Предзнаменования и сборники предсказаний не могли удовлетворить всех потребностей. В затруднительном положении отдельный человек или даже целый полис обращались в святилище, где действовал оракул, и задавали ему вопрос, который их беспокоил. Таких оракулов, пророчествующих «по заказу», было много в греческом мире, и вплоть до римской эпохи появлялись все новые. Но далеко не все имели одинаковую репутацию. Большинство из них ограничивались рамками местного значения, как, например, оракул в святилище Деметры в Патрах, в Ахайе: «Здесь имеется, — говорит Павсаний, — очень правдивый оракул. К нему обращаются не по всем вопросам, а только по вопросам здоровья. На кончик веревки вешают зеркало и опускают в источник, стараясь не погружать его глубоко, а так, чтобы вода лишь касалась его ободка. Затем, помолившись богине и совершив воскурение фимиамом, смотрят в зеркало, которое показывает больного живым или мертвым». Другие оракулы пользовались большей славой: оракул Амфиарая на границе Аттики и Беотии, Трофония в Лебадее, в Беотии, или Аполлона в святилище Бранхидов, или Дидимейоне, около Милета, в Ионии. По словам Геродота, именно к этим трем оракулам, помимо Дельфийского и Додонского, обращался Крез — знаменитый лидийский царь, который хотел испытать их правдивость: и лишь Амфиарайский и Дельфийский оракулы дали ему приемлемый ответ.
В Додоне, расположенной в долине в глубине эпирских гор, в двадцати километрах к юго-западу от озера Янина, Зевс являл свои предсказания у подножия горы Томара через шелест дубов и шум ветра. От сооружений классической эпохи не осталось никаких следов. Высокий священный дуб, о котором Одиссей вспоминает в поэме Гомера (XIV, 327–328) также исчез: над грекоримскими развалинами возвышается лишь большое ореховое дерево. Однако тексты говорят нам о жрецах, обслуживавших святилище: о седлах, которые спали на голой земле и никогда не мыли ноги, о трех пророчицах, рассказавших Геродоту легенду о египетском происхождении оракула, в которую историк не поверил. Зевс Найос говорил посредством листвы дубов, шелест которой толковали жрецы. Был и другой способ узнать божественную волю: его описал Страбон. Жители Керкиры принесли в дар святилищу медный сосуд, водружаемый на колонну. Рядом, на другой колонне, стояла статуя ребенка, державшего кнут с тремя медными цепочками: эти цепи под действием ветра бились о сосуд, и прорицатели читали в этих звуках предсказание. Поэтому Каллимах в гимне «К Делосу» (стих 286) говорит о селах как о «служителях сосуда, который никогда не умолкает». Надо полагать, что ответы Зевса удовлетворяли паломников, поскольку с гомеровской эпохи до римского периода Додона оставалась знаменитым и авторитетным оракулом. Конечно, отдаленное и труднодоступное положение посреди нелюдимых гор Эпира не манило к нему делегации греческих полисов с их вопросами. Однако к этому древнему оракулу сохранялось глубокое почтение, и население региона регулярно обращалось к нему с простейшими вопросами о своей скромной судьбе. Во время раскопок, помимо прекрасных медных статуэток, было обнаружено множество свинцовых пластинок, на которых были высечены формулировки вопросов и которые датируются периодом от IV века до римской эпохи. На них можно прочитать, например, следующее: «Гераклеид вопрошает бога, будет ли у него потомство от его нынешней жены Эглеи». Ответ вписан не был.
Но ни один оракул не мог соперничать с Дельфийским. Святилище Аполлона, расположенное на южном подножии горы Парнас, под крутыми скалами Федриад, являл путешественникам величественный вид «скалистой местности, напоминающей театр» — по описанию Страбона (X, 417): «Перед городом, на южном берегу, возвышается гора Кирфис с обрывистыми склонами. Между двумя из них течет река Плейст, углубляясь в расщелину». Повсюду крутые склоны или отвесные скалы: «скалистый Пифон» — так они названы в «Гомеровском гимне к Аполлону». Немного растительности есть на склонах и ниже уровня святилища, там, где многовековым трудом выращивались оливы и распахивались поля. Пейзаж с его сильными перепадами высот представлял великолепную панораму: Дельфы на высоте около 600 м, вершина Федриада свыше 1200 м и Кирфис, достигающий 900 м. Однако впечатление отнюдь не угнетающее: широкое небо простирается над гребнем Кирфиса, на который зигзагообразно ведет дорога из Антикиры к Коринфскому заливу; долина реки Плейст на востоке выходит к современному городку Арахова в направлении Ливадии (Лебадеи), Фив и Афин; и, наконец, если смотреть на запад от святилища, взгляд падает на горный выступ, который является продолжением огромной скалы, на которой располагалась Криса (ныне Хриссо), а немного поднявшись и пройдя на запад несколько сотен метров, можно добраться до террасы, возвышающейся над горами Локриды, оливковой равниной Амфисы и бухтой Галаксиди, где неподалеку от Итеи находился в древности и существует по сей день морской порт, обслуживавший святилище и окружающую местность. Вот здесь-то и процветал самый знаменитый в древнем мире оракул.
Гомер лишь однажды упомянул его в «Одиссее» (VIII, 79–81). Однако с VII века роль Дельф становится значительной. Это был период колонизации, и по соображениям религиозного характера будущие колоны не решались начать путешествие, не посоветовавшись с богом. «Есть ли хоть одна греческая колония, основанная без участия оракулов Дельф, Додоны или Аммона?» — скажет позднее Цицерон в своем сочинении «О дивинации» (I, 3). Дельфы были наиболее привлекательными, как видно из истории Батта в Кирене или Фаланфа в Таренте. Во время раскопок слоев микенского и геометрического периодов были найдены лишь скромные сооружения, грубые статуэтки из терракоты, изображающие божество женского пола с распростертыми руками, несколько маленьких медных фигурок мужчин и изделия из керамики бытового назначения. Однако в слое VII века обнаруживаются более значительные находки: медные щиты с рельефами и насеченным орнаментом, шлемы, домашняя утварь из меди, в частности треножники — медные котлы на подставке из трех ножек, которые вскоре станут традиционным приношением Аполлону Дельфийскому. Первая священная война (600–590), освободив Дельфы от влияния фокейцев и обеспечив святилищу покровительство Амфиктионии, еще больше подняла престиж оракула. Вторая часть «Гомеровского гимна к Аполлону» под названием «К Аполлону Пифийскому» была, скорее всего, написана после этих событий. Каменный храм был построен в VII веке. Он сгорел в 548 году. К тому времени его окружал с десяток зданий; в большинстве своем это были сокровищницы, построенные греческими полисами. Для восстановления храма воззвали к щедрости народа, и он проявил ее превосходным образом. Пожертвования приходили отовсюду — и от куртизанки Родопис, брат которой Сафо погиб в Навкратисе, и от фараона-филэллина Амасиса: известность оракула, которому Крез к тому времени уже преподнес роскошные дары, распространилась далеко за пределы греческого мира. Могущественный афинский род Алкмеонидов, находясь в изгнании, взял под свое руководство восстановление здания, и реконструкция завершилась в 510 году: результат превзошел все ожидания.
Во время греко-персидских войн оракул чудом избежал разграбления и обогатился за счет пожертвований ex-voto победивших греков. Также известно, как во время последующих братоубийственных войн амбиции полисов столкнулись в своеобразном соперничестве за самый великолепный дар Дельфам. В IV веке случилось другое бедствие — оползень, разрушивший храм Алкмеонидов в 373 году: на этот раз единодушие греков проявилось в добровольных взносах от полисов и частных лиц. Прерывавшаяся на время третьей и четвертой священных войн реконструкция продолжалась вплоть до эпохи Александра: новый храм, немного отличавшийся от предыдущего, простоял до конца античной эпохи. Именно его видел Павсаний, и несколько колонн этого храма были обнаружены французскими археологами. Еще в IV веке, несмотря на разграбление сокровищницы бога фокейцами, дары продолжали поступать, украшая святилище: Фивы и Кирена, в частности, возвели сокровищницы в изящном архитектурном стиле, которые дополнили те, что были построены другими городами ранее.
Этот краткий очерк об истории, которую источники, памятники и надписи позволяют изучить в деталях, дает представление о том, каков был авторитет Дельф в архаическую и классическую эпоху. Бог вмешивался не только в колонизационные дела, но также и в религиозную сферу, которая зачастую была тесно связана с политикой. Когда реформатор Клисфен давал названия десяти филам, заменившим в Афинах четыре родовые филы, он обратился именно к Дельфийскому оракулу, чтобы выбрать десять имен среди ста героев, предложенных в качестве покровителей (эпонимов) этих новых фил. В отношениях между полисами оракул также имел веское слово: поэтому те, кто оказывался в невыгодном положении по предсказаниям оракула, иногда обвиняли его в пристрастности — то по отношению к персам во время греко-персидских войн, то к Спарте во второй половине V века, то к Филиппу Македонскому. Тем не менее, правдивы или безосновательны были эти обвинения, они не повлияли на авторитет Аполлона Дельфийского. Его роль в собственно политических делах сводилась к ручательству за начинания, а не к прямому участию. Его непосредственное вмешательство спровоцировала Амфиктиония во время священных войн. Помимо этих частных случаев Дельфы были лишь свидетелем, а не участником.
