не имеющего ни малейшего иммунитета к информационным манипуляциям) создавало атмосферу пессимизма и общего критиканства. На экраны вышел сенсационный для СССР документальный фильм Юриса Подниекса и Абрама Клецкина «Легко ли быть молодым» – о проблемах молодежи. Патриотические и коммунистические настроения выставлялись в карикатурном виде. Зато авторы очень сочувственно показали бездуховных циников, пошляков, панков, кришнаитов, наркоманов, самоубийц. Фильм удостоился Государственной премии СССР, самых престижных призов в Каннах, в США, премии «Ника».
Массовое сознание стало мутиться. Прежние ориентиры зашатались или уже признавались ложными. Вместо них пропагандировались какие-то новые ценности, которые прежде осуждались. В этом тумане стали рождаться общественные организации. Причем первыми заявили о себе патриоты. Их было больше. Историко-культурное объединение «Память» так и продолжало существовать с празднования 600-летия Куликовской битвы. А теперь оно быстро стало обрастать единомышленниками, превращаясь в русское национальное движение. Но… патриоты были ослеплены и обмануты. Процессы разрушения Советского Союза они восприняли в позитивном ключе – как открывающийся путь к возрождению исторической России.
6 мая общество «Память» впервые провело в Москве несанкционированную демонстрацию на Манежной площади. Но выступило в поддержку перестройки! Против ее «саботажников»! И эту демонстрацию никто не разгонял! Активисты «Памяти» добились, что их принял первый секретарь Московского горкома КПСС Ельцин, внимательно выслушал, пообещал учесть их пожелания! Они окрылились – и при этом Ельцин приобрел репутацию настоящего «патриота». Впрочем, и «демократа» тоже, в путаницах 1987 г. эти понятия еще не противопоставлялись. 11 августа Моссовет по инициативе Ельцина принял «Временные правила» организации и проведения митингов и демонстраций в столице. То, что до сих пор было категорически нельзя, стало вдруг можно – подавай заявку, регистрируйся, и пожалуйста!
Но в действительности до патриотов никому дела не было. Никто в руководстве на них не обращал внимания. «Гласность» направлялась совсем в другое русло, отнюдь не патриотическое. 20 августа в Москве собрались представители 47 «инициативных общественно-политических групп». То есть диссидентских тусовочек. Провозгласили, что создается «движение неформалов». И вот эти-то жиденькие кружки, представлявшие неведомо кого (в отличие от многочисленной «Памяти»), были восприняты в качестве «общественности» и за границей, и в партийных кругах. А «первая ласточка» «неформалов» вспорхнула уже 23 августа. По городам Прибалтики прошли митинги протеста против… пакта Молотова – Риббентропа. Почему? Да потому что именно этот договор признал Прибалтику советской сферой влияния. Если объявить его «преступным», то и выводы следуют соответствующие.
Но и эти митинги никто не разгонял, не сажал их организаторов. Потому что они действовали в одной струе с идеологами ЦК КПСС, с командой Яковлева. Главной мишенью «гласности», как и при Хрущеве, был выбран Сталин. С самого начала «перестройки» пошли вбросы, что он исказил принципы «ленинской демократии», «ленинский» план построения социализма. А сейчас из него лепили козла отпущений во всех бедах Советского Союза. Вышел роман Анатолия Рыбакова «Дети Арбата».
Описывал он совсем не простую советскую молодежь, а детей большевистской элиты, связанной с Бухариным, Каменевым, Зиновьевым. То, что знал сам. Разумеется, вовсю поливал «сталинизм». Но идеологический отдел ЦК раскрутил роману беспрецедентную рекламу. Даже в армейские парторганизации шли указания изучать его, проводить обсуждения! Кстати, Иосиф Бродский, которого трудно заподозрить в симпатиях к сталинизму, в интервью радио «Свобода» на вопрос о нашумевшем романе назвал его «макулатурой» – и не более того. Но Рейган оценил иначе, он заявил: «Мы рукоплещем Горбачеву за то, что он вернул Сахарова из ссылки, за то, что опубликовал романы Пастернака “Доктор Живаго” и Рыбакова “Дети Арбата”». Многозначительно, от кого исходит похвала!
А за Рыбаковым потянулись и другие. Шатров (Маршак) выдал пьесу «Дальше, дальше, дальше!» Он всегда раньше писал ультрареволюционные произведения для театра, считался одним из главных авторов «ленинианы». Сейчас снова родил пьесу революционную, но откровенно троцкистскую. Повторил те же самые обвинения в адрес Сталина, которыми когда-то оперировал Лев Давидович. Пьеса, в общем-то, предназначена не для чтения, а для постановки. Но опус Шатрова-Маршака вовсю тиражировали как раз для чтения, ему тоже делали бешеную рекламу, навязывали, обсуждали.
Настоящая бомба взорвалась и на киноэкранах – фильм Тенгиза Абуладзе «Покаяние». Вроде бы философская притча, но с открытым портретным указанием на Берию, на «сталинские репрессии». И с выводом: потомки должны каяться в этом. Вся страна должна каяться. Ясное дело, этот фильм тоже удостоился самых престижных отличий за рубежом, вплоть до Гран-при в Каннах. За ним на экраны вышло «Холодное лето пятьдесят третьего» Прошкина и Дубовского. И опять Сталин, опять Берия, опять невинно репрессированные. И опять Государственная премия, опять «Ника»!
Началось и «покаяние», реабилитации «жертв репрессий». 27 сентября 1987 г. Политбюро создало специальную Комиссию «по дополнительному изучению материалов, связанных с репрессиями, имевшими место в период 30–40-х и начала 50-х годов». Возглавить ее поручили глубокому старику Соломенцеву. Ну а реально в комиссии по реабилитациям стал заправлять его заместитель. Яковлев. Но удар по Сталину нацеливался не на прошлое, а на настоящее. Не на историю государства, а на само государство, его фундамент, устои, традиции. Если они были «сталинские», то, получалось, «плохие». В массовом сознании утверждалась чисто западная схема, противопоставление «тоталитаризма» и «демократии». «Тоталитаризм», разумеется, предстает абсолютным «злом», а «демократия» получается всеобщим «благом».
К историческим изысканиям добавились социологические. Был создан Всесоюзный центр изучения общественного мнения. Учреждался он вроде бы от Центрального совета профсоюзов и Государственного комитета труда. Но возглавили его давние выдвиженцы Яковлева – Заславская, губившая своими программами русскую деревню, Грушин, Левада и др. Центр занялся программами исследований наподобие «Человек Советский», взялся изучать «общественное мнение». А точнее, определять его. Кто же, если не сам центр, оценивал, какое мнение «общественное», а какое нет?
А между тем даже внутри КПСС «демократия» очень быстро стала выходить из-под контроля правящей верхушки. Ельцин создал себе репутацию главного «правдолюбца», борца за «простых людей» (а еще и «патриота», самого радикального «демократа»!) Эта репутация вскружила голову ему самому. Второе место в партийной иерархии занимал Лигачев, прежний покровитель Ельцина. Но и пост главы парторганизации Москвы всегда неофициально считался вторым по рангу. Борис Николаевич занесся, возомнил себя самостоятельной фигурой. На совещаниях позволял себе спорить с Горбачевым. А с Лигачевым развязал борьбу, выставлял его консерватором, противником реформ. Поддержку он получил со стороны Яковлева, который и сам копал под Лигачева. Партийные, яковлевские, и столичные, ельцинские, средства массовой информации сформировали «картинку», исподволь внушаемую людям: Борис Николаевич – «прогрессивный», а Лигачев – ретроград, защитник «партократии». Ельцин воодушевился этой поддержкой, и его понесло.
21 октября на пленуме ЦК он выступил с резкой критикой Лигачева и некоторых других членов Политбюро. Говорил, что перестройка тормозится поборниками
