три с половиной раза за четыре года — просто неоткуда было взять достаточное количество подготовленных командиров.
Всё время открывались новые военные училища, в 1939–1941 годах они выпустили 48 тысяч лейтенантов, но для пятимиллионной армии, в основном состоявшей из малообученных солдат срочной службы, требовались совсем другие цифры.
Все эти недостатки проявятся в первые же дни войны, обернувшись тяжелейшими поражениями и огромными потерями. Это исторический факт. Но факт и то, что Красная Армия тем не менее выстоит, а советская оборонная индустрия справится со своей задачей.
Несколькими годами ранее это было бы совершенно невозможно. Н. Смирнов приводит цитату из докладной записки немецкого военного атташе фон Гартмана от 1933 года, где говорится: «Промышленность страны не в состоянии удовлетворить самые необходимые массовые потребности… Я считаю, что Красная Армия не в состоянии вести оборонительную войну против любого противника». К 1941 году ситуация существенно изменилась.
Это стало результатом огромного напряжения сил и колоссальных затрат — не только и не столько материальных, сколько человеческих. Они были чудовищно высоки.
Из всех эпохальных, драматических, необратимых перемен, произошедших со страной в описываемую эпоху, самой важной безусловно была деаграризация. Извечно крестьянская Россия оторвалась от земли; главный класс, который и был Россией, усох, размылся, рассыпался, превратился из абсолютного большинства в меньшинство.
Итальянский историк Андреа Грациози назвал это «величайшей крестьянской войной в европейской истории» и «великой драмой в двух актах». Первый развернулся в годы военного коммунизма, второй, после НЭПовской «интерлюдии», произошел в годы массовой коллективизации.
Но обычно используемый термин «коллективизация» не передает всего масштаба произошедшей метаморфозы. Дело не только в насаждении колхозов, они в постсоветские времена исчезнут. Но в России, Украине и Беларуси больше не будет землепашцев, в Казахстане, Кыргызстане и Туркменистане — скотоводов, в Узбекистане и Таджикистане — дехкан. Люди, веками жившие своим, пускай скудным, но самостоятельным хозяйством, навсегда отучатся от экономической самостоятельности.
Деаграризация является главным историческим событием сталинизма. Многое другое потом можно будет исправить или отменить, но не это.
Ленин наверняка одобрил бы удар, который его преемник нанес по «мелким хозяйчикам» и «частнокапиталистическим инстинктам», а это был именно удар, отнюдь не естественный ход социальной эволюции.
Социалистическая страна нуждалась в хорошо вооруженной армии; для этого требовалось быстро создать тяжелую индустрию; для индустрии требовалась дешевая рабочая сила; кроме деревни взять ее было негде — вот логическая цепочка, приведшая к деаграризации страны. Но имелись и другие цели: концентрация сельскохозяйственной продукции (основного богатства и основного источника валюты) в руках государства и установление тотального контроля над населением. В городах контроль осуществлялся через паспортную систему, прописку и обязательность работы на государство. На селе — посредством закрепощения крестьян через систему колхозов.
Перелом был осуществлен намеренно и сознательно, хоть и не сказать чтоб планомерно. Линия партии несколько раз менялась.
— Первые попытки насадить социализм в деревне были неудачны.
— Ужесточение «коллективизации» нанесло по крестьянству смертельный удар.
— К концу тридцатых годов сломанная деревня стала послушной, но сильно оскудела.
Первые попытки насадить социализм в деревне
Поначалу правительство не затевало никаких грандиозных проектов, а всего лишь пыталось найти выход из трудной ситуации. К 1927 году рост сельского хозяйства, вызванный оживлением частного производства и расширением посевных площадей, остановился и начались проблемы с поставкой зерна, а его, наоборот, требовалось всё больше. «Военная тревога» поставила вопрос об индустриализации, и надо было изыскать на нее средства, увеличивать экспорт.
На XV съезде партии зазвучало слово «коллективизация», объединение крестьян-единоличников в крупные хозяйства, что позволило бы совместно приобретать технику и удобрения, а заодно отучило бы деревню от индивидуализма и приобщило к социалистическому мировоззрению. Идея была почерпнута из ленинской партийной программы 1919 года и впоследствии, с введением НЭПа, отложена на неопределенное будущее.
Но кризис госзаготовок зерна и дефицит бюджета понуждали искать выход из сложившегося положения. Как уже говорилось, в 1928 году Сталин попробовал «подтянуть» сельское хозяйство при помощи администрирования и ограбления «кулаков».
«Битва за хлеб», проводившаяся с применением методов «военного коммунизма», позволила в отдельных областях выколотить дополнительное количество сельхозпродукции, но в целом по стране эта практика себя не оправдала. Разрушение успешных «кулацких» хозяйств и, во многих случаях, беспорядочная реквизиция посевного фонда привели к тому, что в 1928 году госзаготовки были еще ниже, чем в 1927-м.
В городах стало не хватать хлеба, за ним теперь надо было стоять в очереди. В отдельных областях даже пришлось возвращаться к карточной системе.
Тогда Сталин решил, что нужно покончить с частным крестьянским хозяйством, поскольку оно малопроизводительно и трудно контролируется. Выход — в массовом создании колхозов. В план первой пятилетки помимо задач для индустрии вставили задачи для деревни. За отчетный период 20 % «дворов», то есть около 30 миллионов человек, должны были объединиться в колхозы и совхозы — добровольно.
На добрую волю власть впрочем особенно не рассчитывала и больше полагалась на принуждение. Двадцать пять тысяч партийных эмиссаров, так называемые «двадцатипятитысячники» разъехались по всей стране агитировать крестьян вступать в новые социалистические общины, куда каждый сдавал бы свою землю, скот, а то и инвентарь.
На бумаге результаты выглядели великолепно. За лето и осень 1929 года количество хозяйств, состоявших в колхозах, увеличилось двукратно. Газеты триумфально писали о «сплошной коллективизации». В годовщину Октябрьской революции генеральный секретарь выпустил бодрую статью «Год великого перелома», в которой утверждалось, что идея колхозного строительства овладела «широкими массами бедноты и середняков».
В план сразу же внесли коррективы. Теперь к концу пятилетки, то есть за два оставшихся года, предписывалось «социализировать» уже не 20 процентов, а «огромное большинство» хозяйств, и в первую очередь главные хлебородные районы.
Проблема, однако, состояла в том, что увеличение численности колхозников произошло в основном за счет бедняков, которые мало что могли принести с собой в коммуну или артель. Неудивительно, что колхозы в основной массе тоже получались бедными. Середняки предпочитали оставаться при своем хозяйстве.
Но директива есть директива. Если люди не желали вступать в колхозы добровольно, у сильного государства имелись и другие методы.
В начале 1930 года на местах были созданы «тройки» — чрезвычайные органы власти, состоявшие из руководителя парторганизации, председателя совета и начальника ГПУ. Их решением любой крестьянин мог быть арестован и выслан. Такие депортации приобрели массовый характер. Кто по имущественным критериям не попадал в категорию «кулака», объявлялся «подкулачником». Соревнуясь между собой в рвении, «тройки» усердно перевыполняли план по «раскулачиванию». В некоторых районах доля «раскулаченных» доходила до четверти дворов.
Времена вооруженных восстаний остались в прошлом. За исключением отдельных эксцессов,
