Широкие тупые носы барж медленно дробили белый лед, оставляя позади темную полосу воды, быстро покрывающуюся ледяной коркой. Борта судов скрипели от сильного давления и ударов льдин, наносимых течением. Переправа через реку больше напоминала полярную экспедицию.
На протяжении первых десяти дней немцы не ослабляли натиска и продолжали атаки, как правило, небольшими силами, иногда с применением танков. Схватки носили ожесточенный характер. Рота бойцов из 347-го стрелкового полка русских, окопавшаяся всего в двухстах метрах от берега, за дни боев сократилась до девяти человек. 6 ноября рота была окружена, и командир, лейтенант Андреев, поднял оставшихся в живых автоматчиков в атаку. Вовремя подоспевшее подкрепление отбросило немцев от северной переправы 62-й армии. Русские тщательно изучили систему световой сигнализации врага и, используя трофейные сигнальные ракеты, вызывали огонь немецкой артиллерии на немецкие же позиции.
Полоска ничьей земли между позициями противников была настолько узка, что для дезертиров, казалось, не осталось ни одного шанса. Несмотря на это, перебежчики все-таки находились, правда, теперь с немецкой стороны. В секторе обороны, который занимала 13-я гвардейская стрелковая дивизия, произошел такой случай. Немецкий солдат выбрался из занимаемого немцами дома и бросился к зданию, где укрепились русские. Немецкие солдаты, очевидно, желая поддержать своего товарища, кричали: «Рус! Не стреляй!» Когда перебежчик преодолел уже половину пути, один из русских солдат, недавно прибывший на фронт, выстрелил в него из окна верхнего этажа. Раненый немец продолжал, шатаясь, брести вперед, крича: «Рус! Не стреляй!» Но раздался еще один выстрел, и немец упал. Ночью русские пробрались к телу убитого, но обнаружили, что немцы опередили их и забрали оружие и документы своего соотечественника. После этого эпизода советское командование издало приказ: «Усилить среди бойцов разъяснительную работу. Категорически запретить стрелять в немецких перебежчиков». До сведения солдат также был доведен приказ №55, предписывающий гуманное обращение с перебежчиками противника. В том же секторе обороны было замечено, что немецкие солдаты нередко поднимают руки из траншей, надеясь на случайное ранение. Политотделом немедленно было отдано указание усилить пропаганду с применением листовок и громкоговорителей.
11 ноября перед рассветом началось последнее немецкое наступление. Ударные части 71-й, 79-й, 100-й, 295-й, 305-й и 389-й пехотных дивизий вместе с четырьмя свежими саперными батальонами атаковали узлы сопротивления русских. И хотя немецкие части понесли большие потери в предыдущих боях, численность их была еще велика.
Наступлению, как обычно, предшествовали авианалеты немецких бомбардировщиков из 8-й воздушной армии. Генерала фон Рихтгофен крайне раздражало это правило, он считал его проявлением «армейской ограниченности». Еще в начале месяца на встрече с Паулюсом и Зейдлицем Рихтгофен выражал недовольство действиями авиации, говорил о ее неэффективности по сравнению с артиллерией и полной бесполезности для последующих действий пехоты. 11 ноября немецкая авиация нанесла удары по позициям 62-й армии. Самым заметным ее успехом стало разрушение заводских труб в промышленном районе города.
Отважно сражалась сибирская дивизия Батюка, удерживая позиции на Мамаевом кургане, но главный удар немцы нанесли несколько севернее, по направлению к химическому комбинату «Лазурь» и железнодорожному узлу. Здесь атаковала 305-я пехотная дивизия немцев, усиленная саперными батальонами. Поначалу им удалось захватить несколько зданий, но вскоре русские в яростной контратаке их отбили. На следующий день натиск армии вермахта в этом секторе прекратился.
Еще севернее, зажатые между заводом «Баррикадный» и берегом Волги, отчаянно сопротивлялись бойцы 138-й стрелковой дивизии. На винтовку у них оставалось по тридцать патронов, на каждого солдата – по пятьдесят граммов черствого хлеба в день.
В ночь с 11 на 12 ноября советская 95-я стрелковая дивизия атаковала немцев восточнее завода «Баррикадный». Однако атака русских была остановлена очень быстро благодаря массированному огню немецкой артиллерии. Артобстрел начался в пять часов утра и не ослабевал в течение полутора часов. Потом в атаку бросилась немецкая пехота, стараясь вклиниться в оборону противника. Около десяти часов утра немцы ввели в бой свежие войска, часть которых нацелилась на нефтяные цистерны на берегу Волги. Советские бойцы отразили этот удар, уничтожив группы автоматчиков, прорвавшихся к реке. Были подбиты три немецких танка. Один из русских батальонов сократился до пятнадцати человек. Каким-то чудом эти люди смогли удержать позиции всего в семидесяти метрах от Волги. К счастью для русских, вскоре им на помощь подошел еще один батальон.
Из морских пехотинцев, охранявших командный пункт полка, выжил лишь один человек. Его правая рука была сломана, и стрелять он не мог. Тогда солдат спустился в бункер, сложил в пилотку гранаты и бросал их левой рукой. Еще один взвод, в котором осталось только четверо бойцов, израсходовал все боеприпасы. Солдаты послали раненого в тыл с донесением: «Перед нами крупные силы противника. Открывайте огонь по нашей позиции. Прощайте, товарищи, мы не отступили».
Плывущий по Волге лед сильно затруднил снабжение 62-й армии всем необходимым. У берегов разбить лед можно было только с помощью лома. 14-го ноября пароход «Спартаковец» перевез на правый берег, прямо к заводу «Красный Октябрь», четыреста бойцов и сорок тонн груза и забрал под огнем триста пятьдесят раненых. Но такие удачные рейсы случались нечасто. Команды спасателей дежурили ночи напролет. Если судно зажимало льдинами, спасатели немедленно бросались на помощь, ведь неподвижный корабль представлял собой очень легкую мишень. Рихтгофен с ядовитой иронией заметил: «Когда Волга замерзнет, русским в Сталинграде придется туго». И действительно, советским войскам не на что было рассчитывать. Кроме того, дни становились все короче, а погода день ото дня ухудшалась.
Паулюс находился в страшном напряжении. Доктор предупредил его о возможности нервного срыва, если он не будет давать себе отдыха. Один из штабных офицеров так объяснял состояние Паулюса: «Гитлер одержим идеей взять Сталинград. Для уничтожения последних очагов сопротивления в городе он приказал пополнять пехотные части даже танкистами». Командиры танковых соединений были потрясены этим нелепым распоряжением, но не смогли убедить Паулюса отказаться выполнять приказ. В конце концов они постарались собрать пополнение для пехотных частей из запасных водителей, поваров, санитаров и сигнальщиков, только бы сохранить опытных танкистов, поскольку без них боеспособность танковых частей была равна нулю. Большие потери среди танкистов в сложившейся обстановке могли иметь серьезные, даже губительные последствия.
Генерал фон Зейдлиц тоже был встревожен. К середине ноября офицеры штаба 6-й армии с горечью констатировали: 42 процента личного состава батальонов практически уничтожены, большая часть пехотных рот насчитывает менее пятидесяти человек, из трех-четырех рот после слияния получается только одна. Зейдлица заботило еще и положение дел в 14-й и 24-й танковых дивизиях, которые необходимо было снарядить заново и подготовить к неизбежным потерям в зимних боях. Генерал был уверен, что сражения продлятся до конца года. К тому же Гитлер сам говорил Зейдлицу еще в начале октября, что немецкие войска должны быть готовы ко всем тяготам русской зимы. Примерно в этот же период фюрер в своей мюнхенской речи хвастливо заявлял, что «время не имеет значения».
Самые тяжелые потери германская армия несла среди офицеров и младшего командного состава. Настоящих боевых командиров осталось очень немного. «Это уже не те немцы, с которыми мы дрались в августе, – писал в своем дневнике русский солдат. – Да и мы уже другие». Старые фронтовики, как немцы, так и русские, утверждали, что первыми всегда погибают самые лучшие, самые храбрые. В штабе 6-й армии офицеры вермахта с тоской думали о весне 1943 года. Элементарный арифметический подсчет показывал, что германская армия больше не может себе позволить такие потери. Разговоры о героизме и поднятии боевого духа казались теперь просто неуместными. Все сильнее становились дурные предчувствия. Только сейчас немецкие солдаты и офицеры стали осознавать неотвратимость возмездия. Салютуя павшим героям. Красная Армия направляла стволы своих орудий не в воздух, а в противника.
План операции «Уран», массированного советского контрудара, направленного против 6-й армии немцев, разрабатывался долго и тщательно. Это было довольно необычно, принимая во внимание свойственную Сталину нетерпеливость и импульсивность. Видимо, в этот раз желание взять реванш было настолько сильным, что он смог держать себя в руках.
