Королю пришлось подписать мир, согласно которому Польша уступала Турции большую территорию и обязывалась ежегодно выплачивать дань.
По условиям этого договора турки фактически оказывались хозяевами областей, принадлежавших России. Стало известно, что целью следующего похода великого визиря будет Киев.
Царь собрал Боярскую думу. Страна не оправилась от прежних войн и была разорена разинским восстанием, но ради защиты столь тяжко доставшейся Украины приходилось ввязываться в новую большую драку. Делать было нечего: постановили обложить население чрезвычайным военным налогом и собирать ратных людей.
Готовились воевать со страшной Турцией в одиночку, но, как это не раз уже случалось, Польша продемонстрировала, что в момент национальной катастрофы она умеет находить в себе силы для возрождения.
Фазыл Ахмед-паша. Я. Тооренфлит
Варшавский сейм отказался утвердить позорный мир, заключенный королем Михаилом, и война продолжилась. Во главе армии встал великий коронный гетман Ян Собеский, который в ноябре 1673 года в сражении под Хотином одержал славную победу, уничтожив большой контингент турецких войск. В тот же день скончался злосчастный Михаил Вишневецкий, и стало ясно, что следующим королем будет избран хотинский триумфатор. У Речи Посполитой появился сильный лидер. Победить турок Польша не могла, но она могла продолжать сопротивление и оттягивала на себя основные силы султанской армии.
Это дало русским возможность укрепить свое положение на Украине. В начале 1674 года князь Григорий Ромодановский и промосковский гетман Самойлович пересекли Днепр и повели наступление на Дорошенко. «Турецкого» гетмана они не одолели (Дорошенко просто отступил), зато усмирили «польского» гетмана Ханенко, который на очередной Переяславской раде снял с себя полномочия в пользу Самойловича.
Однако теперь русская армия приблизилась к территории, занятой турками.
Летом 1674 года Фазыл Ахмед-паша двинулся навстречу Ромодановскому и Самойловичу, беря город за городом. Русские не решились вступить в битву и стали отступать. За войском стронулось с места и всё население, устрашенное слухами о турецких жестокостях.
Не видя перед собой противника, великий визирь, не собиравшийся забираться далеко на север, повернул обратно.
Этими масштабными маневрами русско-турецкая кампания 1674 года и ограничилась.
На следующий год, пользуясь тем, что турки и крымцы заняты польским фронтом, Ромодановский с Самойловичем снова задумали поход на Правобережье, но так с места и не двинулись, решив, что у них недостаточно сил. Хотели собрать девяносто тысяч воинов, а столько людей взять было негде. Тогда затеяли тайные переговоры с Дорошенко, склоняя его перейти в царское подданство, и гетман вроде бы соглашался, но тут в январе 1676 года скончался Алексей Михайлович.
Большая и трудная война с самой могущественной державой тогдашнего мира досталась в наследство следующему царствованию.
Причины и ход церковной реформы
Реформа русского православия, осуществленная при Алексее Михайловиче, наряду с присоединением Украины, стала событием, последствия которого выходят далеко за рамки этой исторической эпохи. Насколько эти болезненные церковные преобразования были необходимы, вопрос дискуссионный.
Инициатор новшеств патриарх Никон взялся за дело с таким напором, что всего пять лет спустя, после его опалы, поворачивать назад было уже поздно – да, кажется, ни царь, ни иерархи делать этого и не собирались, хотя уже в ту пору в обществе из-за реформы происходило нешуточное брожение.
В этом рискованном начинании безусловно важную роль сыграл личный фактор – мегаломания Никона. Патриарх-государь мечтал превратить Москву в истинный «Третий Рим», который воссияет над всеми землями, а свою патриархию, самую молодую и по статусу самую младшую, вознесет над остальными православными патриархиями. Никон желал стать кем-то вроде «православного папы».
Этому проекту мешало национальное своеобразие русской церкви – накопившиеся за века отличия в богослужении и священных текстах, которые воспринимались греческими, украинскими и другими православными книжниками как провинциализм, невежество и даже ересь.
Действительно, Русь никогда не была сильна по части религиозной учености. Все светочи и знатоки богословия приезжали в Москву из-за границы: из Греции или из Киева.
Многие из них приходили в ужас и негодование от некоторых особенностей московского церковного обряда и от ошибок в русском переводе оригинального греческого текста.
Незадолго до реформы произошло несколько неприятных и унизительных инцидентов для «светильника православия», каковым почитала себя Русь. В 1649 году патриарх иерусалимский, гостивший в Москве, указал царю на еретичность местного богослужения, нарушающего православный канон. Это повторилось в 1651 году, когда приезжал митрополит назаретский, и в 1652 году, когда те же обвинения прозвучали из уст первейшего пастыря церкви константинопольского патриарха. Тогда же пришла тревожная весть из высокочтимого на Руси Афона, что тамошние святые старцы жгут церковные книги московской печати как богопротивные.
Подобные случаи происходили и раньше, но теперь, когда в России всерьез задумались о присоединении Украины, проблема стала восприниматься как политическая.
Успех в Малороссии не в последнюю очередь зависел от того, удастся ли заручиться поддержкой украинской церкви, а тогдашняя ее верхушка во главе с митрополитом киевским Сильвестром, подчиненным непосредственно константинопольскому патриархату, вовсе не желала менять свою каноническую юрисдикцию. «Еретичность» Москвы была одним из предлогов, позволявших киевской митрополии отстаивать свою независимость, и «глобализация» русского православия лишила бы украинскую церковную оппозицию этого важного оружия.
Забегая вперед, следует сказать, что никоновская реформа эту проблему решила лишь частично. Преемник Сильвестра митрополит Дионисий был настроен к Москве еще непримиримей и даже предпочитал православному русскому царю католического польского короля. Лишь после измены гетмана Выговского, когда на Украине началась гражданская война и Дионисий в Киеве оказался заложником русского гарнизона, владыка неохотно пообещал «хотеть всякого добра» государю Алексею Михайловичу. Закончилось тем, что украинская церковь раскололась на две митрополии – пророссийскую и антироссийскую, причем последняя, вслед за правобережным гетманом Дорошенко, в политическом смысле предпочитала держаться лучше уж басурманской Турции, только бы не Москвы. Тот же самый результат наверняка получился бы и безо всякой церковной реформы.
Таким образом, государственная потребность в некоей стандартизации русского церковного обряда ощущалась и до Никона. Вскоре после его интронизации из Афона вернулся ученый книжник Арсений Суханов, откомандированный сверить русские богослужебные обычаи с греческими, и представил письменный доклад с перечнем расхождений.
Никон составил программу необходимых преобразований и приступил к реализации. Как всё, за что брался новый патриарх, делалось это шумно и форсированно.
Новшества вкратце сводились к следующему: крестное знамение отныне следовало делать тремя пальцами, а не двумя; писать не «Исус», а «Иисус»; «аллилуйю» петь трижды, а не дважды; литургию совершать на пяти просфорах вместо семи – и еще несколько подобных корректировок, сугубо внешних и никак не затрагивавших духа и смысла религии. Кроме того, патриарх велел исправить установленные описки и переводные ошибки в церковных книгах – но эти тонкости могли заметить только немногочисленные на Руси богословы.
Как мы видим, ничего такого уж революционного не предполагалось. Если бы Никон произвел эту, с государственной точки зрения, полезную работу постепенно и осторожно, без лишней огласки, вероятно, до раскола бы не дошло. Но не таков был этот церковно-государственный деятель.
Сразу же после Переяславской рады Никон приступил к действиям. Он созвал церковный собор, на котором обратился с речью к иерархам: митрополитам, епископам, настоятелям главных монастырей и храмов. Постановление о корректировке книг и обрядов было принято, хоть и не без противодействия со стороны ревнителей старины.
Тогда же в Константинополь отправили письмо с 28 вопросами – как лучше провести эту работу. Сделано это было, во-первых, для того, чтоб официально известить первого из православных патриархов об «исправлении» русской церкви, а во-вторых, для того, чтобы опереться на авторитет константинопольского владыки. Греческое духовенство на специальном соборе одобрило московские начинания и прислало «правильные» тексты. Приехали и ученые старцы, чтобы помочь с редактурой.
