крупные города не могли надеяться прокормить себя за счет собственных прилегающих сельских районов и зависели от провизии, доставляемой со значительного расстояния. Фландрия, наиболее урбанизированный регион Франции, зависела от поставок продовольствия по дорогам и рекам, выходящим далеко за пределы провинции на север Франции, в Эно, Брабант и Рейнланд. Париж обеспечивала корпорация привилегированных оптовых торговцев,
Парижской Ганзой речных купцов, которая по королевскому указу имела право контролировать торговые перевозки по всей долине Сены от Ножана до моря, а также по большей части долины Уазы [8]. Это было чудо коммерческой организации, но этого было недостаточно. Первое предупреждение прозвучало во время голода 1305 года, когда булочникам Парижа пришлось заколотить свои лавки от толпы. Затем последовали голод 1315–17 годов и эпидемии 1320-х и 1330-х годов. Некоторые северные города потеряли десятую часть своего населения от чумы. Во Фландрии уровень смертности был выше. Чем выше была плотность населения, тем сильнее было бедствие. Периге, который был одним из самых густонаселенных городов южной Франции, потерял треть своих жителей во время голода 1330-х годов. Война стала еще одним бедствием, дополнившим несчастье этих мест. Они были гораздо более уязвимы для нее, чем за столетие до этого. Их разросшиеся пригороды могли быть разрушены своими армиями или сожжены вражескими. Блокада дороги или реки могло означать голод в течение нескольких недель; сожженный урожай — голод в течение большей части года [9].
Промышленное производство Франции было сосредоточено в одной отрасли — текстильной — и в одном регионе — северо-западе: Фландрии, Артуа, Пикардии и небольшом количестве городов в соседних провинциях Нормандии и Шампани. Во Фландрии развитие текстильной промышленности привело к тому, что из небольших деревень выросли большие города, что вызвало взрыв коммерческой активности, не имевший аналогов в европейской истории до XIX века. Гент, насчитывавший около 60.000 жителей, был крупнейшим городом Северной Европы после Парижа. Аррас, Дуэ, Брюгге, Ипр и Лилль, хотя и были меньше, но по меркам любого другого региона были очень значительными. В этом замкнутом уголке королевства собирался многочисленный пролетариат, производивший ткани, основную часть международной торговли и на протяжении всего средневековья единственный промышленный продукт, производимый в большом количестве на экспорт. Производство такого масштаба требовало упорядоченности и значительного капитала. И то, и другое обеспечивал небольшой класс купцов, которые также почти в каждом случае составляли правящую олигархию города. Они привозили сырую шерсть из Англии и продавали ее самозанятым ремесленникам, чтобы те ткали, чистили и красили ее в многочисленных небольших мастерских. Довольно часто купец также поставлял оборудование и сдавал в аренду помещения. По окончании процесса изготовления тканей он выкупал готовый продукт и продавал его посредникам, в основном итальянцам, для продажи в Испании, России и на Ближнем Востоке. На этом были сделаны большие состояния.
Контрасты богатства и бедности было нелегко скрыть в тесноте средневековых городов. В тесных домах внутри стен и в лачугах с соломенными крышами разросшихся предместий, ремесленники жили в условиях, возможно, не более убогих, чем у среднестатистического северного крестьянина, но испытывали горькое возмущение от того, что им приходилось жить бок о бок с купечеством и показным богатством финансистов, от которых они зависели. В 1280 году произошли восстания в Ипре, Брюгге и Дуэ. В 1301 году в Брюгге и Генте вспыхнуло гораздо более серьезное восстание под руководством "льстивого и говорливого" ткача Питера Конинка, которому на некоторое время удалось вытеснить правительство торговой олигархии. Эти события оказались первыми из серии городских революций во Фландрии, которые нанесли серьезный ущерб единственной важной отрасли промышленности Франции. Часть торговли, которую потеряла Фландрия, переместилась на юг, в более старые и спокойные города, такие как Амьен и Руан. Но большая ее часть переместилась за пределы королевства на имперские территории Эно и Брабанта.
Эти события имели для Франции более серьезные последствия, чем разорение некоторых фламандских капиталистов и смещение олигархий северных городов. Ткацкие станки Фландрии протянули через восточную Францию один из главных торговых путей Европы. За тридцать лет до смерти Карла IV международные ярмарки в Шампани, проводившиеся последовательно в Ланьи, Бар-сюр-Обе, Провене и Труа, были центром европейского банковского дела, где торговцы тканями встречались с итальянскими посредниками, финансировавшими торговлю. Но к 1328 году ярмарки утратили свое банковское дело, и их значение как места обмена товарами стало быстро ослабевать. Отчасти это было естественным следствием географических изменений, которых невозможно было избежать: новые схемы торговли через альпийские перевалы уводили основные маршруты дальше на восток, а открытие итальянцами морского пути в Северную Европу через Гибралтарский пролив вообще обошло Францию стороной. Но этот процесс ускорялся из-за проблем Фландрии и политики французской короны. Короли неоднократно вступали в конфликты с графами Фландрии, конфискуя товары их подданных. В 1297 году фламандцы потеряли свои товары по всей Франции. В 1302–1305 годах Филипп IV Красивый запретил им участвовать в ярмарках, а в 1315 году его сын повторил этот запрет. Фламандцы отошли на второй план. Итальянские торговцы, чьи собственные зарождающиеся суконные производства во Флоренции и Милане начинали конкурировать с фландрскими, все чаще находили возможности своей деятельности в других местах. Филипп IV Красивый ускорил уход фламандце с рынка, подвергнув их преследованиям, принудительным займам и дискриминационному налогообложению [10].
Платный проезд в ворота — красноречивое свидетельство экономического упадка. К югу от Арраса, на перекрестке дорог в Бапом, который давным-давно обозначал границу Фландрии, стояли большие ворота с платным проездом, перекрывавшие главные дороги из Парижа в промышленные города Фландрии и на восток из городов Шампани в атлантические порты. Пошлины упали на две трети сразу после бедствий во Фландрии в 1302 году и еще раз, хотя и на меньшую величину, во время кризиса 1313–15 годов. Сборщики пошлин на подступах к альпийским перевалам рассказали ту же историю о непостоянном, но упорном снижении пошлин с золотых лет конца XIII века [11].
* * *
Несмотря на видимое напряжение, которое бедствия начала XIV века нанесли французскому обществу, мало кто из современников мог предвидеть политические катастрофы двух следующих царствований. В 1328 году они испытывали такой же трепет перед Францией, как и раньше. Они все еще видели богатое сияние золотого XIII века, века Людовика Святого, Романа о Розе и великих готических соборов и аббатств, возведенных в стиле откровенной роскоши, которую хронист Жуанвиль [12] уподобил иллюминации рукописей лазурью и золотом. Парижский университет действительно был, как описал его в 1323 году один ирландский путешественников, "домом и кормилицей богословской и философской науки, матерью свободных искусств, госпожой справедливости и эталоном морали, зеркалом и светильником всех богословских добродетелей". Архитектура Иль-де-Франс завоевала исконные традиции всех западноевропейских стран и на некоторое время полностью завладела ими. Итальянские дворяне изучали французскую моду и
