Однажды вечером мне позвонил Алексей. Несколько взволнованным голосом торопливо выпалил:
— Старик, хочешь встретиться с «известным писателем»?
— А что, есть такая возможность?
— Есть, есть, приезжай завтра утром часикам к десяти ко мне в офис, потолкуем. — И бросив коротко «пока», повесил трубку.
На следующий день ни свет ни заря полетел к Алексею.
— Как же ты все это устроил? — с порога выпалил я, здороваясь со своим другом.
— Ты знаешь, — ответил Алексей, — совершенно случайно. Мой знакомый журналист из одного издательства специализируется на различных сенсационных историях о разведке. Я с ним работал за рубежом. Парень шустрый, пробивной, не без способностей, владеет пером. Не так давно ему звонил Ре-зун по каким-то редакционным делам, вдрабадан пьяный, и приглашал в Варшаву на встречу. Журналист знал, что я семь лет учился с «писателем» в суворовском училище. Вот он и предложил мне присоединиться. Я, естественно, дал согласие, но решил сам позвонить Резуну и сообщить ему об этом. К телефону подошла его жена. Я представился, назвал свою фамилию и сказал, что мы знакомы по Воронежу. Она ответла, что муж в гараже, и попросила перезвонить через пару часов. Через два часа я перезвонил. К телефону подошел сам Ре-зун. Жена, конечно, сказала ему о моем звонке, поэтому я не застал его врасплох. Судя по голосу, он искренне обрадовался. Я коротко сообщил ему о приглашении моего товарища-журналиста. Владимир охотно согласился встретиться. Я не удержался. Позвонил Сергею в Мюнхен. Пригласил присоединиться. В ответ услышал трехэтажный мат. Он мне прокричал в трубку, что если поедет, то не удержится, задушит гаденыша своими собственными руками. Советовал и нам оставить подонка в покое и не пачкаться. Ну, ты знаешь Сергея. Он — экстремист.
Через неделю поездом Москва — Берлин, следующим через Варшаву, мы отправились в Польшу. С Алексеем договорились, что легенду для встречи с предателем выдумывать не станем. Будем предельно откровенны. Мы оба кадеты, и вся эта история с предательством нашего бывшего собрата больно задевает нас за живое. Я, бывший работник ГРУ, интересуюсь этой историей и с профессиональных позиций. Хочу разобраться в ней окончательно и написать объективную книгу, для этого мне надо выяснить, что же заставило нашего суворовца предать Родину.
Лично я не знал Резуна, хотя мы оба работали в ГРУ, даже в одном оперативном управлении. Я был старше Резуна и до его первой загранкомандировки уже работал за рубежом. Когда Резун отправился в Швейцарию, я был в Центре.
Думая о нашей встрече, я решил не играть в кошки-мышки, говорить откровенно, постараться получить от него максимум информации. Мне очень хотелось сопоставить все, что я знал о нем, с тем, о чем он сам расскажет. Основная моя цель: найти подтверждение моей версии о мотивах его предательства.
Мы не строили каких-либо планов, просто рассчитывали вызвать его на откровенный разговор, рассчитывали на то, что наше общее суворовское прошлое должно тронуть его душу, если в ней сохранилась еще хоть капля совести.
Сначала я хотел взять с собой миниатюрный диктофон, чтобы записать беседу. Но потом оставил эту затею, посчитав, что это будет нечестно.
В Варшаву поезд прибыл точно по расписанию, в 12 часов дня. На перроне нас встречали, но Резуна среди встречавших не было. На такси мы направились в международную гостиницу «Виктория» в центре города. Номера для нас были заранее забронированы.
Встреча с «писателем» состоялась в конференц-зале гостиницы, где проходил брифинге издателями и журналистами.
Я наблюдал со стороны, как Резун растерянно искал глазами Алексея среди собравшихся, пожимая каждому руку и внимательно вглядываясь в лица гостей. С Алексеем он не виделся с 1965 года.
Когда очередь дошла до Алексея, Резун некоторое время напряженно вглядывался в его лицо, обрамленное седой бородой. Потом, вероятно, узнав бывшего кадета, широко развел руки для объятий. Что-то дрогнуло в его лице, испуг и радость отразились в близоруких глазах за стеклами очков.
— Леша, — проговорил, скорее простонал, Резун и прильнул к его груди.
Алексей с едва заметным колебанием принял маленького, круглого, растолстевшего лысого человека в свои объятия как блудного сына. Резун беспомощно, по-детски уткнулся Алексею в плечо. Сложные чувства обуревали в эту минуту Алексея. С одной стороны, ему хотелось оттолкнуть от себя эту гадину. Ему показалось на мгновение, что он прикоснулся к чему-то липкому, скользкому и противному. С другой стороны, глубокая вера в заповеди Иисуса Христа не позволяла это сделать.
— Знакомься. Это мой товарищ, кадет, журналист, бывший твой коллега, — представил меня Алексей. Мы протянули друг другу руки. Я назвал себя по имени.
— Знаете что, ребята, — начал энергично Резун, — я закончу с этой братией дела и буду в вашем распоряжении. Давайте встретимся в холле в восемнадцать часов и что-нибудь сообразим.
— Договорились, — ответил Алексей, и мы расстались. Времени у нас было достаточно, решили побродить по Варшаве.
Город произвел на меня приятное впечатление. Чистота, оживленное движение на транспортных магистралях, большое количество западных иномарок, на улицах много народа. Люди хорошо одеты. Везде идет бойкая торговля. Без торговли трудно представить себе поляков. У них торговля в крови. Гуляя по городу, я не ставил перед собой задачу выявить слежку. Но иногда делал это автоматически, по старой профессиональной привычке, обращая внимание на окружающих больше, чем это требовалось. По всей видимости, «хвоста» за нами не было. Да и зачем кому-то надо было за нами следить? Слежка могла быть при контактах с Резуном. Она нас не пугала, потому что мы все делали официально, ничего не скрывали и никаких операций с Резуном проводить не собирались.
Как и договаривались, встретились в 18.00 в холле отеля. Резун нас уже ждал. Переговоры с издателями, судя по всему, у него прошли успешно. Он был в хорошем настроении, даже немного подшофе. Вероятно, на фуршете с журналистами и издателями пришлось «принять на грудь». Предстоящая встреча с кадетами, по всей вероятности, его радовала и возбуждала. Это было видно по его поведению, по глазам. Как потом мне стало известно, до нас он уже не раз встречался за границей с бывшими сослуживцами, в том числе и с некоторыми отставниками из ГРУ. Эти встречи проходили, как правило, с обильным принятием горячительных напитков, русским самобичеванием, раскаяниями и всепрощением подвыпивших. Известно, что когда русский сильно выпьет, начинает каяться и готов всем все простить в отличие от немцев, которые в таких случаях любят хвастаться.
Резун пригласил нас на обед, сказав, что у него есть на примете укромное тихое местечко в загородном ресторане, где можно хорошо провести время.
Еще через несколько минут мы уже мчались по Варшаве на такси. В машине перебрасывались между собой незначительными фразами. Ни о чем серьезном не говорили.
Машина тем временем вышла за городскую черту, направилась, мягко покачиваясь и шурша шинами, по новому, недавно положенному асфальту вдоль Вислы. Верхушки деревьев, тронутые уже багрянцем осени, горели, словно костер, в лучах заходящего солнца. Дорога сначала проходила вдоль поймы реки, потом неожиданно круто свернула влево и пошла, петляя, среди могучих, еще не тронутых осенью зеленых кудрявых дубов.
Я посмотрел назад. Резун поймал мой взгляд и спросил:
— Проверяешь?
— Да нет, что ты, — ответил я, — это дела давно минувших дней, как сказал поэт. Да и Польша не Альбион.
— Не скажи, — заметил Резун. — Здесь уже другие порядки. «Моя милиция меня уже не бережет», как в прежние времена. К нам, — он почему-то употребил это местоимение, причислив себя к нам, — здесь кое-кто относится хуже, чем в Англии. Ведь эта страна теперь входит в НАТО, и ребята из нашей прежней конторы, находясь в городе, наверное, чувствуют на своих спинах «дружеские заботливые» взгляды. Уже были скандальные истории, связанные со шпиономанией, шумела пресса.
— Ну, тебе-то нечего бояться. За тобой, наверное, присматривают твои новые хозяева из СИС? — поинтересовался Алексей. — Ты уже, я смотрю, везде по миру ездишь бед камуфляжа. Не прикрываешься париком.
— Ты знаешь, Алексей, вначале меня везде опекали, пасли. Да и сам я побаивался по старой привычке, помня о длинных руках КГБ. Но времена изменились. Сейчас за собой уже не вижу никакой слежки. Правда, приезжая к своим издателям в Польшу, ощущал иногда трогательную заботу о себе польских бывших товарищей.
— Англичанам ты, по всей видимости, изрядно поднадоел, больше не нужен. Мавр сделал свое дело.
— Может быть, ты и прав, — с грустью проговорил Резун.
Такси между тем углубилось в лес, вскоре выехав на открытую довольно большую поляну, и остановилось у одиноко стоящей рубленой избы, очень похожей на наши подмосковные русские избы-рестораны. У входа с двух сторон на высоких шестах были установлены чаши, наполненные маслом, в которых горел огонь. Так в некоторых странах Запада принято встречать долгожданных гостей.
