Поражение под Москвой
Предприняв вторжение в Россию, Гитлер рассчитывал уничтожить основные силы Красной Армии западнее Днепра. Когда эти расчеты оказались сорванными, фюрер какое-то время не мог прийти к определенному выводу, как действовать дальше. Когда же он наконец решился начать наступление на Москву, было уже слишком поздно, чтобы успеть добиться успеха до прихода зимы.
Начавшееся 2 октября 1941 года немецкое наступление на Москву привело к окружению нескольких советских армий под Вязьмой.
«Русские были застигнуты врасплох, — сказал генерал Блюментрит. — Они не ждали крупного наступления противника на Москву так поздно осенью. Но бои с окруженными советскими войсками полностью закончились лишь к концу октября, и было уже слишком поздно, чтобы воспользоваться плодами этой победы.
После ликвидации окруженной группировки мы продолжили наступление на Москву. Первое время мы не встречали сильного сопротивления, но наступление развивалось медленно: дороги развезло, наши войска устали. К тому же мы натолкнулись на хорошо укрепленную оборону на реке Нара и были остановлены подошедшими свежими русскими частями.
Все командиры начали спрашивать: “Когда же мы остановимся?” Они помнили, что случилось с армией Наполеона. Многие из них начали перечитывать мрачные мемуары французского посла Коленкура о 1812 годе. Эти мемуары действовали угнетающе в те критические дни 1941 года. У меня до сих пор перед глазами командующий 4-й армией генерал-фельдмаршал Клюге, как он, с трудом вытаскивая ноги из грязи, идет по двору к себе на командный пункт и долго стоит перед картой с книгой Коленкура в руках. И так изо дня в день».
Мне особенно интересно было это замечание Блюментрита, потому что в августе 1941 года, когда, казалось, ничто не в состоянии остановить немецкое наступление, я написал статью в октябрьский номер журнала «Стрэнд», используя многочисленные цитаты из Коленкура, чтобы показать обреченность гитлеровского похода на Россию. Я сказал Блюментриту, что немецкие генералы, видимо, слишком поздно стали вспоминать Коленкура. Он утвердительно кивнул, мрачно усмехнувшись.
Гитлер, считавший, что оборона русских вот-вот развалится, отдал приказ о решающем броске на Москву. Приказ гласил, что «Кремль должен быть взорван, чтобы возвестить о свержении большевизма, — рассказывал Блюментрит. — Первой перешла в наступление танковая группа генерала Гепнера на нашем левом фланге. Но быстрого успеха перед лицом решительных русских контратак достичь не удалось. Мы несли тяжелые потери. Затем пошел снег. Фланговые контратаки русских продолжались, и Гепнеру пришлось отвлекать все большую и большую часть своих сил для отражения этих ударов. 2-я танковая дивизия достаточно глубоко вклинилась в оборону противника, чтобы увидеть башни Кремля, но продвинуться ближе к Москве ей не удалось».
«После недельной передышки, когда почва замерзла, 2 декабря войска, находившиеся под командованием Клюге, возобновили наступление, но уже ко второй половине дня в штаб стали поступать донесения, что оно натолкнулось на прочную оборону русских в лесах под Москвой.
Отдельные подразделения 258-й пехотной дивизии пробились в пригороды Москвы. Но русские рабочие покинули свои предприятия и вышли на защиту своего города, используя все, что было у них под руками.
В течение ночи русские решительно контратаковали вклинившиеся в их оборону изолированные немецкие части. На следующий день командиры наших корпусов доложили, что, по их мнению, прорвать оборону русских невозможно. Вечером мы с Клюге подробно обсудили создавшееся положение и решили отвести назад наши передовые части. По счастью, русские не заметили этого отступления, так что нам удалось оттянуть их назад в относительно сносном состоянии. Но за два дня этих боев мы понесли тяжелые потери.
Это решение оказалось весьма своевременным и позволило нам избежать более серьезных последствий в связи с начавшимся общим контрнаступлением войск противника, в которое генерал Жуков бросил около сотни дивизий.
Под их массированным нажимом наше положение с каждым днем становилось все более опасным. Наконец до сознания Гитлера дошло, что мы не сможем сдержать их натиск, и он неохотно дал согласие на отвод наших войск на оборонительные позиции в тылу. Мы не имели достоверных сведений о силе имевшихся у русских подкреплений. Они слишком хорошо скрывали свои резервы.
Это было концом попытки Гитлера захватить Москву — и его последним наступлением на этом центральном участке фронта. Никогда больше ни один немецкий солдат не увидит Кремля — только разве как пленный».
Когда Москва стала недосягаемой и наступила суровая русская зима, страх охватил немецкие войска, а вместе с ним усилилась угроза столь же страшной катастрофы, которая постигла армию Наполеона.
Вопрос о том, что следует предпринять весной 1942 года, обсуждался немецким командованием на протяжении всей зимы. Возвращаясь к этим событиям, Блюментрит сказал: «Некоторые немецкие генералы заявили, что возобновление наступления в 1942 году невозможно и целесообразнее сосредоточить усилия на удержании захваченной территории.
Начальник генерального штаба Главного командования сухопутных войск Гальдер высказывал сильные сомнения относительно продолжения наступления. Командующий группой армий “Юг” генерал-фельдмаршал Рундштедт еще более энергично возражал против наступления и даже настаивал на отводе немецких войск на их исходные позиции в Польше. Этой же точки зрения придерживался генерал-фельдмаршал фон Лееб. Хотя другие генералы не высказывали столь радикальных взглядов, большинство их испытывало сильное беспокойство по поводу дальнейшего хода кампании. После того как фюрер сместил со своих постов Рундштедта и главнокомандующего сухопутными войсками генерал-фельдмаршала Браухича, сопротивление его требованиям возобновить наступление весной 1942 года ослабло».
Так как в начале января Блюментрит стал заместителем начальника генерального штаба ОКХ, он был хорошо осведомлен о мотивах решения Гитлера. Он суммировал их следующим образом:
«Во-первых, Гитлер надеялся добиться в 1942 году того, чего ему не удалось осуществить в 1941 году. Он не верил, что русские смогут увеличить боевую мощь своих вооруженных сил, и отказывался прислушиваться к информации, которую докладывали ему по этому поводу. Между ним и Гальдером шла “борьба мнений”. Разведывательные службы получили сведения, что советские заводы на Урале и в других городах ежемесячно выпускают 600–700 танков. Когда Гальдер доложил эти данные Гитлеру, тот ударил кулаком по столу и сказал, что этого не может быть. Он отказывался верить в то, во что не хотел верить.
Во-вторых, Гитлер не знал, что ему делать, — об отводе войск он и слышать не хотел. Он считал, что должен что-то предпринять, а это могло быть только наступление.
В-третьих, промышленно-экономические круги в Германии оказывали сильное давление, доказывая важность продолжения наступательных операций. Эксперты говорили Гитлеру, что не смогут продолжать войну без кавказской нефти и украинской пшеницы».
Я спросил Блюментрита, проводил ли генеральный штаб ОКХ изучение фактической стороны подобных утверждений и соответствуют ли истине сообщения, что марганцевая руда из Никополя в излучине Днепра имела важное значение для сталелитейной промышленности Германии. Отвечая на второй вопрос, генерал сказал, что об этом ему ничего не известно, так как он не знаком с экономическим аспектом войны. Мне показалось весьма примечательным, что немецкие штабные специалисты не привлекались к изучению факторов, имевших важное значение для планирования операций.
Блюментрит далее заметил, что проверить утверждения экономических экспертов было трудно еще и потому, что представители генерального штаба не приглашались на совещания по таким вопросам: по-видимому, Гитлер предпочитал их держать в неведении.
Принимая роковое решение о продолжении дальнейшего наступления в глубь России, Гитлер обнаружил, что у него нет больше войск и техники для наступательных действий по всему фронту, как это было год назад. Вынужденный сделать выбор и не отважившись предпринять новое наступление на Москву, он решил нанести удар на юге в направлении нефтяных районов Кавказа, хотя это означало, что левый фланг наступающих на южном направлении армий растянется на сотни миль. Когда немецкие армии достигнут Кавказских гор, они будут уязвимы для контрударов со стороны Красной Армии в любом секторе этого тысячемильного фланга.
Единственным другим участком советско-германского фронта, где намечалось провести наступательную операцию, была Балтика. Первоначальный план операций на 1942 год предусматривал попытку захватить в течение лета Ленинград, чтобы установить прямую связь с Финляндией и облегчить ее полуизолированное положение. За этим исключением, немецкие армии на северном и центральном участках фронта должны были находиться в обороне и улучшать свои позиции.
