На заседании Военного совета Тамбовской губернии 21 октября 1920 г. пришлось специально рассматривать вопрос о переходе некоторых красноармейских подразделений на сторону повстанцев. Губернской чрезвычайной комиссии было указано на необходимость срочно расследовать факт ухода к восставшим роты полка Западной армии и большей части отряда Губвоенкомата[513].
Положение не удалось исправить и в последующие месяцы. «В частях — мародерство, подножный корм, — докладывал в РВСР в начале марта 1921 г. глава Полномочной комиссии ВЦИК В. Антонов-Овсеенко, — ненадежность комсостава, боеготовность крайне низкая… Эти части — чудовищная мозаика всяких войсковых отбросов (за небольшим исключением). Некоторые определенно связаны с бандитами»[514].
Отмеченные В. Антоновым-Овсеенко факты мародерства со стороны красноармейцев осложняли обстановку в деревне. В тоже время серьезные изъяны в деле снабжения войск продовольствием являлись не только следствием нераспорядительности и хищений, но и сознательного саботажа отдельных представителей местных советских органов.
На устойчивость красноармейских частей значительное влияние оказывала пропагандистская работа повстанцев. Политический руководитель «антоновщины» эсер, председатель губернского «Союза трудового крестьянства» (СТК) И. Иншин организовал распространение в населенных пунктах программы восстания. Основные ее положения сводились к лозунгам «Долой продразверстку», «Да здравствует свободная торговля», «Советы без коммунистов» и т. д. Понятно, что эти лозунги были рассчитаны не только на местное сельское население, но и на военнослужащих Красной армии — в большинстве своем выходцев из деревни. И красные бойцы реагировали на проводимую пропаганду несопротивлением повстанческим отрядам, отказом участвовать в проводимых операциях, оставлением противнику оружия. Помощник начальника Штаба РККА Б. Шапошников в своей записке к Г. Ягоде просил последнего дать работающим в Тамбовской губернии чекистам задание выяснить, каким путем пополняются у повстанцев запасы оружия и боеприпасов, поскольку данных о захвате складов и арсеналов почти не поступает[515]. На основании чекистских материалов и докладов подчиненных командующий войсками Тамбовской губернии О. Скудре в одном из докладов главкому РККА отвечал на заданный вопрос так: «Наши потери в винтовках не подсчитывались… но приблизительно за 4 месяца действий фактически передано Антонову не менее 3 тысяч винтовок»[516].
В целях обеспечения безопасности действующих против повстанцев войск и их лояльности Советской власти и РКП(б), чекистскому руководству пришлось решать серьезные организационные и оперативные задачи текущего момента. Прежде всего, требовалось самым кардинальным образом укрепить губернскую чрезвычайную комиссию и особые отделы действующих частей. На это обратил внимание и В. Ленин. В ответ на получение очередной информации об успешных действиях повстанцев при захвате села Анастасьевского и о разграблении находившейся там фабрики по изготовлению шинельного сукна и валенок для нужд Красной армии он немедленно отреагировал гневной запиской Ф. Дзержинскому: «…Верх безобразия. Предлагаю прозевавших это чекистов (и губисполкомщиков) Тамбовской губернии: 1) отдать под военный суд; 2) строгий выговор объявить Корневу (командующий Войсками внутренней службы Республики — A. З.); 3) послать архиэнергичных людей тотчас; 4) дать по телеграфу нагоняй и инструкции»[517].
Надо признать, что обстановка с чекистскими кадрами в зоне восстания была достаточно сложной, а их практическая деятельность не выдерживала даже поверхностной критики. Председатели губчека не задерживались на своих должностях более полутора-двух месяцев. Один из них — Якимчик — был арестован за непринятие надлежащих мер по борьбе с бандитизмом и пьянство, а после непродолжительного следствия осужден на 5 лет в концлагерь[518].
Начальник Особого отдела Тамбовской губчека Зоммер поощрял «самоснабжение» своих подчиненных, при проведении обысков процветало хищение ценных вещей[519]. Руководитель Полномочной комиссии ВЦИК В. Антонов-Овсеенко докладывал в Москву: «Чека насыщена развращенными и подозрительными лицами и совершенно парализована. Особый отдел никуда не годен»[520].
Реакция органов госбезопасности на звучавшую критику была следующей. Президиум ВЧК на своем заседании 14 января 1921 г. постановил отозвать из Астрахани председателя губернской ИС А. Левина (Л. Н. Бельского) в распоряжение ВЧК[521]. После получения соответствующей подготовки и инструктажа он выехал в Тамбов. Заметим, что А. Левин являлся не просто опытным чекистом — он имел большую практику работы в особых отделах. В 1919–1920 гг. он возглавлял ОО ВЧК 8-й армии[522]. Данное обстоятельство имело решающее значение при выборе его кандидатуры на ответственный пост в «воюющей» губернии. Мандат, подписанный лично Ф. Дзержинским 19 марта 1921 г., гласил: «Удостоверяю, что т. Левин является полномочным представителем ВЧК в Тамбовской, Воронежской губерниях, в районе действия Тамбовской группы войск»[523].
Забегая вперед, отметим, что А. Левин полностью оправдал доверие руководства, и 23 июля 1921 г. Ф. Дзержинский и Г. Ягода известили его о состоявшемся по их представлению постановлении ВЦИК РСФСР о награждении его за особые заслуги орденом Красного Знамени[524].
Одним А. Левиным дело не ограничивается. Председатель ВЧК 12 марта 1921 г. дает указание своему оперативному секретарю В. Герсону собрать сведения о конкретных шагах по укреплению чекистских аппаратов в Тамбовской губернии и дополнительно ставит задачу начальнику Административно-организационного управления ВЧК И. Апетеру, начальнику Секретного отдела Т. Самсонову и командующему войск ВЧК В. Корневу активизировать работу против «антоновщины». Он требует: «1) усилить ЧК; 2) заменить нач. особого отдела; 3) дать зав. секретно-оперативным отделом…»[525]
В итоге Ф. Дзержинский получил информацию о том, что намеченные им меры уже практически реализованы. В частности, И. Апетер сообщил о состоявшейся переброске Особого отдела Царицынской губчека в полном составе в Тамбов. Туда же были направлены сотрудники расформированного Особого отдела Пермской губчека. Всего за февраль — середину марта в Тамбов прибыло 140 чекистов из разных районов страны[526].
Председателем Тамбовской губчека стал М. Антонов (Герман) — ответственный сотрудник особых отделов Петроградского военного округа, а затем Западного фронта.
Начальником Особого отдела Тамбовской группировки войск был назначен И. Чибисов, работавший до этого начальником ОО ВЧК 1-й армии.
Прибывшим в район восстания сотрудникам предстояло в том числе активизировать оперативное обслуживание войск, собранных для подавления «антоновщины». Поскольку для усиления работы требовалось полное взаимопонимание с командованием и, в необходимых случаях, поддержка особистов, некоторые вопросы выносились на обсуждение Полномочной комиссии ВЦИК Так, например, в протоколе ее заседания от 10 апреля 1921 г. читаем: «п. 3. Одобрить предложение губчека и особого отдела об улучшении внутренней работы в частях»[527]. При всех боевых участках в короткое время удалось сформировать особые отделения, а при некоторых воинских частях и в гарнизонах — особые пункты. Работы для них хватало. Кроме имевшихся в губернии воинских частей туда были дополнительно переброшены 15-я Сибирская кавалерийская дивизия, 14-я отдельная кавбригада, 30-я бригада 10-й стрелковой дивизии и бригада 26-й стрелковой дивизии[528].
К сожалению, красноармейские части, героически сражавшиеся в Гражданскую войну против белогвардейцев, проводя операции в районе восстания, зачастую теряли боевой дух, действовали крайне вяло и нерешительно. Кроме как нежеланием воевать с повстанцами, нельзя объяснить, к примеру, поведение командира 2-го кавполка 15-й дивизии, не принявшего решения вступить в бой, когда на глазах его подчиненных антоновцы разгромили отряд начальника 3-го боевого участка Кузнецова. В итоге: из 120 красноармейцев отряда две трети были убиты, а остальные взяты в плен[529].
В советских военных частях процветало дезертирство. Материалы, хранящиеся в РГВА, свидетельствуют, что только за два месяца (январь и февраль) 1921 г. из войск, дислоцированных в Тамбовской губернии, дезертировало 8362 человека[530]. Лишь за особым отделением 10-й дивизии значилось 114 дезертиров, находившихся под арестом[531].
