Ознакомительная версия.
Король бросил якорь у небольшой горы, известной под названием мыс Лимассол, остальные корабли стали вокруг него. В Троицын день король сошел на берег, но после того, как мы прослушали мессу, поднялся ужасный ветер со стороны Египта. Он гнал корабли с такой силой, что из двух тысяч восьмисот рыцарей, которых король взял с собой в эту экспедицию, осталось не более семисот, а остальных ураган разъединил с отрядом и занес в Акру и другие чужие земли, откуда рыцари долго не могли выбраться и присоединиться к королю.
В понедельник после Троицына дня ветер стих. Король и те, кто милостью Божьей были с ним, сразу подняли паруса. Мы встретили князя Морейского и герцога Бургундского, который временно находился в Морее. В четверг после Троицына дня король прибыл к Дамьетте, где мы увидели много воинов султана, выстроившихся на берегу. Они являли собой красивое зрелище, поскольку их оружие было украшено золотом и ослепительно сверкало на солнце. Шум, который эта армия создавала своими трубами и сарацинскими рогами, ужасал.
Король собрал своих баронов, чтобы узнать, что, по их мнению, необходимо предпринять. Многие считали, что следует подождать, пока к ним не подойдут остальные, поскольку с королем осталось не более трети сил. Но король не пожелал слушать такие советы. Причина, которую он изложил, заключалась в том, что любая задержка лишь укрепит боевой дух врага. Более того, в Дамьетте не имелось безопасной гавани, где можно было бы дождаться подхода остальных сил, не опасаясь, что сильный ветер отнесет оставшиеся корабли в другие земли, как это случилось на Троицу.
Было решено, что король высадится на берег в пятницу после Троицы[324] и даст бой сарацинам, если только те не откажутся сражаться. Король приказал Джону Бомону дать галеру мне и Эрару де Бриену, чтобы мы и наши рыцари добрались до берега, поскольку большие корабли не могли к нему подойти. <…>
Когда король узнал, что знамя Сен-Дени уже на берегу, он стал нервно шагать взад-вперед по палубе галеры, отказался, несмотря на увещевания папского легата[325], который был с ним, быть вдали от эмблемы своего государства и решительно прыгнул в воду, которая доходила ему до подмышек. С висящим на шее щитом, с копьем в руке и со шлемом на голове он двинулся вперед и вскоре присоединился к своим воинам на берегу. Выйдя на землю, король посмотрел на врагов, спросил, кто они, и получил ответ, что это сарацины. Король взял копье под мышку, прикрылся щитом и уже был готов броситься на них, если бы окружавшие не удержали его благоразумно.
Трижды сарацины посылали султану голубиной почтой сообщения, что король высадился на берег, но так и не получили ответа, потому что султан был болен. Решив, что их повелитель скончался, сарацины оставили Дамьетту. Король послал рыцаря узнать, действительно ли враги покинули город. По возвращении тот сообщил, что был во дворце султана и все правда. Король сразу послал за легатом и всеми епископами, которые были с ним, и все вместе запели Te Deum laudamus (Тебя, Бога, хвалим). Потом король и все мы сели на коней и стали лагерем у Дамьетты.
Турки поступили очень неумно, когда оставили Дамьетту и не уничтожили мост из лодок, что очень помешало бы нам. Но они доставили нам серьезную неприятность, предав огню базар, где хранились и продавались самые разные товары. Это было так же плохо, как если бы – не приведи Господь – в Париже кто-нибудь поджег мост Пти-Пон.
А теперь мы должны признать, что всемогущий Бог был очень милостив к нам, когда спас от опасности и гибели во время высадки, потому что мы были пешими, а нас атаковали всадники. Господь также оказал нам великую милость, отдав в наши руки Дамьетту, ибо иначе мы смогли бы взять ее, лишь уморив врагов голодом. Именно так король Жан взял ее во времена наших отцов.
За быстрым взятием Дамьетты последовал довольно длительный период относительного бездействия. Частично виной тому был разлив Нила, но Людовик Святой также хотел дождаться прибытия подкрепления, прежде чем предпринимать дальнейшие действия. Наконец 12 ноября 1249 года армия покинула Дамьетту и направилась в сторону Мансуры. Шли медленно, преодолевая многочисленные препятствия в виде каналов и притоков Нила, которые пересекали дельту. В декабре продвижение вперед вообще прекратилось на шесть недель – христианская армия столкнулась с упорнейшим сопротивлением египтян. В феврале 1250 года крестоносцы пробились в лагерь египтян и едва не обратили противника в беспорядочное бегство. Однако египетское войско перегруппировалось и после ожесточенных сражений отбросило крестоносцев на исходные позиции.
Обе стороны понесли тяжелые потери, но западные лидеры надеялись, что египетское правительство будет повержено после бойни в Мансуре. После еще восьми недель ожидания стало ясно, что армия не сможет двигаться дальше, и началось всеобщее наступление к Дамьетте.
Людовик Святой и его армия попадают в плен
[326]
Когда король увидел, что если он и его армия останутся здесь, то все умрут, он принял решение уходить и приказал армии в среду через неделю после Пасхи[327] сниматься с места и попытаться вернуться в Дамьетту. Он послал сказать морякам на галерах, что необходимо собрать всех больных и доставить их в этот город. Кроме того, он приказал Жослену де Корно с братьями и инженерами обрезать канаты, державшие мост между нами и сарацинами. Но они не сумели этого сделать.
Мы – я и двое рыцарей, оставшихся со мной, – вместе с моими слугами погрузились на судно во вторник после обеда. Когда начало темнеть, я сказал морякам, чтобы они подняли якорь, и пусть нас понесет вниз по течению, но они ответили, что не рискнут пойти на это, поскольку люди султана на галерах, стоявших между нами и Дамьеттой, убьют нас. Тем временем команда нашей галеры развела большие костры, чтобы привлечь внимание больных, которые стягивались к берегу реки. Пока я убеждал моряков, что мы должны двигаться, сарацины вошли в лагерь, и при свете костров я видел, как они убивали бедняг на берегу.
Пока моя команда поднимала якорь, те, кто должны были собрать больных, обрубили якорные и швартовные канаты своих галер, и эти корабли, проходя с двух сторон вплотную к нашему суденышку, зажали его и едва не потопили. Однако мы избежали опасности и поплыли вниз по течению.
Король, который тоже очень страдал от болезни, поразившей лагерь, а также от жестокой дизентерии, мог легко скрыться на галерах, если бы захотел. Но он сказал, да благословит его Бог, что никогда не покинет своих людей. Ночью он несколько раз терял сознание, а поскольку из-за мучившей его дизентерии он постоянно посещал уборную, то пришлось обрезать нижнюю часть его панталон.
Когда мы спускались вниз по реке, люди на берегу кричали, чтобы мы подождали короля, а поскольку мы отказались это сделать, они стали стрелять в нас из арбалетов. Пришлось остановиться и ждать, пока нам позволят продолжать путь.
Здесь я должен прерваться и рассказать вам, каким образом король был взят в плен, о чем он поведал мне лично. Он сказал, что оставил свой отряд и вместе с Жоффруа де Саржине примкнул к отряду Готье де Шатийона, который составлял арьергард.
Король также сказал, что из всех его рыцарей и оруженосцев при нем остался только Жоффруа де Саржине, который и привел его в деревушку, где он был взят в плен. Король рассказал, что Жоффруа де Саржине защищал его от сарацин, как добросовестный слуга защищает кубок своего хозяина от мух. Каждый раз, когда сарацины приближались, он хватал копье, которое держал лежащим между собой и лукой седла, зажимал его под мышкой и отгонял врагов от короля.
Таким образом он доставил короля в деревушку, где его отнесли в какой-то дом, и, скорее мертвого, чем живого, положили на колени женщине, которая, как выяснилось, была родом из Парижа. Тогда казалось, что он не доживет до утра. Прибыл Филипп де Монфор и сказал королю, что виделся с эмиром, с которым обсудил вопрос перемирия, и, если его величество пожелает, он может вернуться к этому человеку и заключить перемирие на условиях, предложенных сарацинами. Король сказал, что согласен, и попросил Филиппа де Монфора сделать это. Филипп де Монфор отправился к сарацину, и тот снял тюрбан с головы и кольцо с пальца в знак того, что будет нерушимо соблюдать условия перемирия.
А тем временем наших людей постигли большие неприятности. Предатель – оруженосец по имени Марсель – начал кричать, обращаясь к армии: «Рыцари, сдавайтесь, так приказал король! Не дайте его величеству быть убитым!» Все поверили, что король действительно так повелел, и стали отдавать свои мечи сарацинам. Эмир, видя, как сарацины берут наших людей в плен, сказал Филиппу, что теперь у него нет необходимости соблюдать условия перемирия, поскольку наши люди уже в плену.
Хотя все наши люди были захвачены, Филиппу де Монфору, который был послом, удалось остаться на свободе. Но в стране неверных существовал плохой обычай: когда король отправлял послов к султану или султан к королю и если кто-то из этих монархов умирал до возвращения послов, то их заключали в тюрьму или обращали в рабство, независимо от того, были они христианами или сарацинами.
Ознакомительная версия.
