Разложению семьи способствовала политика партии по отношению к детям. Азбука коммунизма Н. Бухарина — популярнейший учебник «нового человека» в 20-е годы — гласила. «Ребенок принадлежит обществу, в котором он родился, а не своим родителям». Видный юрист, один из создателей кодекса о семье и браке, выражался еще более четко: «Необходимо заменить семью коммунистической партией».
30 сентября 1918 года, почти одновременно с кодексом о семье — ВЦИК утверждает «Положение об единой трудовой школе РСФСР». Школа революционизируется, из нее изгоняется все «устаревшее» — парты, уроки, задания на дом, учебники, отметки, экзамены. Отменяется плата за обучение, обучение становится совместным. При разработке модели новой советской школы используются наиболее передовые педагогические идеи русских педагогов, прежде всего Константина Венцеля, и западных, прежде всего американского Философа Дьюи.
Новая советская школа — свободна и самоуправляема. Управление передается «школьному коллективу», в состав которого входят ученики и все школьные работники — от учителей до сторожа. Впрочем, само слово «учитель» было отброшено. Его заменяет «школьный работник» — «шкраб».
В период гражданской войны государство не имело возможностей осуществить утопические планы построения новой школы. В конце 1923 года утверждается новая схема организации школы, которая теперь ориентируется на подготовку квалифицированных специалистов, имеющих классовое марксистское мировоззрение. В первый утопический период было достигнуто одно: сломлено сопротивление учителей против политизации школы. «Мы говорим, — заявил Ленин, — наше дело в области школьной есть также борьба за свержение буржуазии, мы открыто заявляем, что школа вне жизни, вне политики, есть ложь». Главный лозунг второго периода в истории советской школы: без коммунизма нам не нужна грамотность. Поэтому «коммунизм» вводился даже в арифметику. В качестве примера на вычитание ученикам давали задачу: восстание парижского пролетариата с захватом власти произошло 18 марта 1871 года, а пала Парижская коммуна 22 мая того же года. Как долго она существовала? Политизации обучения помогало использование новых методов — комплексного, проектного. «В СССР, — говорится в Малой советской энциклопедии, — впервые в истории школа ставит одной из своих задач борьбу с религией, становится школой антирелигиозной».
Новая школа открыто заявила, что обучение является классовой привилегией. В статье 26 «Устава единой трудовой школы», утвержденного в в 1923 году, говорилось: «Доступ в единую трудовую школу 1 и 2 ступени открыт для всех детей школьного возраста от 8 до 17 лет. В случае, когда развитие школьной сети не позволяет принять в школу всех детей, преимущество при приеме отдается детям трудящихся». Дети при поступлении в школу должны знать свое социальное происхождение, и с первых дней обучения узнают, что люди делятся на высшую категорию — трудящихся, и низшую — нетрудящихся.
Классовая школа ставила своей задачей воспитание интернационалистов. В. Н. Шульгин, один из влиятельнейших педагогов-марксистов, формулировал цели школы: «Мы не призваны воспитывать русского ребенка, ребенка русского государства, а гражданина мира, интернационалиста, ребенка, который полностью понимает интересы рабочего класса и способен драться за мировую революцию... Мы воспитываем нашего ребенка не для защиты родины, а для всемирных идеалов». Воспитание в духе «всемирных идеалов» выражалось прежде всего в борьбе с национальными корнями. «Мы поняли чуть-чуть поздно, — самокритически признавался М. Н. Покровский на 1 конференции историков-марксистов, — что термин русская история» есть термин контрреволюционный». В школе преподается история революционного движения, гражданская история отменяется: начинается манипуляция памятью. Ведется, одновременно, борьба и с русской классической литературой. «Термины «русская литература», «история русской литературы» не лишены еще прав гражданства в обиходе школьных программ, методических пособии и учебников , — возмущается пролетарский критик.
Многие классические писатели изымаются из программ совершенно, другие изучаются в специальном соусе. Так, например, произведения Пушкина, Грибоедова и Лермонтова анализировались, как образец «литературною стиля русской аристократии эпохи нарастания торгово-промышленного капитализма». Театральный цензор и театральный критик в одном лице О. Литовский одобрительно отзывался о постановке в МХАТ-1 инсценировки романа Л. Толстого «Воскресенье»: «Ф. Раскольников сделал все, чтобы выхолостить из пьесы всю реакционность толстовских философских концепций. И если, несмотря на остроту социальных ударений, найденную автором переделки, ему все же не удалось полностью вытравить толстовский дух, — то причина в «порочности» самого материала». Раскольников, со своей стороны, сделал все, что мог, улучшая Толстого.
Одним из наиболее трагических последствий военных и революционных лет была беспризорность. Сотни тысяч беспризорных детей, потерявших родителей во время бегства из фронтовых зон (в гражданскую войну фронтом была вся страна), в результате военных действий, становятся миллионами беспризорных во время голода 1921 года. По официальным данным в 1922 году в советской республике насчитывалось 7 миллионов беспризорных детей. Разрушение семьи вело к увеличению числа бездомных детей. Н. Крупская признавала в 1925 году: «Я сама раньше писала о том, что беспризорность — наследие войны и разрухи, но, понаблюдав беспризорных, вижу, что надо перестать так говорить, что надо сказать, что корни беспризорности не только в прошлом, но и в настоящем».
В 1921 году, в разгар голода, ликвидируется, работавшая с 1918 года, общественная организация «Лига спасения детей». В нее входили беспартийные общественные деятели, бывшие члены кадетской партии, эсеры и меньшевики. Народный комиссариат просвещения требует ликвидации Лиги спасения детей, ибо не может позволить спасать и воспитывать пролетарских детей «представителям буржуазии». Организуется Комиссия по улучшению жизни детей, руководство которой вручается председателю ВЧК Дзержинскому. Забота о детях переходит в надежные руки «органов».
Через два месяца после революции принимается закон, по которому все дела по обвинению детей и подростков до 17 лет передаются из ведения общих судов «на рассмотрение спецкомиссий по делам о несовершеннолетних, ставящих себе чисто педагогические и медицинские цели». Несовершеннолетних запрещается называть преступниками, они — правонарушители. В 1920 году новый декрет разрешает спецкомиссиям передавать дела о несовершеннолетних старше 14 лет в суд.
Острая карательная политика становится одной из форм борьбы с беспризорностью: беспризорников сажают в тюрьмы, помещают в концлагеря. Вторая форма — помещение беспризорников в детские дома, или в один из его видов — трудовую ремесленно-земледельческую колонию. Среди педагогов-коммунистов широкое распространение получает теория, гласящая, что именно беспризорники, дети без родителей, без семьи, могут стать великолепным материалом для выращивания нового советского человека. Многие из детских домов и колоний переходят в ведение ГПУ. Наконец, третья форма борьбы с беспризорностью — оставление их судьбе: нарушителей порядка судили, для кого находилось место в детских домах — помещали туда на перевоспитание, остальных оставляли на улице.
К концу 20-х годов восстановление экономики страны, улучшение материального положения граждан ведет к сокращению числа беспризорных. Сталинская революция выбросит в 1930 году на улицу новые миллионы детей, потерявших родителей.
В числе главных задач, которые ставит себе советское правительство, была ликвидация безграмотности. В 1855 году в России было 93% неграмотных, в 1897 — примерно 77%. Американский ученый Дэниел Лернер доказал, на материалах 22 стран, наличие тесной связи между уровнем грамотности и урбанизацией. В середине 19-го века в России было только два города с населением более 100 тысяч. В начале 20-го века, когда Россия выходит по темпам промышленного развития на одно из первых мест в Европе, процент грамотных начинает быстро расти. В 1908 году правительство принимает закон об обязательном всеобщем начальном обучении. Рост уровня грамотности не ставится, однако, в заслугу царскому правительству.
Сразу же после Октябрьской революции, наряду с военным фронтом — против врагов, экономическим фронтом — против разрухи, открывается фронт борьбы с безграмотностью. Выдвигается лозунг ликвидация безграмотности! Используется слово решительное, жестокое — из военного или полицейского словаря.
Задача состояла не столько в том, чтобы научить неграмотных читать и писать, сколько в том, чтобы научить их, через грамотность, правильно думать. «Неграмотный человек, — четко излагает проблему Ленин, — стоит вне политики и поэтому должен выучить алфавит. Без этого не может быть политики». Не менее ясно выражался педагог-коммунист В. Шульгин: Нужно ли бороться с безграмотностью? — Да, — отвечал, — но в первую очередь с политической безграмотностью. В букваре, выпущенном в годы гражданской войны, для обучения неграмотных, первые 13 страниц знакомили с буквами, на 14-ой шел рассказ о кулаках, буржуях и проклятом царском режиме.
