Екатерина II была последней из царствующих особ, пользовавшихся тайнинским дворцом. 21 апреля 1767 года она праздновала здесь свой день рождения. После этого дворец утратил свое «путевое» предназначение (78, 11 — 13). В 1779 году Екатерина поселила в заброшенном дворце руководителя строительства Мытищинского водопровода генерал-поручика Ф. В. Баура и его подчиненных.
* * *
Елизаветинский дворец еще застал и описал Карамзин, посетивший эти места в 1802 году. Не откажем себе в удовольствии послушать изысканную, как старинный клавесин, речь автора «Бедной Лизы».
«Место уединенное и приятное! Тут запруженная Яуза кажется большой рекою и со всех сторон обтекает дворец Елисаветы Петровны, которая (любя следы великого ее деда) построила его близ развалин дворца Алексея Михайловича. Он также разрушается и, как мне сказывали, продается на своз. Я осмотрел его: есть большие комнаты, и видно, что некоторые были хорошо отделаны. Госпожа Радклиф могла бы воспользоваться сим дворцом и сочинить на него ужасный роман; тут есть всё нужное для ее мастерства: пустые залы, коридоры, высокие лестницы, остатки богатых украшений и (что всего важнее) ветер воет в трубах, свистит в разбитые окончины и хлопает дверьми, с которых валится позолота. Я же ходил по гнилым его лестницам при страшном громе и блеске молнии: это в самом деле могло сильно действовать на воображение. Жаль, что такое приятное место, окруженное водою и густо осененное старыми деревьями, которые могли бы закрыть и самое огромное здание, теперь остается дикою пустынею. Везде трава в пояс; крапива и полынь растут на свободе. Сонные воды Яузы оделись тиною. Мосты сгнили, так что я с великим трудом мог через один из них перебраться» (74, 340).
После экскурсии Карамзина дворец простоял еще два десятилетия. Забытый и заброшенный всеми, он сгорел в 1824 году (78, 13).
Место, где находился путевой дворец, — на самом краю современной Тайнинки, дачного поселка, быстро перерастающего в городской район. Мы не нашли ни одного дорожного указателя к историческому месту. Русские дороги вообще, как известно, не богаты полезными для путешественников сведениями. Принцип «чужие здесь не ездят» избавляет местные власти от этой докуки.
Вдоволь поплутав по тесным улочкам, среди трехоконных домиков за пыльными заборами, ржавых гаражей и похожих на сундуки кирпичных коттеджей, мы находим, наконец, верный путь. И вот уже за крутым поворотом дороги открывается Благовещенская церковь. Одиноко стоящая на широкой луговине, она напоминает поставленную на стол изящную безделушку из слоновой кости. Построенная в 1675—1677 годах, Благовещенская церковь имеет явные черты сходства с Тихвинской церковью в Алексеевском. Вероятно, царь Алексей Михайлович дал распоряжение неизвестному зодчему о постройке этих двух церквей после своего Троицкого похода в сентябре 1675 года.
Но родные сестры — не близнецы. Церковь в Тайнинском не имеет открытой галереи, но зато отличается необычайно красивым и сложным по композиции западным крыльцом. Основу крыльца составляет лестница, по которой царь со свитой поднимался на хоры.
Новейшая история храма полна невероятных превращений, после которых можно только удивляться, что он вообще уцелел. «В 1929 году храм закрыли. В советское время в нем размещался клуб, потом хлебный магазин, фабрика декоративной игрушки, столярная мастерская. В 1989 году храм передали Православной Церкви» (135, 348).
Недавно Благовещенская церковь открыла свои двери для прихожан. И как это часто бывает, вид только что отреставрированного храма вызывает сложное чувство. С одной стороны, храм «помолодел», приобрел свежий и здоровый вид. С другой…
Осуждать реставраторов так же банально, как и прославлять их почти бескорыстный труд. И всё же здесь, в Тайнинском, мы не удержимся от некоторых рассуждений на сей счет.
Для начала — небольшой экскурс в историю. Теофиль Готье, посетивший Россию в 1858 году, был сильно разочарован тем впечатлением грубоватого «новодела», которое производил Московский кремль. Умение сохранить патину старины, неповторимую фактуру старых стен в Европе уже осознавалось как важнейшая цель реставраторов. В России задачи исторической достоверности и художественной ценности реставрации еще не стали первостепенными. Да и само понятие научной реставрации отсутствовало. Его место занимали обычный ремонт и благочестивое «поновление». Выше всего ставилось удобство здания для практических нужд и его «благолепие», то есть яркость красок, пышность деталей, обилие серебра и позолоты.
Но послушаем суждения самого Теофиля Готье — тонкого ценителя старины, человека, объездившего полмира в поисках красоты и оригинальности.
«Кремль так и представляется почерневшим от времени, закопченным, того темного тона, перед которым у нас благоговеют и который считают воплощением красоты старых памятников. Этот вопрос настолько разработан во Франции, что на новые здания у нас специально наносится патина из разведенной водою сажи, чтобы избавить их от яркой белизны камня и привести в гармонию с более старыми постройками. Надо дойти до крайней цивилизованности, чтобы проникнуться этим чувством, уметь ценить следы веков, оставленные на эпидерме храмов, дворцов и крепостей. Русские же любят всё новое или по крайней мере то, что имеет облик нового, и думают, что проявляют уважение к памятнику, обновляя окраску его стен, как только она облупится или потрескается. Это самые великие маляры в мире. Когда им кажется, что краски потемнели, они переписывают даже старые росписи византийского стиля, украшающие церкви внутри и часто снаружи. Таким образом, эти росписи, с виду традиционно-древние, восходящие к примитивно-варварским временам, иногда покрыты красками буквально накануне. Нередко случается видеть, как маляр, пристроившись на шатающихся лесах, с самоуверенностью монаха-художника с Афона подновляет лик Богоматери, заполняет свежими красками суровые контуры, которые являются как раз неизменным шаблоном. Нужно с чрезвычайной осторожностью относиться к этой живописи, которая была древней, если можно так выразиться, но в которой всё — современно, несмотря на ее строгость и величественность, идущие от древних эпох.
Эта небольшая преамбула имеет целью подготовить читателя к белизне и яркости вместо потемневшего, меланхолически-сурового облика зданий, о котором, исходя из своих западных понятий, он, вероятно, мечтает» (41, 235).
* * *
Реставрация памятников старины в России в последнее время ведется без тщательного архитектурного надзора, зачастую разумением священника и щедростью состоятельных прихожан. Не знаю, кто и как учит уважению к красоте священников, но точно знаю, что никто не учит этому состоятельных прихожан. Возможно поэтому оплаченная ими реставрация нередко несет на себе отпечаток вульгарного «благолепия». Мнением специалистов пренебрегают или его вообще не спрашивают. И кирпичные и отделочные работы выполняются кое-как. Все грехи каменщиков покрываются толстым слоем побелки…
Государственная система реставрации памятников истории и культуры рухнула, лучшие мастера занялись отделкой особняков. Чиновники архитектурного надзора и разного рода департаментов по охране памятников заботятся о том, о чем всегда заботятся чиновники, оставшиеся без зоркого «ока государева». При таком положении дел у России скоро не останется подлинных памятников древней архитектуры. Свобода слова делает этот факт общеизвестным, но свобода дела не позволяет исправить положение.
Густая побелка покрывает Благовещенскую церковь от фундамента до куполов. Кажется, что ее выдернули из земли, словно морковку из грядки, и, держа за купола, окунули в огромное ведро с известью. Вся эта мертвенная белизна хорошо смотрится разве что издалека. Вблизи она утомляет глаз, скрывает тонкие узоры лекального кирпича и нивелирует сложные профили карнизов.
Храмы XVII века, как правило, были радужными. Их декоративные элементы (наличники, кокошники, угловые полуколонки, архивольты порталов, пояса висячих арок) были выделены цветом. Да и сами стены далеко не всегда оставались белыми. Взгляните на билибинские иллюстрации к русским сказкам — и вы поймете, о чем, собственно, вдет речь. Правильное воссоздание этой палитры — трудная задача, как для авторов проекта реставрации, так и для его исполнителей. Тотальная побелка снимает эту проблему. А заодно и иссушает еще один источник древней красоты.
Ценителю старинной архитектуры остается одно: ждать, пока время и дожди смоют с древних стен пласты побелки. И тогда нашему взору откроются старинные кирпичи, темно-красные, как спелая вишня. Прочность этих гигантов вызывает изумление. Кажется, что само время обломало о них свои острые зубы. Кирпичи скреплены толстым слоем белой, как сметана, и прочной, как камень, известью, которую годами вымачивали в особых ямах, смешивали с яичным белком и еще бог знает какими добавками. И каждый кирпич строители укладывали в стену с благоговением и молитвой.
