Извещая королей о смерти Папы, Фридрих II выражал желание, чтобы на папский престол был возведен человек «по сердцу Божию», который «исправлял бы кривые пути Григория, искоренил бы его беззакония, дал бы мир и с любовью принял бы императора в лоно церкви». Фридрих уверял, что если новый Папа не будет продолжать беззаконий Григория в отношении него, то он будет всеми силами усердно заботиться о благе христианства и охранять свободу церкви.
Кардиналы, собравшиеся в Ананьи, 24 июня выбрали папой кардинала Синибальдо Фиески, генуэзского вельможу. Он принял имя Иннокентия IV. Подобно Иннокентию III, он славился безукоризненностью жизни, был знаменит обширными юридическими познаниями и скоро показал, что не уступает Иннокентию III политическим умом и дипломатическим искусством. Но он был человек высокомерный и думал только о собственной выгоде.
Иннокентий IV считался сторонником императора, так что многие надеялись на примирение церкви с Фридрихом. Но когда последний узнал об избрании Папой Иннокентия, то сказал: «Боюсь, что я потерял друга между кардиналами и нашел нового врага на папском престоле».
Фридрих правильно понимал отношения между императором и Папой: мир был невозможен, пока Папа сохранял притязания быть светским государем. Последующие события только подтвердили его правоту.
Весной 1245 года Иннокентий IV разослал государям и епископам приглашения собраться к Иванову дню (24 июня) на Собор в Лионе. Целью Собора он провозглашал совещание о помощи Святой земле, об отражении нашествия монголо-татар и об установлении мира между императором и церковью. Но по всему было понятно, что новый Папа созывает Собор лишь для того, чтобы возбудить ненависть к Фридриху во всем западном христианском мире. Скоро Иннокентий своими действиями лишь подтвердил это предположение: 13 апреля он отлучил (в который уже раз!) императора от церкви.
Вопрос о Фридрихе был поднят на первом же заседании Собора 28 июня. Представителем императора был судья Таддей Суэсский, хороший юрист, красноречивый оратор. Он предложил от имени Фридриха очень большие уступки, сказал, что император соглашается немедленно вывести войска из папских владений, дать церкви полное удовлетворение по ее жалобам на него, что, если на этих условиях будет снято с него отлучение, он окажет достаточную помощь Святой земле и Латинской империи, защитит Европу от монголов. Иннокентий поинтересовался, кто поручится за исполнение этих обещаний. «Короли французский и английский», — отвечал Таддей. «Когда так, то если император снова нарушит слово и церковь обратится к ручавшимся за него королям с требованием удовлетворения, она будет иметь вместо одного врага трех», — быстро сказал Иннокентий. Но этим дело не кончилось.
Второе заседание Собора, состоявшееся 5 июня, Папа начал речью, которую прерывал слезами и стонами; он говорил, что подобно Христу пронзен пятью ранами, затем перечислил преступления и пороки императора: Фридрих нанес-де вред церкви и не дал обещанного удовлетворения, в оскорбление христианской нравственности и веры он основал среди своего королевства сарацинское поселение, находится в дружбе с султаном египетским и другими мусульманскими царями, держит сарацинских девушек своими наложницами. Таддей отвечал на эти обвинения очень ловко. Иннокентий потрясал в воздухе подписанными Фридрихом актами, как уликами, подтверждающими вероломство императора. Таддей представил Собору папские буллы, доказывавшие, что Иннокентий тоже не остался верен своему слову. На упреки в ереси Таддей отвечал, что о духовных убеждениях может достоверно говорить лишь сам император; на упрек в дружбе с мусульманами Таддей отвечал колким для Папы замечанием, что император не терпит в своем государстве ростовщиков и евреев[131]; о сарацинских девушках Таддей говорил, что Фридрих держит их не для любовных утех, а для исполнения работ по женскому рукоделию, в котором они мастерицы. В заключении Таддей потребовал отсрочки, чтобы император мог приехать на Собор сам. Иннокентий не хотел давать отсрочки, но французские и английские участники Собора поддержали требование Таддея; Иннокентий вынужден был согласиться, но назначил такой короткий срок, что Фридриху очень затруднительно было бы приехать к этому времени в Лион, будь у него такое намерение.
Между тем Иннокентий и его приверженцы тайно собирали обвинения против императора и составляли записки из них. С какой недобросовестностью и предвзятостью они это делали, мы можем судить по двум дошедшим до нас запискам. Одна из них называет императора «князем тиранства, искоренителем христианской веры, истребителем богослужения, учителем свирепости, разрушителем вселенной, молотом всей земли». В ней говорится, что он заплатил за благодеяния церкви неблагодарностью, нарушил верность Папе, пренебрег отлучением, хотел покорить церковь и духовенство своему владычеству, что он произносил хулы против Бога, Моисея, Спасителя, преследовал сыновей и служителей церкви с большей жестокостью чем Нерон и Юлиан Отступник, водил неверных на христиан, отдавал им церкви на разграбление, народ на убийство, женщин на поругание… Записка продолжает: «Потому, отцы Собора, истребите имя и отрасли этого вавилонянина, показавшего себя Нимвродом, могучим ловцом несправедливости и князем лжи. Низвергните его в прах перед лицом королей, чтобы они, ужаснувшись его падения, не шли по стопам его». Другая записка называет императора вторым Иродом, происшедшим из еретического семени Фридриха I Барбароссы, перечисляет его преступления перед церковью, говорит, что он своей жестокостью убил своего первенца Генриха[132], что он запирал из ревности в «подобное темнице уединение» всех своих трех жен, так что их жизнь была мучительна и они погибли от этого преждевременной смертью, а если верить молве, то он отравил их[133]; что, не веруя в будущую жизнь и не имея страха Божия, он совершает всякие злодейства и даже, как говорят, по коварству его, хитрого врага христианской веры, христиане в Святой земле пали от меча неверных[134].
Иннокентий предложил Собору принять декрет, который на тайных совещаниях был уже одобрен и подписан 150 прелатами. Перечисляя в этом декрете все преступления, совершенные Фридрихом, Иннокентий объявил, что данной ему властью «насаждать и исторгать» он лишает Фридриха всех корон и королевств, как государя, оказавшегося недостойным императорского и королевского сана и отвергнутого Богом за беззакония и злодеяния, освобождает от присяги и всех обязанностей относительно его всех присягавших или дававших какие-нибудь обещания ему, отлучает от церкви всех, кто будет помогать ему делом или советом, дает немецким князьям право свободно выбирать преемника ему и берет в свое управление королевство сицилийское. Когда чтение декрета окончилось, послы императора ударили себя в грудь, и Таддей Суэсский воскликнул: «Это день гнева, печали, пагубы, которому будут радоваться враги Христа!». Папа сказал: «Я сделал то, что был обязан; да совершит Бог по своей воле!» и запел: «Тебе Бога хвалим!». Прелаты присоединили свои голоса к его пению и бросили на пол свечи, которые держали в руках. Огонь свечей погас в знамение того, что угаснет блеск могущества Фридриха на земле.
Итальянец-папа и собрание 150 прелатов взяли на себя власть низложить могущественнейшего из государей Запада. Это была неслыханная смелость, изумившая западные народы. Фридрих, услышав о низложении, гневно воскликнул: «Папа отнял у меня короны? Откуда он взял такую дерзость? Принесите мне сюда мои короны, посмотрю, действительно ли я лишился их!». Ему принесли короны, он надел их и грозно сказал: «Мои короны остаются у меня, и никакой Папа, никакой Собор не отнимут их у меня». Об уступках теперь не могло быть и речи. Фридрих сказал: «Дерзость Папы освободила меня от всякой любви и всякого уважения к нему, от всякой обязанности примириться!».
Император уже 31 июля отправил из Турина циркуляр, адресованный прелатам, графам, баронам и всем государям Запада. В нем Фридрих говорил, что хотя Папе, как главе церкви, принадлежит право решать духовные дела, он ни по Божественному, ни по человеческому закону не имеет права произвольно отнимать императорский сан или принимать на себя светскую власть низложением королей или других государей; если из того обычая, что Папа коронует императора, выводить его право низлагать императора, такое же право низлагать королей могут взять на себя другие прелаты, коронующие своих королей. Потому оскорбление, нанесенное императору, — оскорбление всем государям, его дело — дело всех королей. Кроме того, низложение было произнесено в нарушение всех правил, обусловливающих законность процесса: императору не было прислано приглашение в суд, не были выслушаны свидетели, не было гарантий беспристрастного состава суда, приговор был произнесен по бездоказательным обвинениям.
