* * *
Впервые информация о несгоревшем сердце Жанны д'Арк появилась, как того и следовало ожидать, на процессе по ее реабилитации — при опросе непосредственных участников обвинительного процесса 1431 г. и свидетелей казни девушки. В 1450 г., в ходе первого расследования, санкционированного Карлом VII и проводимого Гийомом Буйе, деканом капитула Нуайона, доктором теологии и профессором Парижского университета, эту историю поведал Изамбар де ла Пьер, один из судей девушки. В своих показаниях он ссылался на рассказ палача, которого выслушал лично сразу после завершения экзекуции:
И сказал и подтвердил этот палач, что несмотря на масло и угли, которые он положил на останки и сердце упомянутой Жанны, он никак не мог сжечь и превратить в пепел ни внутренности, ни сердце. Этим обстоятельством он был сильно удивлен, как самым настоящим чудом [1093].
Несмотря на то что Изамбара де ла Пьера допрашивали еще два раза в ходе следствия по делу Жанны д'Арк [1094], он более к истории о несгоревшем сердце не возвращался. Ее, однако, повторил другой свидетель на процессе по реабилитации — Жан Масье, бывший в 1431 г. судебным приставом в Руане. В ходе следствия 1455 г. он вспомнил об особых обстоятельствах казни девушки, и его рассказ также опирался на показания палача:
Он слышал от Гийома Флёри, клерка бальи Руана, что палач признался ему в том, что когда тело [девушки] сгорело и обратилось в пепел, ее сердце осталось нетронутым и полным крови… Пепел и все, что от нее осталось, он выбросил в Сену [1095].
Почему же сердце не сгорело? Любопытно, что специалисты по эпопее Жанны д'Арк до последнего времени не уделяли этому вопросу ни малейшего внимания. Только в 2007 г. появилась небольшая статья Колетт Бон, посвященная данному сюжету: французская исследовательница полагала, что сердце героини Столетней войны могло уцелеть «на самом деле» [1096]. Мне, однако, представляется, что речь следовало все же вести не о реальности данного факта, но об осмыслении такого важного для истории Франции и всей Западной Европы XV в. события, как смерть Жанны д'Арк.
Совершенно очевидно, почему в рассказах Изамбара де ла Пьера и Жана Масье упор делался именно на сердце. Для людей Средневековья это был не просто мускул, дающий человеку жизнь; во всяком случае применительно к мертвому телу это значение явно не могло считаться главным. Важнее, безусловно, оказывался символический смысл, которым наделяли сердце в этот период [1097]. У него существовало сразу несколько различных значений, главным из которых всегда оставалось понимание этого органа как вместилища (или как материального воплощения) души: по словам Блаженного Августина, именно в сердце своем человек искал умиротворение в Господе и только так оказывался способен к Божественному прозрению [1098]. Вот почему сердце оказывалось для людей Средневековья важнее любой другой части тела. Не менее важной, однако, являлась и кровь (которой якобы было наполнено несгоревшее сердце Жанны д'Арк) — символ страданий Иисуса Христа, лишь в эпоху Возрождения уступивший место все тому же сердцу [1099].
Сказанное выше заставляет предположить, что, описывая чудо с не тронутым огнем сердцем Орлеанской Девы, свидетели на процессе по ее реабилитации уже в 1450–1455 гг. воспринимали ее как истинную святую. Действительно, как отмечала Кэролайн Байнум, для культуры Средневековья было характерно представление о том, что сердце, бескорыстно отданное Господу (и прежде всего, конечно, сердце святого), взамен обретает нетленность: огонь любви к Богу, горящий в нем, делает его неподвластным какому бы то ни было воздействию извне, в том числе и огню [1100]. Сердце Жанны, по словам Пьера Миге, еще одного свидетеля на процессе по реабилитации, было также «обращено к Богу» [1101], а в показаниях уже упоминавшегося выше Изамбара де ла Пьера девушка уподоблялась св. Игнатию Богоносцу [1102], тело которого, согласно «Золотой легенде» Иакова Ворагинского, после мучительной казни осталось нетронутым, а на сердце было обнаружено начертанное золотом имя Христа:
Также говорят, что блаженный Игнатий среди страшных мучений неустанно призывал имя Христово. Когда палачи спросили его, зачем он столько раз повторяет одно и то же имя, Игнатий сказал: «Это Имя записано в моем сердце, и потому я хочу непрестанно его произносить». По смерти епископа все, кто слышал эти слова, из любопытства захотели проверить, говорил ли Игнатий правду. Они вынули сердце из груди святого и, разрезав сердце, увидели, что внутри него золотыми буквами написано имя: Иисус Христос. Увидев это, многие уверовали [1103].
То же самое имя якобы видели в пламени огня и некоторые свидетели смерти Жанны д'Арк [1104].
Впрочем, сюжет о сердце, посвященном Господу, встречался в Средние века не только в житии св. Игнатия, но и во многих иных агиографических и морализаторских текстах. Так, в XIII в. Фома из Кантимпре сообщал, что в груди монаха-доминиканца Вольфанда после его смерти было найдено целое распятие [1105]. Маргарита из Читта-ди-Кастелло якобы носила в сердце три камешка с изображением святого семейства, а Кьяра из Монтефалько — все орудия страстей Господних [1106]. Возможен был также вариант с «обменом сердцами», происходившим между Господом и его преданными последователями: о подобной практике упоминалось, в частности, в ходе канонизационных процессов Доротеи фон Монтау и Екатерины Сиенской [1107]. Не меньшее внимание уделялось и захоронению сердец правителей в святых местах: в Иерусалиме, на Голгофе, в аббатствах или в соборах крупных европейских городов. Так, например, в Руанском соборе покоилось сердце Карла V [1108].
Казалось бы, именно в этом ряду современникам и следовало рассматривать историю Жанны д'Арк: если ее сердце не сгорело в пламени костра, значит, она являлась святой. Однако в Средние века (как, впрочем, и в Античности) существовало еще одно — и весьма авторитетное — объяснение того, почему в некоторых случаях огонь не трогал сердце человека: это могло произойти в результате отравления. Подобные представления широко распространились в Западной Европе уже в первой половине XII в. благодаря трактату «О ядах» Пьетро д'Абано, который, в свою очередь, цитировал «Естественную историю» Плиния Старшего: «Огонь не может тронуть сердца тех, кто был отравлен» [1109]. Д'Абано также ссылался на пролог к жизнеописанию Калигулы из «Жизни двенадцати цезарей» Светония, где рассказывалась история Германика, племянника и приемного сына Тиберия, отравленного в 19 г. н. э., возможно, по приказу императора:
Он на тридцать четвертом году скончался в Антиохии — как подозревают, от яда. В самом деле, кроме синих пятен по всему телу и пены, выступившей изо рта, сердце его при погребальном сожжении было найдено среди костей невредимым: а считается, что сердце, тронутое ядом, по природе своей не может сгореть [1110].
