или даже осуждались как ложные (так называемые ереси).
В конце первого тысячелетия в Западной церкви начали появляться новые элементы вероучения, которые смущали Восточную церковь. Одно из этих богословских нововведений касалось учения о Святой Троице: на Западе стали учить о том, что Святой Дух – одно из трех лиц Святой Троицы – исходит не только от Бога-Отца, но и от Бога-Сына: Filioque – «и от Сына». Эти слова были даже добавлены в латинский текст Символа Веры. Начиная с VII в. это учение распространялось по перифериям западного мира, а папский престол долго отказывался его признавать и тем более вносить в Символ Веры.
Другим новшеством стало переосмысление роли римского епископа (папы). Связано это было с тем, что римская кафедра на Западе (в отличие от Византии) была единственным патриархатом, а также единственной кафедрой, основанной апостолами: апостол Петр считался первым епископом Рима. К этому прибавлялось значение Рима как имперской столицы. Конечно, все это делало роль римского папы для Запада уникальной. На Востоке папа воспринимался как один из пяти патриархов: наравне с ним были патриархи Аександрии, Антохии, Иерусалима и, наконец, Нового Рима – Константинополя. Когда учение об исключительности Рима в вопросах церковного управления начало оформляться в официальную доктрину, церкви на Востоке просто не понимали, как такое может быть.
Помимо этих двух моментов – Filioque и учения о папской власти, – были еще споры о том, на каком хлебе нужно служить литургию: на квасном или пресном. Со временем на католическом Западе появится учение о чистилище – третьем пространстве загробного мира, отличного от рая или ада.
Собор, собравшийся в Константинополе в 879–880 гг. по инициативе патриарха Фотия и в присутствии посланников от римского папы (его легатов) постановил, что к Символу Веры не может быть прибавлений (речь шла о Filioque), а если кто их введет, то подлежит анафеме. Это было последним общим решением церкви до раскола XI в.
Каждое поколение византийцев стремилось разрешить проблему церковного разделения с Римом: они помнили и о прежнем единстве, и о заповеди Христовой – «да будут все едино». Единство могло быть восстановлено путем переговоров, а могло – путем одностороннего возвращения отступивших. Но в древности оно обычно восстанавливалось на соборах. В XIII в. император Михаил VIII Палеолог вступил с католической церковью в личную унию: он перешел в католичество на Лионском соборе 1274 г. Это не только не было признано православной церковью как пример для подражания, но и сам император оказался лишен христианского погребения: его отказались отпевать как православные, так и католики.
В 1430-х гг. появилась надежда на то, что единство Востока и Запада можно попытаться восстановить на общем соборе, а не путем личных переходов или закулисных переговоров. Связано это было с возрождением соборного движения на Западе, так называемым «консилиаризмом». Это движение за увеличение роли соборов в управлении церковью было реакцией на усиление власти папы, которое как для правителей, так и для епископов Германии и северных стран Европы было и неудобно, и непонятно исторически. Вылилось это в собор, который собрался в швейцарском Базеле без благословения папы Евгения IV, правившего в то время в Риме. Собор длился с 1431 по 1449 г. Все это время католическая церковь была фактически разделена на сторонников папы и сторонников собора. И для каждой стороны оказалась важна поддержка православной церкви. Сторонники собора – епископы из Германии, Швейцарии, Англии, Скандинавии – знали, что в православной церкви сохраняется соборная структура, а папские претензии на власть были одной из причин раскола. Так что у отцов Базельского собора были основания считать, что именно они могут найти общий язык с православными. И они позвали представителей православной церкви приехать на их собор для восстановления единства. Быть может, этот вариант был утерянным шансом для восстановления единства Востока и Запада, а также для того, чтобы избежать Реформации, ведь злоупотребления папства были одной из ее причин?
Узнав о переговорах «консилиаристов» с православными, папская сторона тоже стала предлагать православным общий собор. Созыв папой собора, а уж тем более вместе с православными, лишил бы церковную оппозицию на Западе ее главных аргументов.
К кому стоило ехать византийцам? Вроде бы сходные представления о соборности сближали их с Базелем. Но исторически с католиками северных стран у византийцев было меньше контактов, чем с Римом. Италия воспринималась как очень близкая страна. Да и разделение произошло в свое время именно с Римской кафедрой! Был и политический вопрос: Византия видела в объединении с западными христианами возможность спасения Константинополя от турок. Это казалось возможным в случае объявления очередного крестового похода. А за это отвечал папа. Да и контактов было больше с итальянцами, которые имели свои торговые представительства (а заодно и монастыри) прямо в Галате – пригороде Константинополя.
Для византийцев был еще вариант устройства собора в Константинополе. Это могло бы стать видимым продолжением древних вселенских соборов, которые как раз и собирались на территории империи. Однако материальных ресурсов на это не имелось, а западным было дешевле привезти к себе православную делегацию, нежели ехать самим. Проведение собора на своей территории им было куда удобнее.
В итоге император Иоанн VIII Палеолог и патриарх Иосиф II решили вместе с большой православной делегацией отправиться в Италию на папских кораблях.
4. Путешествие в Италию и начало заседаний
Собор, который в католической церкви считается XVII Вселенским, длился с перерывами почти семь лет – 1438– 1445 гг. Он заседал сначала в Ферраре, потом во Флоренции и, наконец, в Риме. Православные принимали в нем участие в 1438–1439 гг., в Ферраре и во Флоренции. Византийская делегация состояла примерно из 30 человек, и в ней были представлены все поместные церкви, включая Русскую митрополию Константинопольского патриархата: она была представлена митрополитом Киевским Исидором и епископом Суздальским Авраамией вместе с их свитой.
Византийцы отплыли из Константинополя в конце ноября 1437 г. и прибыли в Венецию 8 февраля 1438 г. Переезд был совершен на папских кораблях и на папские средства. Дошло немало свидетельств греческих авторов об осторожном отношении многих членов делегации к перспективам собора еще до начала его работы. «Прибыв туда, мы немедленно на опыте узнали отношение к нам латинян, – писал св. Марк Эфесский, – иное, нежели надеялись. И немедленно нам пришлось отчаяться в благополучном конце».
Однако есть свидетельства и о том, что православные (а среди них и св. Марк Эфесский – единственный участник собора, не подписавший его решения) вначале воспринимали
