В этом вопросе Сталин и его подчиненные не могли не найти «националистов» в главной житнице СССР — на Украине, и под каток этой кампании перед началом очередной волны коллективизации попал, как я уже упоминал выше, знаменитый украинский историк и собиратель народного фольклора Грушевский, которого, к его удивлению, объявили руководителем «Украинского национального центра» и арестовали. Та же участь ждала многих других деятелей украинской культуры. «Гениальный» сталинский комиссар на Украине, выпускник университета Сорбоны во Франции Д. Мануильский смекнул собрать Всеукраинский съезд кобзарей, хранителей устных народных преданий и мудрости, — всех скопом арестовали и почти всех расстреляли. Так как это Зло и страдания исходили из Москвы, из России — то и до сих пор можно часто встретить на Украине «загадочное» агрессивное ненавистное отношение к «москалям».
На этом фоне поиска русских и украинских националистов в СССР развернулась новая волна славления Сталина, — от отличного секретаря Сталина, ставшего главным журналистом страны Мехлиса (газета «Правда») и ближайшего окружения, когда Ворошилов в статье «Сталин и Красная Армия» объяснил, что Сталин оказался и организатором Красной армии; и до самых окраин — «16-я фабрично-заводская конференция шлет тебе, товарищ Сталин, верному рулевому большевистской партии и в твоем лице — ленинскому ЦК ВКП(б) пламенный коммунистический привет», — писали в телеграмме коммунисты из Баку; «Пятый Узбекистанский партийный курултай шлет тебе привет, как самому последовательному, самому стойкому ученику-ленинцу, вождя ВКП(б) и Коминтерна. Компартия Узбекистана знает тебя, как редчайшего представителя старой большевистской гвардии» и т.д. и т.п.
После беседы со Сталиным приехавший из Европы еврейский писатель Лион Фейхтвангер написал книгу «Москва, 1937 год», в которой по поводу отношения Сталина к своему культу отметил: «Всю эту шумиху он терпит, заявил он, только потому, что знает, какую наивную радость доставляет праздничная суматоха её устроителям, и знает, что все это относится к нему не как к отдельному лицу, а как к представителю течения». То есть — к представителю партии и власти.
Создается такое впечатление, что как с политтехнологической целью Сталин создал культ Ленина и даже трупа Ленина, то и окружение Сталина и сам Сталин с политтехнологической целью создавали культ Сталина себе в помощь, для воздействия на умы рабочих, крестьян и рядовых партийцев, чтобы ими было легче управлять, чтобы легче было реализовывать различные проекты.
Теперь же для Сталина был непростой момент — в 1928 году он пытался провести коллективизацию мирными методами — не получилось, с начала 1929 года по март 1930 года он пытался провести коллективизацию очень жестокими методами — не получилось, пришлось остановиться, прекратить, а теперь, после отката, «оттепели» он пришел к выводу, что придется вернуться опять к жестокой коллективизации.
После этих шараханий было не очень-то комфортно перед собой, партийцами, крестьянами. Конечно, мнение крестьян Сталина меньше всего интересовало, и можно вспомнить по этому поводу опять Белинского: «Я начинаю любить человечество по-маратовски, чтобы сделать счастливою малейшую часть его, я, кажется, огнем и мечом истребил бы остальную», — (в данном случае 80% населения страны — крестьян).
«Или, например, вопрос о чрезвычайных мерах против кулаков. Помните, какую истерику закатывали нам по этому случаю лидеры правой оппозиции? «Чрезвычайные меры против кулаков? Зачем это? Не лучше ли проводить либеральную политику в отношении кулаков? Смотрите, как бы чего не вышло из этой затеи». А теперь мы проводим политику ликвидации кулачества, как класса, политику, в сравнении с которой чрезвычайные меры против кулачества представляют пустышку. И ничего — живём», — говорил на 16-м съезде довольно цинично Сталин и опять дал указание:
«Кулак есть враг Советской власти. С ним у нас нет и не может быть мира. Мы будем вести дело к тому, чтобы окружить его и ликвидировать».
А для пролетариата и рядовых партийцев Сталин объяснял доходчивым «боевым» языком:
«Мы терпели этих кровопийц, пауков и вампиров, проводя политику ограничения их эксплуататорских тенденций. Терпели, так как нечем было заменить кулацкое хозяйство, кулацкое производство. Теперь мы имеем возможность заменить с лихвой их хозяйство. Поэтому политика ликвидации кулачества, как класса, должна проводится со всей той настойчивостью и последовательностью, на которую только способны большевики», — красноречил Сталин перед делегатами 16 съезда. А мы знаем из недавней истории — на что способны большевики, коммунисты.
Сталин в письме Молотову 6 августа 1930 года приказывал: «Форсируйте вывоз хлеба вовсю. В этом теперь гвоздь. Если хлеб вывезти, кредиты будут». Соответственно, через неделю на Украине Косиор уже «накачивал» грабительские продотряды: «Вы должны собирать урожай до последнего колоска и немедленно отправить его в пункт сдачи». Как-то всё вовремя: закончился партийный съезд, сбор урожая и опять — жесткая продразверстка, раскулачивание, принудительная коллективизация, да ещё и с применением экономических «рычагов»: районы, сопротивлявшиеся коллективизации, отстранялись от промтоварного снабжения; а колхозам отдавались не только конфискованные кулацкие земли, но и все пастбища и леса, находившиеся в общем пользовании крестьян.
Как мы наблюдали только что выше — Сталин беспокоился о кредитах, потому что по-прежнему в стране был острый дефицит денег, особенно валюты, а зерно только начали убирать и заготавливать, Сталин решил «поднажать» чтобы сразу отправлять зерно на экспорт, — 24 августа 1930 года он писал В. Молотову: «Надо бы поднять (теперь же) норму ежедневного вывоза до 3-4 миллионов пудов минимум. Иначе рискуем остаться без наших новых металлургических и машиностроительных (Автозавод, Челябзавод и пр.) заводов. Найдутся мудрецы, которые предложат подождать с вывозом, пока цены на хлеб на международном рынке не подымутся до «высшей точки». Таких мудрецов немало в Наркомторге. Этих мудрецов надо гнать в шею, ибо они тянут нас в капкан. Чтобы ждать, надо иметь валютные резервы. А у нас их нет. Чтобы ждать, надо иметь обеспеченные позиции на международном хлебном рынке. А у нас нет уже там давно никаких позиций, — мы их только завоевываем теперь, пользуясь специфически благоприятными для нас условиями, создавшимися в данный момент. Словом, нужно бешено форсировать вывоз хлеба».
А чтобы «бешено форсировать вывоз хлеба» — необходимо было «бешено форсировать» хлебозаготовки у крестьян — и красивая созидательная идея в начале, в конце наполнялась горем и трагедиями, а затем увеличением обороноспособности и спасением.
Поскольку зерна в этот начальный период заготовки не хватало, то Сталин был вынужден использовать и «простые» способы добычи денег. 1 сентября 1930 года Сталин написал записку В. Молотову: «Откуда взять деньги? Нужно, по-моему, увеличить (елико возможно) производство водки. Нужно отбросить ложный стыд и прямо, открыто пойти на максимальное увеличение производства водки». И пошли они по пути Петра «великого» — спаивать народ и зарабатывать на этом деньги.
Был ещё проще способ добыть деньги — напечатать. «Как видите из доклада Зверева, в 1930 году случились непонятные «извращения в практике кредитной реформы» как-то сам собой включился печатный станок и напечатал за один год денег на 1,5 млрд. рублей. Я не верю, чтобы при Сталине могли сами собой происходить такие чудеса», — прокомментировал эти действия Сталина Ю. Мухин.
И я не верю, — это был умысел Сталина. Мухин «по умолчанию» это понимает и дает довольно верную трактовку: «Обратите внимание — чтобы увеличить производство чего-либо, нужно сначала дать деньги покупателю. А у Сталина, начиная с 30-х годов, начали вводиться в строй тысячи заводов и фабрик. Они были готовы давать продукцию, но кому? Где покупатели? Вот Сталин и произвел эмиссию, вбросил деньги на рынок СССР и создал покупателей».
Сталин строил тяжелую промышленность, а её продукция не идет гражданам в личное пользование, продукция тяжелого машиностроения шла на другие промышленные предприятия и в с.х. Эмиссией Сталин решил убрать «кризис неплатежей и долгов», чтобы предприятия могли покупать друг у друга. Но часть этих денег попадала «на улицу» и в условиях дефицита продовольствия и промтоваров для граждан вызывала инфляцию, обесценивание денег. Но обесценивались они уже на последней стадии — в руках граждан, сводя стоимость их труда к минимуму. Сталин был не только «творческим» марксистом, но и «творческим» ленинцем.
После долгих витиеватых рассуждений Ю. Мухин остался верен себе — и сделал «премудрые» выводы, которые без улыбки невозможно читать: «Вывод: деньги в 1930 году были вброшены специально и именно с тем, чтобы вызвать рост цен на продовольствие и, соответственно, рост доходов у крестьян. И этому было две причины. Во-первых. Хотя Сталин и был марксистом, но марксистом он был творческим, т.е. плевал на Маркса, когда это требовалось для блага СССР. А в данном случае появилась возможность улучшить жизнь народа, в составе которого было 56 миллионов горожан и 115 млн. крестьян. С кого начать? Сталин поступил не как марксист, а как государственный деятель — он начал с крестьян, и они это оценили».
