Нигде в мире «холодная война» не имела такого непосредственного влияния на судьбы людей, как в оккупированной Германии. Когда США в июле 1946 г. на основе Потсдамских решений потребовали от СКС сохранения экономического единства четырех зон оккупации в целях улучшения снабжения населения, Советский Союз отклонил эти требования и определил такую политику Запада как экономическое наступление, осуществляемое в империалистических целях США. И наоборот, советская политика в германском вопросе понималась в Вашингтоне как попытка превратить всю Германию в советскую сферу влияния. В результате американское руководство решилось на то, чтобы ускорить процесс объединения западных зон, невзирая на угрозу раскола всей Германии. Поворот в американской, а также британской политике по германскому вопросу нашел свое отражение в штутгартской речи госсекретаря США Дж.Ф. Бирнса 6 сентября 1946 г., в которой он призвал немцев создать в ближайшем будущем некоммунистическое, демократическое германское государство. Первого января 1947 г. американская и британская оккупационные зоны объединились в единую экономическую зону — «Бизонию». Французская зона присоединилась к ним лишь 8 апреля 1949 г. Так возникла «Тризония» — экономический и политический предшественник Федеративной Республики Германии. Чтобы предотвратить угрозу раскола, земельное правительство Баварии 6 июня 1947 г. пригласило глав всех земельных правительств в Мюнхен на общегерманскую конференцию. Она сорвалась еще до официального открытия: сразу же возникли острые разногласия по повестке дня.
Но это касалось политиков. Обычных немцев на улицах — «простых потребителей по имени Отто» — волновали совсем иные заботы. На первый план выдвинулись экономические проблемы: нужда, забота о хлебе насущном. Так как предложение товаров было очень ограничено, в то время как следствием военной экономики стало обилие обесцененной денежной массы, пышным цветом расцвел черный рынок. Чтобы выжить, на этот рынок устремилась значительная часть населения. За большие деньги или в обмен на что-либо здесь продавалось почти все. При этом важную роль играли «сигареты в качестве валюты»: кто имел американские сигареты, мог выменять на них хлеб и масло в неограниченном количестве. У кого ничего этого не было, вынужден был ездить за продовольствием в деревню, выживал при поддержке состоятельных друзей или за счет американских благотворительных организаций, «пакетная помощь» которых с 1946 г. спасла сотни тысяч людей от голода.
Американское правительство с озабоченностью взирало на экономическую разруху, царившую тогда по всей Европе. В этой связи в Государственном департаменте США опасались возникновения благоприятных условий для распространения коммунизма. Поэтому новый госсекретарь США Дж. Маршалл 5 июня 1947 г. предложил всем европейским народам программу помощи, включавшую кредиты, поставки продовольствия и сырья. Эта программа помощи (план Маршалла) была сразу же отклонена Советским Союзом и странами, входившими в сферу его влияния. Однако для экономического возрождения Западной Европы, включая и западные зоны Германии, она оказалась в высшей степени полезной. Для включения западных зон Германии в план Маршалла прежде всего потребовалось коренное изменение валютно-денежного обращения: необходимо было нормализовать соотношение товарной и денежной массы. В западных зонах 20–21 июня 1948 г. была проведена денежная реформа[73]; одновременно экономический директор «Бизоний» Людвиг Эрхард (1891–1977) единолично объявил об отмене бюрократического распределения товарных запасов и регулирования цен. Черный рынок исчез за одну ночь. В то время как полки в магазинах наполнялись товарами, ранее придерживавшимися под прилавком, руководство советской зоны, как бы вдогонку, провело свою денежную реформу, которая должна была распространяться также на весь Берлин. Западные державы, напротив, ввели в своих секторах Берлина новую немецкую марку. На этот шаг Запада СССР ответил введением 24 июня 1948 г. тотальной блокады Берлина.
«Сдача Берлина означала бы потерю Европы» — это признание британского министра иностранных дел Эрнеста Бевина определило берлинскую политику Запада. Неожиданно для Москвы державы Запада ответили на блокаду Берлина созданием такого большого воздушного моста, которого история до сих пор еще не знала. Уникальные организационные и человеческие усилия позволили во время одиннадцатимесячной блокады совершить почти 200 тыс. полетов и доставить по воздуху в Берлин почти 1,5 млн. тонн продовольствия, угля, стройматериалов. Каждые две-три минуты на одном из трех западноберлинских аэродромов приземлялся самолет. Между тем раскол города завершился. Коммунистический путч осенью 1948 г. изгнал из резиденции в берлинской ратуше свободно избранный магистрат Берлина, который нашел новое прибежище в здании западноберлинской ратуши Шёнеберг. В то время как возглавляемый Эрнстом Рейтером (СДПГ) городской магистрат Западного Берлина успешно противостояло советской блокаде, советские оккупационные власти создали в Восточном Берлине свой собственный магистрат под руководством Фридриха Эберта (СЕПГ) — сына бывшего рейхспрезидента. Тем самым политический раскол столицы Германии завершился.
Общественность в значительной степени недооценила тогда человеческую и политическую драму берлинских событий, конечным результатом которой стала разделенная Германия. Первого июля 1948 г. военные губернаторы трех западных оккупационных зон передали главам правительств западногерманских земель «Франкфуртские документы», в которых ставилась задача созыва конституционного Национального собрания. В этих документах содержался также Оккупационный статут, призванный регулировать отношения между западными союзниками и будущим германским правительством. Как уже не раз бывало в немецкой истории, германские земли вновь создавали общую государственность. Поэтому собравшиеся в баварском дворце Херренхимзее представители глав западногерманских земельных правительств выработали конституционный проект, который они предъявили Парламентскому совету, состоявшему из представителей земельных парламентов. Совет собрался 1 сентября 1948 г. под стеклянными взглядами двух чучел жирафов в зоологическом музее Бонна, чтобы в дальнейшем продолжать под руководством председателя ХДС Конрада Аденауэра обсуждать в расположенной поблизости педагогической академии боннский Основной закон, провозглашенный с разрешения военных губернаторов трех западных союзников 23 мая 1949 г.
То, что с основанием Федеративной Республики Германии путь, ведший к долговременному расколу страны, был почти пройден, в те дни осознавали лишь немногие. На последнем обсуждении в Парламентском совете 8 мая 1949 г. процесс раскола ускорило замечание Аденауэра: «Мы здесь должны принять решение не по десяти заповедям Господним, а по закону, который призван действовать лишь в переходный период». С тех пор Боннская республика осознавала себя в качестве временного управляющего «провизориума» — переходного государства на пути назад, к национальной германской государственности.
Так же обстояло дело с конституционным проектом, формально одобренным 22 октября 1948 г. в Восточном Берлине Немецким народным советом, в котором доминировала СЕПГ. Конституция должна была распространяться на всю Германию. И в Германской Демократической Республике, которая начала существовать с 7 октября 1949 г. на основе этой конституции, создание германского национального государства также на первых порах считалось непременной и ближайшей целью.
XIII. Разделенная нация (1949–1990)
Два германских государства в залах ожидания мировой политики — таково было серьезное изменение «германского вопроса». Вместо одной Германии в центре Европы в 1949 г. появилось две Германии, обе оказавшиеся в опасном пространстве глобальных силовых систем и поэтому пользовавшиеся покровительством держав-гегемонов — США и Советского Союза. То, что сильнее всего бросалось в глаза в отношении двух германских государств, под знаком «холодной войны» в большей или меньшей степени касалось всей Европы. Хор европейских государств смолк. Давление каждой из противостоящих сторон на Восточную и Западную Германию ослабляло стремление к национально-государственной исключительности. К тому же после взрыва атомной бомбы над Хиросимой б августа 1945 г. и первой советской атомной бомбы в августе 1949 г. государственный суверенитет был определен заново. Казалось, что свободой действий в серьезных ситуациях обладали отныне только ядерные державы, в то время как суверенитет государств Европы в каждом случае соотносился с положением соответствующей лидирующей державы. Каждая из них раскрывала над своей сферой интересов ядерный зонтик и диктовала требуемые условия в политике, экономике, а также в идеологии. Они должны были господствовать под этим прикрытием. Традиционное притязание национальных государств на самоопределение связывалось с биполярной политикой, доминировавшей в военном, идеологическом и экономическом смыслах. Сталин внес на сей счет ясность уже весной 1945 г., заявив в беседе с югославскими коммунистами: «Эта война не такая, как в прошлом; тот, кто занимает территорию, устанавливает там свою общественную систему. Каждый вводит свою систему, насколько сможет продвинуться его армия. По-другому не может быть».
