Генрих Крамер родился в Шлеттштадте близ Страсбурга около 1430 года и там же вступил в Доминиканский орден. Убежденный защитник папских привилегий и красноречивый оратор, он имел влиятельных друзей среди доминиканцев в Риме и в конце концов добился покровительства Святого Престола. В 1474 году он был назначен инквизитором южной Германии и уже в 1476 году принял участие в судебных процессах над ведьмами. Крамер был высокомерным, амбициозным и безжалостным человеком, который нажил много врагов внутри и за пределами своего собственного ордена (в 1482 году его обвинили в растрате орденских денег, предназначенных для войны с турками), и в горных областях Германии ему оказывалось большое сопротивление со стороны местных епископальных и светских властей [410]. В конце концов Шпренгер выступил против него, и в 1490 году орден доминиканцев осудил Крамера за нарушение устава, хотя это не положило конец его деятельности, ибо папа Александр VI послал его в 1500 году бороться с ересью в Богемии и Моравии.
С другой стороны, биография Шпренгера показывает, как рвение в отношении очищения Церкви и защиты христианства может вызвать искреннее отвращение к ведьмам. Якоб Шпренгер родился около 1436 года в Базеле, где он вступил в доминиканский орден, затем продолжил обучение в Кёльне, где в конце концов стал профессором теологии. Он стал инквизитором в Рейнской области в 1470 году и сотрудничал с Крамером как в преследованиях ведьм, так и – в небольшой степени – в составлении «Молота ведьм», пока ему наконец не надоели эксцессы его коллеги.
«Молот ведьм» был создан по образцу инквизиторских справочников Эймерика и других и использовал схоластическую организацию и метод, предполагающий чередование quaestiones – столкновение аргументов и выводов. Этот труд привнес мало нового в историю феномена ведьм, но его выверенная композиция и аргументация в сочетании с папским одобрением прочно закрепили всю систему верований в ведьм в сознании инквизиции и общества в целом. Авторитет «Молота» на протяжении веков ставил в невыгодное положение тех, кто выступал против реальности существования ведьм, и идеи этого труда охотно заимствовались протестантами, которые рьяно отвергали другие аспекты католицизма. Феномен ведовства продолжал развиваться в последующие два столетия с минимальными дополнениями и отклонениями от изложенного в «Молоте ведьм».
«Молот ведьм» был составлен для того, чтобы систематически опровергать все аргументы против реальности колдовства. Авторы утверждают, что многие из преступлений, вменяемых в вину ведьмам, объективно реальны, другие являются иллюзиями, но иллюзиями, спровоцированными дьяволом по воле ведьм. «Молот» опровергает скептицизм Canon Episcopi аргументом, что современные ведьмы отличаются от женщин, чьи безумные выдумки Canon Episcopi объявляет фантазией (вывод, который, как ни странно, вполне верен в свете развития феномена ведьм начиная с X века). Для ведовства необходимы три составляющие: ведьма со злыми намерениями, помощь дьявола и попущение Бога, который хотя и ненавидит зло, но позволяет ему происходить, поскольку без свободы с ее потенциалом для зла у людей не было бы потенциала для добра. Ведовство – самое злостное из всех преступлений и достойно самого сурового наказания, ибо оно является непосредственной и прямой изменой самому Богу. Элементы, перечисленные в «Молоте», включают в себя почти все, связанное с классическим образом ведовства, что впоследствии будет принято за истину.
Учитывая то, как широко авторы раскинули свои сети, становится любопытно, что в их книгу не попали ни фамильяры, ни срамной поцелуй, ни даже пиршества или оргии шабашей. Также нет там упоминаний о метках ведьм или дьявола, которые стали столь распространенными на судебных процессах последующих двух столетий. «Молот» разрешал раздевать и брить ведьм, но делалось это для того, чтобы определить, есть ли у них какие-либо амулеты или магические талисманы, спрятанные на их телах, а не чтобы найти отличительные знаки.
«Молот» определил ведовство как самую отвратительную из всех ересей, четырьмя основными элементами которой являются отречение от христианской веры, принесение в жертву Сатане некрещеных младенцев, преданность тела и души злу и интимные отношения с инкубами. Ведьмы стали слугами дьявола, заключив с ним договор и вступив в ритуальное совокупление с Сатаной. Они воздают почести дьяволу. Они используют заклинания, могут создавать видимость изменения своего облика при помощи дьявольских иллюзий, практикуют различные виды малефициума, переносятся по воздуху с места на место силой демонов и используют христианские таинства в своих мерзких обрядах. Они варят и едят детей, своих или чужих; они берут детские кости и мясо в качестве ингредиентов для зелий и мазей, чтобы потом использовать их в своих магических деяниях.
Какими бы чудовищными ни были эти идеи, но их придумал не Крамер – они происходили от давней традиции теории ведовства. Эта теория продолжала развиваться и в XV веке [411]. Начиная с 1430 года количество трактатов, посвященных колдовству, заметно увеличилось. До этого времени ведовство рассматривалось как часть более широких проблем магии или ереси, теперь оно само стало центром внимания. Такой скачок в теории связан с быстрым увеличением числа судебных процессов над ведьмами, но причинно-следственную связь этих двух явлений установить невозможно. И то и другое исходит из того факта, что в XV веке люди стали более восприимчивы к идее ведовства, чем когда-либо прежде. Этой восприимчивости частично способствовали предыдущие судебные процессы над ведьмами и трактаты, а также растущая популярность холистического магического мировоззрения ренессансного неоплатонизма. Неоплатонизм, независимо от того, насколько он отличается от аристотелевской традиции, в концептуальную рамку которой феномен ведовства изначально был встроен, укрепил в научном, а в итоге и в народном сознании веру в космическую систему духов, более многочисленную и активную, чем обычно допускалось в старой христианской традиции [412]. Теоретики ведовства в большинстве своем не были ни глупыми, ни морально испорченными людьми. Наоборот, они были одними из интеллектуальных и церковных лидеров своего времени и твердо верили в те ужасы, о которых писали. Большинство из них, как и авторы «Молота», были озабочены доказательством реальности колдовства вопреки как рациональному скептицизму, так и скептицизму, основанному на Canon Episcopi. Как справедливо утверждал Роббинс, интеллектуалы были более ответственны, чем невежды, за ведовскую истерию, свирепствовавшую в Западной Европе на протяжении трех столетий, с 1400 по 1700 год.
Изобретение печатного станка, который позволял теперь печатать работы теоретиков ведовства в количестве, о котором до тех пор и мечтать не могли, чрезвычайно способствовало одержимости ведьмами. Первая печатная книга о ведовстве, «Утверждение веры» (Fortalicium Fidei), вышла в свет в 1464 году, всего через десять лет после того, как Гутенберг выпустил первую печатную книгу. В силу несчастливого стечения обстоятельств книгопечатание было изобретено как раз в тот момент, когда рвение охотников на ведьм неизменно росло, и быстрое распространение ведьмовской истерии посредством печатной продукции стало первым доказательством того, что Гутенберг не освободил человека от первородного греха.
В этот период происходит заметный сдвиг в отношении теоретиков к ведовству. Многие по-прежнему были консервативны и следовали скептической традиции Canon Episcopi в той мере, в какой они отрицали реальность оборотничества и полетов, хотя большинство все же настаивали на том, что людей действительно вводит в заблуждение дьявол, заставляя их верить в то, что они могут творить такие вещи. Такого скептического отношения наиболее твердо придерживались гуманисты, стоявшие на позициях возрожденного неоплатонизма и выступавшие против глупых суеверий. Тем не менее все большее число авторов перетолковывали Canon Episcopi или даже прямо полемизировали с его положениями, хотя не многие осмеливались игнорировать его. Их растущий страх перед ведьмами отражал глубокий, хотя и скрытый ужас средневекового общества перед деградацией ценностей. Не случайно, что многие теоретики ведовства присутствовали на Базельском соборе или, по крайней мере, были каким-то образом связаны с ним, ведь обеспокоенность участников собора расколом, ересью и движением концилиаризма указала на крайнюю опасность, в которой находилась средневековая католическая церковь и которой ей не удалось до конца избежать.
