Ознакомительная версия.
Но наставником Феди Тютчева был неординарный человек — Семен Егорович Раич, поэт, переводчик, издатель, педагог. «…Провидению угодно было вверить моему руководству Ф. И. Тютчева, вступившего в десятый год жизни, — вспоминал Раич. — Необыкновенные дарования и страсть к просвещению милого воспитанника изумляли и утешали меня; года через три он уже был не учеником, а товарищем моим, — так быстро развивался его любознательный и восприимчивый ум!»
Раич готовил своего воспитанника в университет, где он в качестве вольнослушателя присутствовал на лекциях с осени 1817 г., а с ноября 1819 г. — он уже своекоштный студент, но совсем скоро, через два года, Тютчев подает прошение о разрешении ему держать выпускные экзамены, которые он выдерживает и получает «кандидатское достоинство». В феврале 1822 г. он в сопровождении отца приехал в Петербург и был зачислен на службу в Государственную коллегию иностранных дел «с переименованием в губернские секретари». Он останавливается в доме дальнего родственника, героя Отечественной войны графа Остерман-Толстого, потерявшего руку в сражении при Кульме. Именно он испросил для Тютчева место сверхштатного чиновника дипломатической миссии в столице королевства Баварии Мюнхене, куда он уехал 11 июня 1822 г. «Странная вещь — судьба человеческая! — писал он родителям. — Надобно же было моей судьбе вооружиться уцелевшею Остермановою рукою, чтобы закинуть меня так далеко от вас!» Тютчев провел за границей 22 года, лишь ненадолго приезжая в Россию в отпуск.
Дом этот тесно связан с памятью о декабристах. В приезды в Москву Д. И. Завалишин останавливался обычно у мачехи Л. В. Толстой на Большой Грузинской улице либо у ее сестры Е. В. Тютчевой здесь, в Армянском переулке. Он вспоминал, как привез из Петербурга рукопись «Горя от ума»: «Привезенным мною экземпляром немедленно овладели сыновья Ивана Николаевича, Федор Иванович, Николай Иванович, офицер гвардейского Генерального штаба, а также и племянник Ивана Николаевича Алексей Васильевич Шереметев, живший у него в доме». Член Союза благоденствия А. В. Шереметев жил с матерью Надеждой Николаевной, урожденной Тютчевой, и сестрами; женатый на его сестре Анастасии И. Д. Якушкин вспоминал, как его арестовали: он был в этом доме и вечером 10 января 1826 г. «спокойно пил чай дома, вдруг вызвал меня полицмейстер Обрезков… Я зашел в сопровождении полицмейстера проститься с женой, сыном и тещей». Его жена после ареста прожила здесь вместе с детьми около года.
В уцелевшем после пожара 1812 г. здании в конце года разместилась Московская практическая академия коммерческих наук — учебное заведение для детей мещан и купцов. Она расположилась на втором этаже, а первый и третий — «в видах экономии» — были отданы внаем. Академия занимала дом Тютчевых до ноября 1814 г.
В 1831 г. Тютчевы решили продать этот большой дом: «7 апреля на дворная советница Екатерина Львова продала Московскому попечительству о бедных духовного звания для благотворительного заведения в пользу бедных духовного и разного звания людей крепостной свой каменный трехэтажный дом на белой земле» за 81 тысячу рублей.
Попечительство устроило в нем богадельню, называвшуюся по фамилии благотворителя Горихвостовской. Рассказывается, как Д. Н. Горихвостов спросил у митрополита Филарета, что нужно сделать, чтобы войти в Царство Небесное, на что митрополит ответил: вытри слезы вдов и прислушайся к вздохам сирот. Он так и сделал: пожертвовал большую сумму на устройство богадельни для вдов и сирот священников. Она стала одной из лучших в Москве: «Высокие, светлые, просторные залы старинного барственного дома, со всеми остатками древней роскоши: прекрасным паркетом, громадными трюмо, мраморными колоннами и подоконниками, служат богаделенными палатами, в которых размещены древние старушки где по 4, где по 6, и не свыше как по 8 человек, смотря по размеру комнат. У каждой чистенькая постель и свой особый уголок со столиком или шкапчиком, сундуком и двумя-тремя стульями на случай гостей. Харчи простые, но здоровые и сытные: щи с мясом, каша, жареный картофель… Что касается отдельных квартир для вдов с детьми, они состоят каждая из одной или двух комнат». В 1832 г. в северной части дома построили церковь Св. Дмитрия Солунского (соименного благотворителю).
Богадельня оставалась здесь и в 1920-х гг., но называлась уже Домом соцобеспечения, почему-то имени Некрасова. Об этом доме однажды рассказывал Илье Ильфу знакомый, участвовавший в концерте для его обитателей: «Вспомнил, как в комнату, где стояло потрепанное пианино, бесшумно сползались старушки в серых, мышиного цвета, платьях и как одна из них после каждого исполненного номера громче всех хлопала и кричала «Биц!». Ну, и еще последняя, совсем уже пустяковая деталь: парадная дверь была чертовски тугая и с гирей-противовесом на блоке. Я заприметил ее потому, что проклятая гиря — когда я уже уходил — чуть не разбила мне футляр со скрипкой… Прошло некоторое время, и, читая впервые „Двенадцать стульев”, я с веселым изумлением нашел в романе страницы, посвященные „2-му Дому Старсобеса”… И до сих пор я не могу избавиться от галлюцинаций: все чудится, что Альхен и Паша Эмильевич разгуливают по двору невзрачного особняка в Армянском переулке».
Впоследствии тут были многочисленные коммунальные квартиры, пока дом не выселили и начали реставрацию для Российского детского фонда, который и сейчас помещается здесь. В день празднования 200-летия Ф. И. Тютчева 5 декабря 2003 г. перед домом был открыт скромный и строгий памятник-бюст (скульптор Ю. Ф. Иванов, архитектор Е. В. Степанов).
Последний дом в переулке (№ 13) скрыт в глубине двора, и в переулок выходит лишь торец его. Этот участок в 1630-х гг. принадлежал подьячему Дмитрию Ключареву и некоему Василию Ляпунову. В следующем столетии им владеют уже титулованные хозяева — князья Голицыны, при которых и появился здесь солидный каменный дом. Первый известный нам владелец записан в переписной книге 1716 г. — это князь Сергей Борисович Голицын, сын воспитателя Петра Великого боярина Бориса Алексеевича, потом усадьба перешла к его дочери княжне Марии Сергеевне и к сыну Алексею Сергеевичу (при которых, возможно, и построили главный дом).
В 1754 г. он перешел за 4 тысячи рублей к Якову Лукичу Хитрово. Еще в молодости Петр I определил его по морскому делу — двенадцатилетним мальчиком отправили в математическую школу, откуда выпустили гардемарином и послали за границу доучиваться. Он не стал настоящим моряком, а занялся флотскими хозяйственным делами. В 1753 г. назначили президентом Вотчинной коллегии, потом сенатором, а закончил он свою жизнь в 1771 г. в чине действительного тайного советника. Возможно, что дом получил классический облик именно при владельцах из рода Хитрово.
Сын вдовы Я. Л. Хитрово от первого брака Д. Н. Лопухин продал это владение в 1798 г. Авдотье Николаевне Левашовой, жене сенатора Федора Ивановича, флигель-адъютанта Екатерины II и полковника, ставшего тайным советником и сенатором.
Это один из московских адресов А. И. Герцена. Дом Левашовых в 1819–1821 гг. снимает его отец, «капитан гвардии» Иван Алексеевич Яковлев. Вместе с ним жил и его брат, сенатор Лев Алексеевич. Как писал Герцен в «Былом и думах», «…хозяйство было общее, именье нераздельное, огромная дворня заселяла нижний этаж… общая прислуга состояла из тридцати мужчин и почти стольких же женщин».
В 1839 г. дом перешел от Василия Федоровича Левашева (он продал его за 70 тысяч рублей) к богатой купеческой семье Карзинкиных. Сын основателя Иван Андреевич в 1857 г. купил Большую Ярославскую мануфактуру, старейшее текстильное производство, основанное еще в 1722 г., и с Г. М. Игумновым учредил паевое товарищество по управлению фабрикой, которая во второй половине XIX в. интенсивно развивалась. Так, в начале 1914 г. на ней работало почти 2 тысячи ткацких станков с 11 тысячами рабочих, и она занимала второе место в России по количеству веретен. Сначала использовался американский хлопок, но после завоевания Туркестана владельцы переключились на среднеазиатский, для чего построили сеть приемных пунктов, хлопкоочистительных заводов и складов. Это было начало промышленного производства хлопка в российской Средней Азии.
Сын Ивана Андреевича Иван вместе с П. Г. Шелапутиным занимался Балашихинской мануфактурой, так же как и сын Алексей Иванович и внук Лонгин Алексеевич. Третий сын, Сергей Иванович, продолжил дело отца в Ярославской мануфактуре. Он собирал картины и устроил в своем доме картинную галерею. Его вдова Юлия Матвеевна владела усадьбой в Троице-Лыкове, где устроила лечебницу и богадельню, пожертвовала большой участок земли для приюта слабоумных детей. Старший сын их Сергей Сергеевич довольно неудачно занимался делами фабрики, тратил большие средства на личные нужды, увлекся ресторанным и гостиничным делом — он открыл Большую Московскую гостиницу на Воскресенской площади, не дававшую дохода.
Ознакомительная версия.
