Агентство не удалось, и откупщики решились воспользоваться по крайней мере тем, что у них пока было в руках. Откуп пришёл в неистовство. Вместо водки стали продавать по дешёвой цене мутную воду, и водку отпускали только тем, кто возьмёт закуски на две копейки. В Херсоне толпа пьяных солдат и мужиков в количестве десяти человек, предводимых питейными поверенными Гершкою Штейманом, Захарием Варвинским и одним из полицейских, ворвались в дом господина Иванченко, рассыпались по комнатам, стали переворачивать мебель, мять и рвать платье, бить посуду, и, всё переломав и не найдя водки, толпа ушла. Было принесено в жертву всё, даже целовальники. Месяца за два до конца откупа, тамбовский откупщик вывесил объявление: «Гуляющие сидельцы получат жалованье наравне со служащими». Подписано: Управляющий откупом А. Немцев. Сидельцы начали гулять, с ними гуляли другие, вина выпита целая бездна, но пришло время расчётов, и гулявшие сидельцы жалованья не получили ни гроша. Буйствуя таким образом, откуп отходил на покой и оставлял государству недоимку лишком в пятьдесят миллионов.[201] Народ соблюдал глубокое молчание.
История перехода откупов к сменившему их новому порядку начинается высочайше утверждённым мнением Государственного совета 26 октября 1861 года. По мнению Государственного совета, акцизу должны были подлежать, между прочим, «портер, пиво, полпиво всех сортов, мёд, брага и сусло». На это министр государственных имуществ заметил: «Слово сусло исключить из § 5 и 174». Министр финансов написал объявление: «Слово сусло внесено в проект на основании существующих постановлений, впрочем к исключению его из проекта препятствий не имеется». От акциза были освобождены уксус и медовый квас. Право винокурения оставлено только за теми сословиями, которым оно принадлежит ныне. Но комиссия предполагала предоставить право винокурения не только дворянам, но и чиновникам, и думала, что можно было бы распространить это право на все сословия и звания. В Сибири право винокурения предоставлено лицам всех сословий. Учреждение пиво- и медоваренных заводов дозволено лицам, записанным в торговые разряды, и помещикам в их имениях. Продажу вина производить распивочно и на вынос (теперешняя вывеска на кабаках) из питейных домов, выставок и шинков, не назначая для них ни числа, ни места. Министр государственных имуществ предлагал исключить из проекта слова без ограничения числа оных, на что министр финансов отвечал: «Слова сии внесены в проект на основании положения Государственного совета о том, что число заведений для продажи питей не ограничивается; это же правило принято и в новом положении о трактирных заведениях». К заведениям для продажи питей только на вынос отнесены мелочные, съестные и тому подобные лавки. Комиссия признала нужным исключить из этого разряда съестные лавки, так как назначение их состоит в продаже дешёвой пищи для простого народа, а если дозволить в них продажу напитков, то они будут иметь большее преимущество, нежели питейные дома, в которых предложено воспретить продавать даже холодные закуски.
Из истории старинного корчемного быта мы видели, что в первоначальных корчмах продавались кушанья и питья, и когда потом на северо-востоке корчмы сменились кабаками, которые в одно и то же время были местом оптовой и розничной продажи вина, то, без сомнения, при кабаках продавали и закуски, потому что невозможно же пить водку, не закусывая. Когда же потом откупщики завели при кабаках солёные закуски, возбуждавшие жажду, они были запрещены. С новым акцизно-откупным положением закуски тоже отменены были, и для народа не оставалось уже ни одного места, где можно было бы есть и пить, ибо в трактиры мужикам вход был запрещён, а в чёрных харчевнях была запрещена водка. Обставлено было так, что народ никак не мог обойти кабака. Комиссия, соединив все разнообразные трактирные заведения и харчевни под одним общим названием трактира, не могла не прибавить, что «независимо от заведений собственно трактирных, необходимо допустить такой род заведений, который удовлетворял бы первейшим потребностям простого народа в отношении приюта и продовольствия», и потому допустила в городах, вместо харчевен, с которыми народ свыкся уже, — постоялые дворы и съестные лавочки, а в уездах — одни постоялые дворы. Таким образом, несмотря на уничтожение откупов, народу опять негде было есть, ибо в городах, как известно, постоялые дворы только по окраинам города, а в так называемых съестных лавочках ни стать — ни сесть, и прибежищем народа опять остаётся один кабак, а не харчевня, могущая удовлетворить первейшим потребностям народа.
Питейными заведениями, по словам проекта Положения о питейных сборах, называются «все торговые заведения, которые занимаются исключительно продажей питей, и при том непременно распивочно, под каким бы наименованием такие заведения открыты ни были». Поэтому кабак, питейный дом, корчма, шинок, ренсковой погреб, выставка, портерная лавка, постоялые дворы одинаково подошли под название питейных домов, несмотря на то, что каждое из них имеет свою историю и своё общественное значение; например, никто и никогда не восставал против юго-западной корчмы. Слово корчма не заключало в себе ничего бранного, не имело в себе ничего зловредного; тогда как само правительство не раз старалось искоренить название кабака. Народ всегда был рад случаю разбить кабак (или питейный дом), потому что кабак был местом пропинации, а корчма, или назовите её как хотите — харчевней или кабаком, служила местом народных собраний, была и кофейной, и клубом народа. Подобное отличие кабака от корчмы (или харчевни) небезызвестно было и комиссии. В её трудах сказано: «Сколько известно, в привилегированных и прибалтийских губерниях корчмы далеко не имеют того безнравственного и непристойного характера, какой собственно принадлежит питейным домам в Великороссии». Итак, корчма есть заведение более нравственное и приличное, чем кабак; но что это за заведение, какое его назначение — этого из «Трудов» комиссии ясно не видно. На одной странице «Трудов» говорится, что под именем корчмы разумеется постоялый двор (?), а на другой сказано, что «по местным обычаям привилегированных губерний корчмы совершенно (?) заменяют питейные дома». Но как бы то ни было, корчма отделена от кабака или питейного дома и, несмотря на то, оставлена в значении питейного заведения.
Что же такое кабак, или питейный дом? О нём в «Трудах» комиссии мы можем найти совершенно ясное и положительное представление. Мы уже видели сейчас, что, по словам «Трудов», питейные заведения Великороссии отличаются безнравственным и неприличным характером. «Ренсковые погреба, — продолжают „Труды“, — суть места, посещаемые лицами, которые считают для себя неприличным входить в питейный дом». — Питейные дома — это притоны бесчинства и разврата. — «Ныне питейные дома, как уже дознано на опыте, нисколько не соответствуют стремлениям правительства предотвратить вредное влияние питейной продажи на общественную нравственность».
Но не одна комиссия так дурно думала о кабаках. Например, циркуляром тобольского губернатора объявлялось, что «в питейных заведениях находятся целые семьи с малолетными детьми, которых нравственность должна немало страдать от всматривания на те картины морального зла, которые неизбежны в подобного рода заведениях». Для исследования степени безнравственного влияния кабаков наряжена была при тобольском губернаторе целая комиссия, которая пришла к заключению, что «допущение в питейные заведения многочисленных семейств обоего пола с малолетними детьми должно влечь разврат (?!) со всеми его грустными (!) последствиями».
В «Трудах» говорится, что кабаки обязаны своей дурной репутацией действиям нынешних откупов, и между тем они оставлены в том же виде, в каком были при откупах. Как и прежде, в кабаках запрещены закуски и мебель. В кабаках оставлена одна водка. Запретили открывать их возле богоугодных заведений, христианских храмов, монастырей, кладбищ. От их соседства велено было охранять даже учебные заведения, казармы, тюрьмы, золотые прииски в Сибири, солёные озера Перекопские и Генические, госпитали, железные дороги. Запрещено было открывать возле кабаков волостные суды, а должностным лицам сельских управлений содержать кабаки. Не велено пускать в кабаки нижних чинов армии и флота. Словом, от кабака приказано охранять всё и всех. Мы видели уже, что кабак, как и прежде, получил преимущество перед съестными лавками. Мнение Государственного совета было таково, чтоб ренсковым погребам дозволена была продажа водки только на вынос; но комиссия ходатайствовала, чтоб им продавать и распивочно. На основании циркуляра министра финансов 1 марта 1865 года питейные дома в сёлах открывались с разрешения помещика; но с 13 мая того же года они стали открываться «без согласия на то мирского схода и без разрешения помещика», и, по справедливому замечанию органа Министерства финансов, штофные лавочки сделались местами даровой выпивки членов сельской полиции. Вследствие всего этого число кабаков должно было увеличиться, а пивоварение упасть.
