– Что у меня мало дела и без вашего Корпуса?! Вот директор уже существующего корпуса и я ничем не могу ему помочь, а вы нашли время открывать еще Морской Корпус!
Не понимаете вы этого? Что вы, ребенок?
И, сунув Машукову в руку его доклад, генерал властно указал ему на дверь. Старший лейтенант вышел… чтобы на другое утро стать в очередь к девяти часам.
Капля воды долбить камень.
Терпение и труд все перетрут.
На одиннадцатый день своего терпеливого стояния, H.H. Машуков добился своего желанного «штата».
Генералам стало стыдно; они его просмотрели и утвердили.
На заседании у генерала Деникина в Таганроге сам Главнокомандующий предложил ст. лейт. Машукову возглавить открытый им Морской Корпус и хотел назначить его директором Корпуса.
Но честный, деликатный и скромный Н.Н. Машуков наотрез отказался от этого почетного места, доложив, что на таком посту стоял всегда опытный и уважаемый Флотом адмирал, а что он еще слишком молод и не имеет опыта для воспитания юношей. Генерал Деникин оценил его скромность и обещал рассмотреть список кандидатов-адмиралов.
Н.Н. Машуков предполагал стать инспектором классов М.К.
Вскоре затем он появился опять в Севастополе, где хлопотал у адмирала Саблина крейсер «Память Меркурия», который хотел поставить у берега Морского Корпуса, чтобы его динамо-машиной освещать здания корпуса и предоставить само судно для летнего жилья кадетам и гардемаринам и в помощь изучению морского дела.
Этот проект не прошел, так как Севастопольский порт нашел возможность поставить на участок М.К. маленькую электрическую станцию, которая и осветила флигеля.
От Командующего Флотом Машуков поехал в порт торопить полковника Заборовского с началом работ в Корпусе. От него приехал ко мне и передал приказы о назначении ротными командирами капитана 2-го ранга Кольнера – гардемаринской, а меня кадетской ротами. Сделал все нужные распоряжения о приеме присылаемых им для воспитанников английского и французского обмундировали, белья от Красного Креста, одеял и простынь от комитетов и Земского Союза. Просил принимать их и делить, по-братски между гардемаринами и кадетским цейхгаузами.
Просил меня взять на себя преподавание морского дела, как в гардемаринской, так и в кадетской ротах, говоря, что эта наука самая важная, родная и близкая всякому моряку, должна преподаваться с детства, чтобы внушить кадетам любовь к родному флоту и морю. Я, конечно, с радостью согласился, т.к. любимым делом моим было преподавать, да и «Морское дело» мне было хорошо знакомо, как преподававшему эту науку в Петроградском М. Корпусе в течение многих лет.
Затем H.H. Машуков поручил мне, до приезда нового заведующего хозяйственной частью, начать наем прислуги корпуса, согласно утвержденным штатам. Пробежав еще раз по всем зданиям корпуса, который для него становился «родным детищем» и дорогой, неусыпной, отеческой заботой, Николай Николаевич снова уехал на свой корабль, которым он так доблестно помогал Белым Орлам бороться против красного дракона.
О чем красноречиво гласил приказ генерала Деникина:
«Командиру вспомог. крейсера «Цесаревич Георгий», ст. лейт. Машукову Добровольческая Армия обязана рядом ценных услуг (21 мая 1919 г.)».
100.000 рублей, данные с таким добрым желанием к.-адм. Саблиным, стали превращаться в работу, а мертвый участок Морского Корпуса начал, потихоньку, снова оживать.
Стук молота, визг пилы зазвучали на горе в главном здании.
Каменщики проламывали дверь в белой стене, ограждавшей «Голландию» от Корпуса.
К пристани стали подходить баржи на буксирах с мастеровыми и материалами из порта. Приезжал полковник Заборовский.
В белый флигель ко мне стали приезжать просители наниматься на разные должности в корпус.
Светлая радость быть снова командиром роты, преподавать любимое дело, видеть родных кадет на строевой площади между флигелями разбудила во мне вновь былую энергию созидания и бодрость жизни, и я носился по участку, наблюдая за новой жизнью и работой, принимая на пристани людей и материалы.
Так бежали дни за днями.
В один из приездов ко мне H.H. Машукова, по его просьбе, дал я ему прекрасную фотографию «Морского Корпуса в Севастополе».
Это был высокий, длинный, с белыми колоннами и астрономическим куполом дворец на высокой горе, сходящий сотнями ступеней к берегу моря.
Эту прекрасную фотографию еще недостроенного корпуса Н.Н. Машуков развернул на столе в каюте «Цесаревича Георгия» перед генералом Деникиным и воскликнул: «Ваше Превосходительство, вот какое дивное здание пропадает! Помогите его достроить – это Морской Корпус!»
Главнокомандующий залюбовался этим зданием и спросил Машукова:
– Много вам надо денег на его достройку и прием воспитанников ?
– 17.000.000 (семнадцать миллионов), Ваше Превосходительство! – ответил Машуков.
– Я вам верю. Давайте бумагу. Я вам дам, – сказал генерал Деникин и подписал поданную ст. лейт. Машуковым «смету на достройку Корпуса».
Н.Н. был в полном восторге. Темно-карие глаза его .ликовали; за спиной развертывались сильный орлиные крылья, руки были развязаны, свободна была творческая воля. Громадный, сильные деньги были в руках, а в них жизнь любимого детища. Хотелось выбежать на палубу и, обратись лицом к Севастополю, прокричать громким ликующим голосом: «Ура! Да здравствует Морской Корпус!!! Ура!…»
И многоголосым эхом ответили бы ему старые, седые холмы Севастополя, Малахов Курган, белые скалы Инкермана и Братское кладбище: «Ура! Машукову! Да здравствует Машуков!» И бронзовый памятник адмирала Нахимова одобрительно кивнул бы навстречу своим строгим взором. Славный адмирал, столь горячо любивший Флот и колыбель его – Морской Корпус.
14 октября 1919 года к часу доклада и приема у Главнокомандующего в Таганроге в приемной комнате собрались офицеры штаба. Разговор коснулся открываемого Морского Корпуса, которым теперь интересовался весь флот.
Сегодня решался выбор директора Корпуса, который все еще не был назначен. Среди присутствующих звучали имен адмиралов Ненюкова, Зеленецкого, Остелецкого и Евдокимова.
В зал выходили две двери. Одна вела в кабинет вице-адмирала Герасимова, другая – к генералу Деникину.
Первая дверь отворилась и на пороге появился адмирал Герасимов, держа в руке доклад и приказы по Морскому ведомству. Офицеры штаба стали просить адмирала о назначении директором Ненюкова или Зеленецкого. За золотым пенсне янтарной искоркой блеснули на них темно-бархатные глаза и властные губы еле заметно улыбнулись. Адмирал прошел во вторую дверь.
В приемной водворилась тишина ожидания.
Через четверть часа дверь из кабинета генерала Деникина отворилась и в приемную вышел Адмирал Герасимов.
Хлопнув широкой загорелой рукой по докладу, он сказал: «Готово. Директор назначен». Офицеры встали и с любопытством обступили его. – «Кто же, кто?» – послышалось со всех сторон: «Зеленецкий или Ненюков?»
– Контр-адмирал Ворожейкин, – ответил Начальник Главного Морского Управления и янтарек опять заиграл в бархате глаз.
– Как?.. Почему? – спросили офицеры.
– Он детей любит, пусть их и воспитывает, — ответил адмирал Герасимов и, улыбнувшись доброй улыбкой, прошел к себе в кабинет, оставив в приемной удивленных офицеров, безмолвно смотревших друг на друга.
В тот же день был издан приказ о назначении директора Морского Корпуса и копия этого приказа срочною почтою полетела в Севастополь контр-адмиралу С.Н. Ворожейкину; и, когда она попала ему в руки, бывший директор Морского Корпуса снова приехал на родной ему участок и начатую им великую постройку и, встреченный мною на знакомой ему пристани, вошел вновь в свою прежнюю директорскую квартиру, прошел все, пустые еще комнаты, вышел со мною на балкон с белыми колоннами.
В ту же минуту на соседней горе Братского кладбища ударил колокол пирамидального храма.
– Ваше Превосходительство, ваше возвращение в Корпус свершается под звон колоколов, – сказал я адмиралу.
Голосом полного удовлетворения и совершенной справедливости адмирал ответил: – «Да, Владимир Владимировичу вот какова судьба: я снова директор. Дай Бог, чтобы здесь жилось и работалось хорошо». – Он посмотрел добрыми, голубыми глазами на высокий крест Братского храма и розовые полные щеки его горели в золоте заходящего солнца.
Оно приветствовало директора своей прощальной улыбкой и окунулось в Черное море.
Долетел приказ о назначении директора Морского Корпуса и до Машукова и задумался он над ним глубоко. Вспомнилась далекая Одесса. Радостная, ликующая и нарядная в дни освобождения от большевиков.
Благодарная своему освободителю, она устраивает генералу Деникину торжественную встречу; праздник в честь его и вечером парадный спектакль в большом театре. Блестящий зал переполнен нарядной публикой, хрустальный люстры льют снопы радужного света на партер и переполненные ложи.
