позже – во второй половине XVI в. [670] И в этот момент Жиль де Ре внезапно превратился в женщину: Жан Боден в своей «Демономании колдунов» 1580 г. описал его как повитуху, т. е. как особу, ремесло которой делало ее первым кандидатом на обвинения в связи с Нечистым и в занятиях колдовством: «…барон де Ре, который был приговорен в Нанте и казнен как колдун (sorcier), признался в убийстве восьми маленьких детей (huit homicides des petis enfans) и в том, что он хотел убить еще девятого и посвятить его дьяволу (sacrifier au Diable). Этот ребенок был его собственным сыном (son fils propre), которого он решил убить во чреве его матери (au ventre de la mère), чтобы заранее посвятить Сатане (pour gratifier d’avantage à Sathan)» [671].
Возникает, однако, вопрос: откуда мотив убийства младенцев (с последующей передачей или посвящением их дьяволу) проник в хроники Жана Шартье и Ангеррана де Монстреле? Эти авторы писали в 40-е гг. XV в., когда мало кто во Франции располагал необходимой суммой знаний о ведьмах и их преступлениях. Кроме того, ни в материалах судебных дел, ни в демонологических трактатах не упоминался мотив убийства беременных женщин. Не мог ли он возникнуть из какого-то иного источника?
Как мне представляется, таким источником для наших хронистов могла стать собственно средневековая литература, в которой данный сюжет был хорошо разработан [672]. Уже с XII в. мотив посвящения неродившегося ребенка Нечистому был широко известен во Франции, в частности, благодаря истории Роберта Дьявола. Печальная участь постигла его самого и повлияла на всю его последующую жизнь. Как сообщал Этьен де Бурбон, составивший свой сборник поучительных «примеров» между 1250 и 1261 гг., Роберт «начал с того, что кусал своих кормилиц за грудь, а затем стал убивать всех, кто осмеливался ему возражать, красть девственниц и даже замужних женщин и насиловать их» [673].
Этот сюжет не оставил равнодушными многих средневековых авторов. Роберту был посвящен роман, написанный по-французски в конце XII – начале XIII в. В начале XIV в. он упоминался в «Хрониках Нормандии» как один из известных нормандских рыцарей, а Жан Гоби – вслед за Этьеном де Бурбоном – включил рассказ о нем в сборник своих exempla.
Тогда же была создана рифмованная история о Роберте (Dit), которая легла в основу пьесы-миракля – Le Miracle de Nostre Dame de Robert le dyable. Впервые ее напечатали в 1496 г. в Лионе, а затем переиздавали по крайней мере 11 раз до 1580 г. [674] Тот же миракль входил и в широко известный сборник Miracles de Notre Dame par personnages (XIV в.), который начинался с другой, но очень близкой к нему истории о ребенке, отданном дьяволу [675].
На основании этого сюжета в середине XV в. была создана мистерия (Муstère d’un jeune enfant donné au diable), в прологе к которой говорилось: «Здесь начинается мистерия или миракль о славной Деве Марии, рассказывающая о маленьком ребенке, посвященном его матерью дьяволу еще до его рождения (que sa mère donna au dyable quant il fut engendré)» [676].
Что же касается мотива убийства беременных женщин (бытовавшего, как представляется, отдельно от мотива убийства новорожденных детей), то и он получил весьма интересное развитие – причем именно в бретонской литературе. Речь шла о легендарном короле Коморе, якобы правившем в Бретани в VI в. [677] Его история была представлена в источниках в двух, по-видимому, связанных друг с другом, версиях.
Алан Бушар кратко упоминал Комора в своей хронике (конец XV – начало XVI в.). Он сообщал, что этот король собирался жениться на св. Трифимии – дочери Героха, графа Ваннского. Он посватался к ней, сыграл свадьбу, и через некоторое время его супруга почувствовала себя беременной. Однажды в часовне, где она молилась, ей явились призраки семи жен короля и стали уговаривать бежать прочь от мужа, говоря, что ей угрожает опасность. Так и произошло – Комор убил свою беременную супругу. Но отец последней обратился с просьбой к св. Гильдасу, и тот оживил королеву [678].
Более интересный вариант этой истории принадлежал некоему Альберту Великому, священнику из Морлекса, который поместил его в свое «Жизнеописание святых Бретани», составленное в 30-х годах XVII в. [679] Здесь Комор превращался в графа Корнуальского, «злобного и порочного сеньора» (meschant et vicieux seigneur), желающего жениться на старшей дочери Герока – Трифинии. Он осмелился просить ее руки, но старый граф отказал Комору «по причине чрезвычайной жестокости, с которой тот обращался с другими своими женами, приказывая убивать их самым бесчеловечным образом, как только они становились беременными» [680]. Комор не признавал также церковного брака, и его избранницы «находились скорее на положении любовниц, нежели законных супруг» [681].
Огорченный отказом, Комор прибег к помощи св. Гильдаса, настоятеля местного аббатства. Тот отправился к Героку и уговорил его отдать свою дочь замуж при условии, что, «если граф Корнуальский будет плохо с ней обращаться, как он делал это с другими своими женами, он будет обязан вернуть ее [отцу] по первому же требованию» [682]. Комор женился на Трифинии, и все шло хорошо, пока женщина не поняла, что ждет ребенка. Вне себя от ужаса, она попыталась бежать из замка своего мужа рано утром, пока тот спал. Однако Комор проснулся и бросился за ней в погоню: «Он нашел ее, и тогда бедная дама бросилась на колени, подняла руки к небу и со слезами на глазах стала молить о пощаде. Но жестокий палач не обратил внимания на ее слезы, схватил ее за волосы и нанес ей сильный удар мечом, ударив им ее по шее и отрубив голову» [683]. Безутешный Герок обратился за помощью к св. Гильдасу, который оживил Трифинию, которая позднее родила мальчика, а затем ушла в монастырь. Аббат же направился к Комору и бросил в него «горсть пыли» (une poignée de poussiere), которая тяжело ранила графа Корнуальского. На этом рассказ заканчивался.
Помимо подробно разработанного здесь мотива убийства беременных женщин, история Комора интересна для нас и с другой точки зрения. Именно она, как мне представляется, способна поставить под сомнение версию о том, что Жиль де Ре являлся прототипом героя сказки Шарля Перро.
В современной литературе уже высказывалось предположение о том, что сказка о Синей Бороде складывалась на основе легенды о короле Коморе [684]. На мой взгляд, эта гипотеза действительно заслуживает внимания. Во-первых, мы имеем дело с персонажем бретонской истории (или, вернее, бретонского фольклора). Во-вторых, изначально его история никак, по всей видимости, не была связана с процессом Жиля де Ре. Хотя мы не знаем точно, когда возникла эта легенда, но даже в XVI в. в ней не появилось никаких упоминаний о нашем герое [685]. Наконец,
