Руководство Красной Армии понимало важность защиты советского воздушного пространства от вражеской разведки. Оно также понимало необходимость защиты авиации от уничтожения, чтобы обеспечить наземные силы поддержкой, которая им потребуется в случае войны. На совещании высших командиров Красной Армии, которое проходило в Москве 23–31 декабря 1940 года нарком обороны Тимошенко заявил, что «Решающий эффект авиации ‹в наступательных операциях› достигается не в рейдах в далеком тылу, а в соединенных действиях с войсками на поле боя, в районе дивизии, армии». [337] Командующий Киевским особым военным округом, а позднее — начальник Генштаба, генерал Жуков также подчеркнул роль авиации: «Армейские командующие и их начальники воздушных сил должны принимать особые меры, чтобы не дать возможности уничтожить их авиацию на своих аэродромах. Лучшим способом для этого является неожиданная атака нашей авиации на аэродромы противника и рассредоточенное расположение нашей авиации на аэродромах, с камуфляжным оснащением и противовоздушной защитой»[338].
Мысль о роли авиации развил командующий Военно-Воздушными Силами Красной Армии Павел Рычагов, который определил задачи воздушных соединений во время войны: выигрывать превосходство в воздухе, взаимодействовать с войсками на поле боя, защищать войска, действовать против оперативных/стратегических резервов и тыловых служб противника, снабжать разведывательной информацией, основанной на воздушной разведке, обеспечивать успех парашютных десантов и воздушно-десантных войск при их применении. Рычагов предупредил, что «базирование большого количества самолетов для выполнения этих задач, требует хорошо развитую сеть аэродромов, а на каждом аэродроме должно быть, в среднем, не более двадцати пяти самолетов». [339] В то время как согласие по этим вопросам среди руководства Красной Армии, естественно, существовало, конкретные действия для поддержания этого согласия почти полностью отсутствовали. И только, к примеру, 19 июня 1941 года было принято постановление Совета Народных Комиссаров и Центрального Комитета ВКП(б) о «маскирующей окраске самолетов, взлетно-посадочных полос, палаток и аэродромных сооружений». [340]
Базирование было особенно проблематичным в западных приграничных районах, где в 1941 году размещалось сорок восемь процентов из семидесяти авиационных дивизий Красной Армии. Предполагалось, что эти части будут нести основную тяжесть ожидаемых налетов Люфтваффе в попытке завоевать превосходство в воздухе. Плохие условия и неудобное расположение авиасоединений в приграничных районах облегчало немцам возможность преуспеть в этом. Многие советские аэродромы были расположены только в десяти — тридцати километрах от границы. Истребители и бомбардировщики зачастую базировались на одном аэродроме. Взлет во время вражеской атаки был затруднен из-за большого скопления самолетов. Многие авиаполки только что получили новые машины, но это означало, что новые и старые самолеты были скучены на одном поле; более того, не хватало пилотов, чтобы укомплектовывать экипажи. В Прибалтийском военном округе 118 самолетов не имели экипажей; в Западном особом военном округе — 430, а в Киевском — 342. Противовоздушные силы были слабыми, а мероприятия по маскировке еще не были проведены. В Прибалтийском военном округе авиационные соединения получили приказы провести в ночь с 21 на 22 июня тренировочные полеты; в результате, когда их атаковало Люфтваффе, большинство бомбардировочных полков были заняты послеполетной проверкой и заправкой, а пилоты были освобождены для отдыха и спали. В Западном особом военном округе истребители были рассредоточены по всей длине границы. Девятая смешанная авиадивизия, которая только что получила 263 самолета МИГ-1 и МИГ-3, была особенно близкой к границе; 420 бомбардировщиков ПЕ-2 были предназначены для бомбардировочных полков Девятой и Одиннадцатой смешанных авиадивизий — их экипажи только начали осваивать эти новые самолеты.
В 23.00 21 июня вражеские диверсанты перерезали телефонные провода между штабом ВВС Западного особого военного округа и авиационными дивизиями и полками. Ситуация ухудшилась из-за отсутствия связи со службой воздушного наблюдения, оповещения и связи (ВНОС), которая еще не начала функционировать эффективно. ВВС Киевского особого военного округа также были не готовы. Из-за плохой работы ВНОС, авиачасти, базирующиеся на аэродромах вблизи к границе, не получили предупреждения вовремя. [341] На декабрьском 1940 года совещании проблемы ВНОС были кратко перечислены Голиковым, который указал их важность, отметив, что наступающие моторизованные части могут быть стерты вражескими пикирующими бомбардировщиками, если не получат предупреждения об их приближении. Постов ВНОС не хватало, чтобы гарантировать раннее предупреждение, а те, которые существовали, были плохо подготовлены и оборудованы. Их единственным средством связи были телефонные линии — радиостанции отсутствовали. Как отметил Голиков, немецкие системы раннего предупреждения намного превосходили те, которыми располагала Красная Армия. [342]
Несмотря на общее согласие на декабрьском совещании по вопросу о том, что требуется сделать для усовершенствования авиационных составляющих приграничных военных округов, мало, что было сделано, а что сделано — сделано плохо. В действительности же, это немцы осуществили на своей стороне границы те самые программы, которые предписывали на декабрьском совещании докладчики. Например, они отремонтировали и модернизировали существующие польские аэродромы, построили новые поля и взлетные полосы, многие с подземными складами горючего и вооружения. Проводившиеся в течение многих месяцев разведывательные аэрофотосъемки дали возможность немцам следить за советскими усилиями улучшить состояние дел в приграничной авиации. Неожиданное нападение Люфтваффе нанесло массированные удары по советским фронтовым аэродромам с большой точностью, лишив советские наземные войска воздушной поддержки, когда они в ней больше всего нуждались.
Инциденты с немецкими облетами советской территории происходили еще с сентября 1939 года, но, вероятно, не считались серьезной проблемой. Граница между СССР и оккупированной немцами Польшей вначале была военной демаркационной линией, и немецкие пилоты могли легко оправдаться тем, что сбились с пути. Однако в начале 1940 года советские пограничники обосновались на новой границе и начали действовать против этих облетов, которые приняли характер организованной воздушной разведки. 10 февраля 1940 года немецкий самолет проник в советское воздушное пространство на глубину в два километра. Пограничники открыли огонь из пулеметов, и самолет вернулся на германскую территорию. 11 февраля произошло еще три инцидента — последний связан с возвращением одного из самолетов с нашей территории. Тут опять пограничники открыли огонь, и самолет скрылся в немецком воздушном пространстве. [343] Положение ухудшилось 17 марта, когда отряд немецких самолетов в количестве тридцати двух единиц проник в советское пространство в районе 86-го Пограничного отряда в Западном особом военном округе. Пограничники открыли огонь по самолетам, когда они стали возвращаться. Один самолет был сбит и упал в пятидесяти метрах от границы; один летчик был убит, второй смертельно ранен. Сообщая об инциденте, Белорусский пограничный округ отметил, что только в этом районе с декабря 1939 года уже было двенадцать случаев нарушения советского воздушного пространства. В одном случае разбился советский истребитель, пытавшийся заставить приземлиться немецкий самолет. Советский пилот погиб. Рапорт заканчивался просьбой дать инструкции пограничникам на случай продолжения нарушений советского воздушного пространства. НКВД СССР представило материалы вниманию Сталина. Как будто чтобы подчеркнуть настоятельность проблемы, 19 марта произошел еще один инцидент в полосе Киевского особого военного округа. Пять немецких самолетов разведывательного типа пресекли границу и направились на восток. По тревоге поднялись в воздух советские истребители, но доложили, что не могут обнаружить немцев. Штаб Шестой армии сообщил, что самолеты приземлились на советской территории. Выяснилось, что у одного из самолетов кончилось горючее, он пытался сесть, но потерпел аварию; остальные самолеты приземлились благополучно, и их пилоты объяснили, что они совершали тренировочный полет, потеряли направление, и у них кончалось горючее. Инцидент был доложен Берия заместителем наркома НКВД И.И. Масленниковым. [344]
Реакция Сталина была быстрой. 29 марта 1940 года Берия издал Директиву НКВД № 102 пограничным округам на западной границе: «1) В случае нарушения советско-германской границы германскими самолетами или воздушными шарами огонь не открывать. Ограничиться подготовкой рапорта о нарушении государственной границы. 2) Немедленно заявлять устный или письменный протест по каждому случаю нарушения границы соответствующему представителю германского командования, имеющему отношение к пограничной службе. 3) Начальники пограничных войск должны принять меры для представления в Главное управление погранвойск не только срочных рапортов, но также документов и корреспонденции, относящихся к нарушению государственной границы. [345]
