Славные русские князья гибли и при Федоре Ивановиче, и при Борисе Годунове, и во времена Смутного времени. Очень жаль этих добрых, наивных, мужественных, странных людей, правивших на Руси более семи веков и сыгравших выдающуюся роль во всех сферах жизни, а в военной — особенно. Жаль также, что до сих пор не существует большой, яркой, фактологически насыщенной, украшенной эмоциональными художественными рассказами и очерками книги о роде Рюрика.
Но время учит. Можно надеяться, что в скором времени такая книга, интересная и нужная многим россиянам, будет написана и издана.
А нам, пока такой книги нет, нужно помнить, что в XV–XVI веках полководцы из рода Рюриковичей совершили много воинских подвигов. Я перечислю только самую малую часть этих замечательных военачальников.
Уничтожая род Рюриковичей, Иван IV Васильевич сделал ставку на дворян. Как низшая часть феодально-служивого сословия (дворцовые люди) дворяне появились на Руси в XII–XIII веках. В XIV веке они стали получать за службу землю, поместья, превращаясь в помещиков. Но до крутых реформ Ивана Грозного дворяне играли на сцене русской истории далеко не главные роли. Первый русский царь сделал на них ставку, и они его не подвели.
Резкая смена устоев, обычаев, социальной структуры государства и многих его институтов, казалось, должна пусть и не так резко, быстро сменить и сам подход к военному делу и, что важно для данного разговора, образ русского воина, русского полководца. Тем более что со времен Димитрия Донского на Руси началось внедрение огнестрельного оружия, а ко времени Ивана IV производство огнестрельного оружия заметно повлияло на технологию всей жизни государства. Между прочим, аналогичные процессы происходили и в других высокоразвитых в техническом отношении странах. И там менялась жизнь (Франция, Англия, Германия, Испания…). И там менялись многие приоритеты прошлого, в том числе и то, что мы назвали образом воина и образом полководца. Западная Европа, например, прощалась с образом настоящего рыцаря…
А русский народ прощался с дружинами князей, с дружинниками, а потом и с Рюриковичами, но не прощался и по сей день не распрощался русский народ с тем идеалом, который сформулировал в «Завещании» Владимир Мономах. Вот что удивительно. Я уже не раз говорил о слабой русской памяти. Действительно, русские люди частенько забывали деяния, навыки и достижения своих предков. Часто на крутых поворотах истории русский народ совершал нелицеприятные дела, был дерзок, зол, упрям и суров, а то и жесток не в меру. Но жизнь не может состоять из бесконечных крутых изворотов, а русский народ — и это тоже удивительно! — даже находясь в состоянии деревенской пьяной драки никогда не забывал об образе Владимира Мономаха!
Об этом, между прочим, говорит история вторжения на русскую землю Стефана Батория.
* * *
После прекрасных побед русских войск в Ливонской войне в 1575–1577 годах ситуация здесь изменилась. Напуганные успехами царя Польша и Швеция активизировали действия против Московии. В 1579 году пошёл в первый поход на Русь Стефан Баторий. Преодолев отчаянное сопротивление противника, он взял Полоцк, а 1 сентября — важный стратегический пункт, крепость Сокол. Понимая, что крупномасштабную борьбу в этом регионе государство не осилит из-за истощения финансовых ресурсов, Грозный предложил Польше мир.
Стефан Баторий отказался, взял Великие Луки, Заволочье, Подсошь, другие города, а летом 1581 года, перед очередной кампанией, объявил главной задачей предстоящих операций взятие Пскова. Догадываясь об этом, Иван Грозный послал в город прекрасных воевод и отряд, впрочем, небольшой. Последующие его действия говорят о том, что в победу русских он верил с трудом. Русские, его подданные, однако, думали иначе. У них другие были цели в жизни и идеалы.
Польский король начал тщательную подготовку к решающему в Ливонской войне походу. В одном из указов он настраивал своих воинов и многочисленных наемников к трудной боевой работе: «Московитяне при обороне крепостей своею стоикостию и мужеством превосходят все прочие нации». Стефан Баторий был не единственным политическим деятелем той эпохи, который с таким уважением отзывался о русском народе.
Секретарь польского короля Сигизмунда II Августа литовский гуманист Михалон Литвин (Венцеслав Миколаевич) в своем трактате «О нравах татар, литовцев и московитян», в частности, говорил: «Московитяне и татары намного уступают литвинам в силах, но превосходят их трудолюбием, любовью к порядку, умеренностью, храбростью и прочими достоинствами, которыми упрочиваются королевства» (стр. 75).
Польские магнаты выделили Баторию значительные средства. Король вооружил сорок тысяч опытных воинов, поляков и литовцев, пригласил со всей Европы еще шестьдесят тысяч наемников: венгров и французов, датчан и шведов, румын и немцев, шотландцев и австрийцев… Ажиотаж вокруг похода напоминал события прошлых веков, когда папы римские и европейские монархи собирали со всего континента войска для крестовых походов.
В Пскове не было Гроба Господня. В Пскове были великие «богатства», о которых ходили легенды. Стотысячное войско Стефана Батория замыкал большой отряд купцов, а также разных прохиндеев, любителей легкой наживы. Не исключено, что король рассчитывал на большее, чем взятие Пскова, этих пока закрытых для пришельцев ворот в Русскую землю, и причины тому были весьма веские. В Литве и Польше внимательно следили за ходом «московской приватизации» удельных княжеств, вечевых республик и последующих разорительных погромов Пскова, Новгорода, других городов опричниками Грозного. Чужеземцы могли рассчитывать на то, что среди русских городов (например, в Пскове, семьдесят лет назад поголовно рыдающем, оплакивающем свой вечевой колокол, свою вольницу) найдутся такие, которые по примеру князей, вынужденных покидать родину (но не обязательно при этом предавать свой народ), согласятся добровольно сменить «гражданство». Баторий подумывал об этом. Но русским и на эту тему думать было некогда — они готовились к обороне.
Продвигаясь на восток, чужеземцы взяли крепость Воронеч на дальних подступах к городу, затем Остров, важный пункт в непосредственной близости от Пскова, можно сказать, — пригород. 18 августа в нескольких километрах от города появились авангардные отряды врага, а через шесть дней подошло и основное войско во главе с Баторием.
Псков поразил пришельцев благолепием, величием и мощью фортификационных сооружений. «Господи, какой большой город! Точно Париж! Помоги нам, Боже, с ним справиться», — написал в дневнике участник похода Ян Пиотровский, будто бы предчувствуя, что без Божьей помощи им город не взять.
Стефан Баторий и коронный гетман Ян Замойский решили начать дело с грандиозного парада. Выучка у воинов была отменная, военачальники строили их в парадные колонны, и они медленно и с показным шиком проходили по зеленому полю, которое хорошо осматривалось со стен Пскова. Лучшие воины Европы, пехотинцы, конники маршировали под грохот литавр перед жителями города, которые за всю свою жизнь красоты такой пёстрой, чужеземной, грозной не видывали! И стояли они на стенах, изумленные (дети и женщины, старики и воины), и дивились, будто скопище чужеземных артистов пожаловало под стены Пскова. За кавалеристами, с низким грохотом, кони потащили осадные пушки громадных размеров…
На что рассчитывал, демонстрируя мощь войска, король? На панику, конечно же. Паника — убийственна. Опытный полководец знал об этом. Но, поглядывая на стены города, Баторий не мог не удивиться: русские были абсолютно спокойны. В их движениях, в вялых перемещениях по стенам чувствовалась силища могучая и не всем понятная. Перед псковичами проходило лучшее войско Европы, стотысячное, оснащенное современной техникой, возглавляемое опытнейшими военачальниками. Неужели там, на стенах, этого не понимали?
Несколько часов шла «психическая атака». Она не подействовала на твердолобых русских. Польский король дал приказ начать осадные работы. Воины действовали сноровисто, как на показательных учениях. Но как только они подошли к городу, оттуда грохотнули пушки. Стреляли русские очень метко. Снаряды десятками и сотнями срывались со стен и летели на головы врагов. Это озадачило короля, он приказал воинам маневрировать по лесным массивам. Но и в лесах настигали чужеземцев тяжелые русские ядра, размером с голову.
Подальше от жерл пушек Баторий разбил свой стан. Ночью псковичи разгромили его — пушкари у русских были всевидящие. Пришлось королю отойти от города подальше.
Псков защищали десять тысяч обученных ополченцев, семь тысяч стрельцов и конницы и практически все жители города. Руководил обороной князь Иван Петрович Шуйский. Его первым помощником являлся главный воевода города Василий Федорович Шуй-ский-Скопин. Им, в свою очередь, помогали воеводы и князья — все из рода Рюриковичей. Огромная роль отводилась дьяку пушечного приказа Терентину Лихачеву. Он обеспечивал пушки порохом и ядрами. Дьяки Сульмен Тимофеевич Булгаков и Афанасий Викулин сын Малыгин отвечали за хозяйственные дела. Самый важный участок обороны между Покровской и Свинусской башнями возглавлял храбрый князь Андрей Иванович Хворостинин.
