В 1424 году по приказу светских властей в Риме сожгли ведьму по имени Финичелла. Она с помощью дьявола убивала детей и других живых существ. Однажды в облике кошки она попыталась убить соседского ребенка, но отцу ребенка удалось отогнать кошку и ранить ее ножом. Позже Финичеллу обнаружили с раной в соответствующей части ее человеческого тела. Здесь, по-видимому, популярные истории об оборотничестве, распространявшиеся Цезарием Гейстербахским и другими авторами, сыграли бо́льшую роль, чем рассказы о ереси и колдовстве, встречавшиеся в большинстве судебных процессов [381].
Инквизиция рассматривала ряд дел о ведовстве с 1421 по примерно 1440 год [382]. Обвиняемыми были по большей части бедняки, крестьяне или пастухи. Стандартное обвинение состояло в том, что они вызывали демонов, но форма, в которой появлялся демон, сильно варьировалась. Он принимал облик черного петуха, черной собаки, черной кошки, черного ворона, свиньи, но чаще всего демон представал в образе человека. Это был бледнолицый юноша с резким голосом, в бело-красных одеждах или в длинной тунике, или румяный мужчина в красно-черной одежде. Он был рыцарем в черных доспехах или огромным мужчиной в черном, с глазами, большими, как у быка. Чаще всего он появлялся в образе чернокожего мужчины – иногда старого и уродливого, одетого в черное и с красным ртом. В XV веке португальские, испанские и итальянские торговцы вступали в контакт с африканцами, и работорговля, приостановленная в Европе более чем на полвека, возрождалась, только теперь жертвами ее были африканцы. Учитывая древний страх темноты, было естественно, что в европейском сознании чернокожие африканцы ассоциировались с дьяволом и его демонами. Сегодняшние проблемы, возникающие при попытке отойти от этой давней традиции, иногда кажутся до смешного очевидными – например, когда один из кандидатов на пост мэра Нью-Йорка, дружески обратившись к толпе афроамериканцев, объявил: «Мое сердце такое же черное, как и ваше». Видимо, должны пройти не столетия, а тысячелетия, чтобы идея о том, что «черный цвет прекрасен», стала истиной.
Однако часто на этих судах дьявол появляется в образе какого-либо существа из народных легенд – лепреконов, кобольдов и гномов, которых христианская теология превратила в демонов. Следовательно, дьявол предстает как маленький черный человек или низкорослый заика. Он выглядел как маленький мальчик, одетый в черное, в длинной тунике и подпоясанный черным поясом, или выступает похотливым созданием. Облик мелких животных, принимаемый териоморфными демонами, является частью той же традиции домовых или фамильяров. Имена, которые называли подсудимые, обычно соответствовали этой традиции. Хотя Люцифель появляется в их показаниях лишь раз, но зато встречается Баррабарри, что вполне может быть видоизмененным именем Баррабас (в народном сознании он превратился из человека в злого духа, как Иродиада), других демонов звали Брюне, Кордьябль, Гриффар, Гийом или Гильемет, Пьер, Баррель, Жан, Тартас, Ревель, Гули, Юсон и Гиниферт – озорные, но вряд ли зловещие имена.
Обвиняемые, как говорили, воздавали почести дьяволу, заключали с ним договор и дарили срамной поцелуй. Они приносили ему в жертву черных кошек и первенцев (иногда своих собственных). После они варили детей, чтобы получить ингредиенты для своих волшебных порошков. Дьявол запретил им целовать крест или осенять себя крестным знамением, почитать гостию или ходить на мессу. Чтобы продемонстрировать свою истинную преданность ему, они должны были попрать распятие. Иногда он отмечал своих последователей печатью [383]. Ведьмы Дофине составляли секту, и они собирались на шабаши, обычно по четвергам, но иногда по вторникам и субботам. Дьявол переносил их на шабаш через большие расстояния, часто верхом на черных конях, красных кобылах или палках, которые были предварительно смазаны мазью, чтобы обрести способность к полету.
На шабаше ведьмы танцевали, устраивали оргии и часто вступали в сношения с демонами или даже с самим дьяволом. Хотя намеки на появление дьявола на шабашах были и раньше, но только в XV веке об этом стали говорить открыто и недвусмысленно. В Дофине он являлся своим последователям в образе черной кошки или человека с ужасающими горящими глазами, в короне и черных одеждах. Там ведьмы поклонялись ему и ублажали непристойными ласками. Если ведьм арестовывали, он навещал их в тюрьме, чтобы дать силы противостоять пыткам инквизиторов или, если все остальное не помогало, помочь им совершить самоубийство и таким образом избежать казни.
Эти суды в Дофине способствовали развитию феномена ведовства в последующий период, в течение которого классический образ ведьмы приобретет законченные очертания.
Ересь и ведовство
То, что ведовство является ересью, уже было установлено в предыдущем столетии. Теперь охотники на ведьм стремились дать этой новой дьявольской секте название, которое ясно показывало бы, что ведьмы не были ни простыми колдунами, ни плодом воображения, как полагали авторы Canon Episcopi. Новые названия явно подчеркивали еретическую природу ведьм: haeretici fascinarii («еретики, насылающие сглаз»), sortilegi haereticales («еретические колдуны») или secta strigarum («ведовская секта»). Часто такие названия были лучше понятны теологам, чем обычным людям, поэтому их заменили на такие, как «вауденсы» (waudenses) или «газары» (gazarii), которые связывали ведьм с вальденсами, катарами или другими легко узнаваемыми еретиками.
Стремление подчеркнуть еретическую природу ведовства часто приводило к тому, что ведьмы и еретики делили одну скамью подсудимых, как это было в Каркассоне, где с 1387 по 1400 год более двухсот человек были осуждены и шестьдесят семь сожжены за преступления, связанные с магией, или за то, что они были вальденсами, бегинками или альбигойцами. В Тулузе в 1412 году колдунов и так называемых бегинок судили вместе и приговорили к необычно мягким наказаниям – пожизненному заключению, паломничеству или штрафам, – в то время как другие были приговорены к смерти за «колдовство и содомию». Возможно, обвинение в содомии здесь было выдвинуто по аналогии с судом над тамплиерами или со ссылкой на предполагаемую гомосексуальность катаров, поскольку гомосексуальность не часто вменялась в вину ведьмам. В 1423 году несколько колдунов, подозреваемых в ереси, были приговорены в Каркассоне к смертной казни или пожизненному заключению [384].
Трактат начала XV века «Заблуждения вальденсов» (Errores Valdensium) утверждает, что вальденсы целовали зад демона, принявшего облик кошки, и что они в мгновение ока прилетали на эти встречи на метлах, смазанных магической мазью [385]. Историки давно задаются вопросом, почему вальденсы, мнившие себя новыми апостолами, стали ассоциироваться с дьяволопоклонничеством. По-видимому, отождествление ведьм и вальденсов впервые было сделано в Альпах, где преследуемые еретики находили убежище и где вальденсов было достаточно много, чтобы правоверные жители называли всех еретиков «вальденсами» точно так же, как в Германии немцы называли всех еретиков «катарами», от чего произошло немецкое слово «Ketzer» («еретик»). Это смешение было настолько распространено, что зачастую, как на суде над вальденсами во Фрибурге в 1399 году, трудно сказать, были ли обвиняемые действительно вальденсами, другими еретиками или ведьмами [386]. Опять же, и катарам, и вальденсам приписывалась сексуальная распущенность, и в начале XV века прелюбодей нередко именовался Vaudois («вальденс»). Из альпийских регионов это отождествление распространилось по южной, а затем и по северной Франции, хотя оно редко использовалось за пределами франкоговорящих стран. Статус официального термина слово «вальденс» обрело в булле, изданной 23 марта 1440 года папой Евгением IV [387]. Богословы обосновали это решение тем, что вальденсы, хотя изначально и проповедовали бедность и аскетизм, стали приверженцами ведовства, и вскоре различие между Waudenses (ведьмы-вальденсы) и Waldenses (просто вальденсы) исчезло. Отождествление это настолько прочно закрепилось, что vaulderie стало синонимом шабаша, а выражение aller en vauderie стало значить «отправиться на шабаш».
