В конце концов компромисс, приемлемый и для эмира, и для министра финансов Витте, был найден. Абдул-Ахад соглашался на все первоначальные требования Вышеградского, но получал разрешение отчеканить до 25 000 000 таньга из имевшихся у него в запасе серебряных слитков, после чего вновь отчеканенные деньги поступали на депозит в Государственном банке. В будущем эмир мог чеканить таньга только с разрешения России и из русского серебра, причем бухарский монетный двор не получал с этого прибыль, а только компенсацию затрат на чеканку. 23 апреля 1901 года Астанакул-кушбеги вручил Игнатьеву и Вышеградскому официальное письменное согласие эмира на русские требования.
С 1901 года курс таньга стабилизировался, как результат покупки и продажи Россией бухарской валюты по фиксированной цене, а русские деньги получили свободное хождение в ханстве. Однако долгосрочная цель России по вытеснению бухарской валюты русскими деньгами так никогда и не была достигнута. Несмотря на то что таньга, полученные русскими банками и казначейством, отправлялись в Петербург для замены их русскими деньгами, эмир продолжал ежегодно чеканить новые таньга. Население Бухары предпочитало свои деньги отчасти по привычке, отчасти потому, что таньга содержал серебра на 11 копеек, а русские 15 копеек содержали серебра всего на 6–7 копеек.
В Хиве цель, поставленная Кобеко, оказалась достигнута с еще меньшим успехом. Несмотря на то что с 1892 года хану было запрещено чеканить новые таньга и на свое прошение разрешить ему делать это он в июле 1908 года получил от генерал-губернатора отказ, его таньга по-прежнему пользовались большим спросом в Хиве, и, как следствие, их стоимость оставалась высокой. После 1903 года казначейство в Петро-Александровске принимало хивинские таньга по курсу 15 копеек, но текущий свободный курс составлял от 19 до 20,5 копейки. А в 1906 году, а затем в 1908-м под давлением из Петро-Александровска Мухаммад Рахим издал указ о свободном хождении русских бумажных денег, но его подданные отказывались их брать. Чтобы не допустить нехватки денег в Хиве, Государственный банк в Ташкенте дважды – в 1904 и 1908 годах – отправлял в ханство по 2 500 000 серебряных рублей. Сенатор граф К.К. Пален, который в 1908 году провел тщательную ревизию деятельности Туркестанского генерал-губернаторства, рекомендовал казначейству в Петро-Александровске принимать хивинские таньга по курсу 20 копеек, постепенно изымать хивинскую валюту из обращения и заменять ее русскими деньгами. Но хотя в 1914 году генерал-губернатор вернулся к его рекомендациям, они так никогда и не были исполнены.
Коммуникации и общественные работы
Взяв на себя контроль над границей по Амударье, Россия обнаружила, что нуждается в хороших дорогах, по которым до ее пограничных постов могут идти войска и снабжение. Если не считать западной Бухары, дорог для колесного транспорта не существовало. В 1899 году Россия тщетно пыталась убедить Абдул-Ахада заплатить 170 000 рублей за строительство почтовой дороги от русской границы, расположенной к югу от Самарканда, через Шахрисабз, Гиссар и Ширабад в Термез, где за два года до этого был размещен русский гарнизон. В конце концов в 1900–1901 годах дорога была построена за счет России по цене в два раза большей, чем по предварительным подсчетам. Открытая для транспорта 1 января 1902 года, она стала самой современной дорогой в Бухаре. Местами дорога была покрыта щебнем, и через равные интервалы на ней располагались почтовые отделения. Другая дорога, строившаяся с 1900 года и содержавшаяся за счет подневольного труда местных жителей, прошла вдоль правого берега Амударьи и наконец соединила все русские пограничные посты от Керки до Чубека, где поворачивала на север от реки и заканчивалась в Кулябе. В начале XX века доступ русских во внутренние районы Восточной Бухары облегчился за счет строительства дорог из Самарканда в Каратаг, из Ферганы в Гарм и из Ферганы в Калаихум.
Появление в 1880-х годах железной дороги привело к расширению русской почтовой системы до Бухары, и вскоре почтовые отделения открылись в Новой Бухаре, Старой Бухаре, Чарджоу и Керки. Еще одним результатом строительства железной дороги стало удлинение до Чарджоу телеграфной линии, которая первоначально была построена в 1884 году и связывала Каттакурган и Бухару. В 1896 году была проложена новая телеграфная линии из Чарджоу до Керки и Келифа, а в 1902-м появилась еще одна, протянувшаяся вдоль почтовой дороги из Самарканда в Термез. К 1914 году телеграфные провода протянулись по берегам Амударьи от бухарского Термеза в хивинский Ургенч и Петро-Александровск. В 1896 году по истечении 12-летнего договора между эмиром Музаффаром и Назаровым первоначальная телеграфная линия, которая проходила вдоль дороги, находившейся в плохом состоянии, местами на восемь миль отходившей от железной дороги и, таким образом, остававшаяся вне контролируемой русскими железнодорожной зоны и потому почти недоступная для ремонтных бригад, была перенесена за счет Бухары на железнодорожные телеграфные столбы.
