Резун совсем захмелел от выпитого, положил голову на стол, всхлипывал, утирал лицо салфеткой. Мы молчали. На него в эти минуты было жалко и противно смотреть.
— Ну что мне делать, скажите? Я не знаю, — стонал он сквозь слезы. — Иногда, когда крепко поддам, хочется, как Ставрогин в «Бесах»: намылить веревку и в петлю.
— Не спеши, — стараясь утешить Резуна, проговорил Алексей. — Вспомни лучше Раскольникова. Сонечка, его возлюбленная, советовала ему покаяться. Тебя судить по-справедливости могут только те, кого ты предал, твои товарищи.
— Да кто меня простит? — простонал совсем раскисший Резун. — Меня же дважды приговорили к высшей мере, к расстрелу. Вы что, не знаете?
— Никто тебя к вышке не приговаривал, — возразил Алексей. — Это твои друзья из СИС тебя запугали расстрелом. Мы изучили твоё дело. Смертный приговор тебе никто не выносил. Это может сделать только суд, если ты предстанешь перед ним.
— Кто меня будет судить и слушать? Поставят к стенке, как многих до меня, и хлопнут, — твердил свое Резун.
— Чепуху ты несёшь. Сейчас другие времена, — продолжал убеждать его Алексей. — У нас в России вообще смертная казнь отменена, хоть, может быть, напрасно. Перед отъездом в Варшаву я встречался с одним кадетом, генералом юстиции в отставке. Он по моей просьбе просмотрел дело и подтвердил, что никакого смертного приговора тебе не выносили. Твой грех безмерен. Но и в Библии написано: «Мне отмщение, и Аз воздам». Это надо понимать, что твою вину, твоё предательство будет судить божий суд. Он воздаст тебе по твоим делам. А здесь, на земле, грешников судят люди. Ты хорошо знаешь, как в России сейчас поступают с предателями на государственном уровне.
У тебя и сейчас есть выбор. И ты можешь его сделать…
Глава 12
В ДЕВЯТОМ КРУГУ АДА
Оставь надежду всяк сюда входящий.
Данте. «Божественная комедия»
Он не помнил, как очутился там. Ему показалось, что вошел в какой-то неземной дремучий лес, в котором деревья росли корневищами вверх.
— Тебе сюда, — сказал сопровождавший его привратник и открыл перед ним ворота, приглашая жестом руки войти.
Арктическая стужа ударила в лицо.
— Что это? — испуганно спросил вошедший, съёжившись от холода.
— Тебе дальше. Вон туда, прямо. Видишь, впереди ледяное поле. Там тебя ждут твои единоверцы, — послышался Голос откуда-то сверху, не отвечая на его вопрос. Он оглянулся и ни кого не увидел. Привратник, открывший перед ним ворота, исчез, словно растворился в белом тумане.
Впереди на огромной ледяной зеркальной площадке виднелось нечто похожее на стволы голых деревьев, торчащих из-подо льда. Струился какой-то неземной белый свет. Все предметы были размыты и не имели четких очертаний и границ. Ни солнца, ни луны, ни звезд не было видно. Над головой висела не похожая на земное небо перевернутая темно-серая бездна. Невозможно было определить, была это ночь или это был день.
— Иди, иди, — сказал Голос. И он двинулся вперед, не чувствуя никакой опоры под своими ногами. Какая-то неведомая сила влекла его тело.
Подойдя ближе, увидел, что ошибся. Это были не деревья, а человеческие обнаженные тела. Их искаженные, обезображенные гримасами лица, хорошо были видны сквозь зеркальный лед. Вмороженные в лед тела располагались, как на кладбище, рядами. Ряды шли концентрическими окружностями. Они сходились, по-видимому, где-то далеко в центре, напоминая по форме гигантскую улитку. У начала каждого ряда стояли таблички с надписями. Странно, но, взирая на это страшное зрелище, он совершенно не испытывал земного страха, преследовавшего его всю жизнь, когда он, как пугливая ворона, боялся каждого куста.
«Куда я попал?» — мелькнула в голове мысль. И сразу в это же мгновение из бездны раздался глухой Голос:
— Ты попал в ад, в круг девятый. Сюда определил тебя Всевышний за твои земные грехи. Иди к первому ряду.
Он подошел. На табличке стояло: «Первый пояс — Предатели родных».
— Ты, наверное, хочешь узнать, кто эти двое? — послышался все тот же Голос.
Он увидел перед собой скорчившееся, обезображенное, вмерзшее в ледяную гладь тело молодого человека. Его голова была погружена вниз, словно в прорубь, и вывернута на тонкой шее. Огромные глаза смотрели вверх. Из них капали крупные слезы. Над ним висел хрустальный гроб, в котором лежал красивый юноша в одежде пастуха. Из фоба струилась кровь.
Не дождавшись ответа, Голос продолжал:
— Это родные братья. Ты Каина, братоубийцу, вероятно, узнал. А в гробу его брат Авель, его плоть. А душа его в раю. Иди дальше ко второму ряду.
Он послушно двинулся дальше по ледяному полю и остановился у таблички. На ней было написано: «Второй пояс — Предатели родины и единомышленников».
У входа стояли вниз головой тела и смотрели снизу вверх через прозрачную толщу льда. Около каждого была табличка. Он читал и не мог припомнить их имена: Бокка дельи Абати, Брозе да Дуэра, граф Уголино, архиепископ Руджери…
Через некоторое время начали встречаться знакомые имена: гетман Мазепа, князь Курбский, генерал Власов. Одни лежали, другие вмерзли стоя. Кто вверх, кто вниз головой в самых немыслимых позах.
Пройдя еще несколько шагов, он вздрогнул и отпрянул назад. Перед ним торчали ноги человека, которого он несколько лет тому назад встречал где-то в «Аквариуме». Почему-то все его тело было облеплено американскими зелеными стодолларовыми купюрами.
— За эти деньги он продал американцам своих единоверцев, — прогремел, как в репродукторе, Голос сверху.
Он шел вдоль ряда торчащих ног и голов и читал знакомые имена: Попов, Пеньковский, Поляков, Голицын, Дерябин, Лялин. И вдруг остановился, увидев таблички с именами: Калугин, Гордиевский, Левченко.
— Да, да, не удивляйся, ты не ошибся, — раздался вновь опережающий его мысли уже ему знакомый Голос. — Это действительно они, твои друзья-единоверцы.
«Но как? Не может быть? — мелькнуло в голове. — Они же еще живы. Я недавно встречался и разговаривал с Гордиев-ским. А Калугин звонил мне на днях из Америки и предлагал написать совместный сценарий на тему КГБ против ГРУ».
— Все это так, — послышался Голос. — Но знаешь:
Здесь так заведено, что души раньше,
Чем тела, уже летят на дно.
В них бес вселяется и в теле остается,
Доколе срок до плоти не угас.
Ты это должен знать, раз ты с земли.
— А что вон там, за лесом этих ног? У той горы?
— Пойдем, посмотришь, у тебя есть еще время, — отвечал Голос.
На табличке у входа стояло: «Круг девятый — Четвертый пояс — Предатели величества божеского и человеческого: Иуда, Брут, Кассий».
Он сразу увидел и узнал у подножия горы сидящего на высоком колу лысого человека. Его язык, как помело, болтался из широко открытого рта и был приморожен ко льду. Из его сатанинских меток на голом черепе капала черная как деготь кровь вниз на рельсы. На рельсах лежал примерзший к ним задом громадный, как глыба, мужик с поднятой вверх грозящей беспалой рукой и искаженным в страшной злобе ртом.
За этими двумя было много торчащих в разных позах фигур. Все они пытались вскарабкаться вверх на крутую ледяную гору. Некоторые добирались почти до вершины, но срывались и скатывались вниз, увлекая за собой ползущих за ними. Они когда-то плотной толпой окружали тех двоих, которые были у подножия горы. Теперь они, как черти от ладана, старались подальше убежать от своих кумиров.
На всю эту пляску смерти откуда-то сверху смотрел, улыбаясь, Сатана, чертовски похожий на Бориса Абрамовича Березовского.
— Ты снова хочешь меня спросить, — раздался Голос, — почему эти люди здесь? Они ещё живы и ходят по земле.
— И, не дождавшись ответа, Голос продолжал: — Там на земле смердят только их тела. А души их давно уже здесь, в аду, у нас. С тех пор как они продались Дьяволу, они уже не жильцы на белом свете.
Свет стал медленно гаснуть.
— Пора. Тебя зовут. Пошли.
Он повернулся и пошел назад. Ему никто не указывал дорогу. Какая-то сила влекла его к открытому ледяному полю, на котором были проделаны большие лунки.
— Ну, вот и пришли, — раздался Голос. Стало совсем темно. Он остановился у лунки с табличкой. На ней было написано по-латыни его имя.
Вспыхнул яркий ослепительный свет и мгновенно погас. Наступила кромешная тьма. Предатель очутился в лунке, вмерзший в лед вниз головой. Внизу он увидел голубую Землю, словно смотрел на нее из мертвого космоса. Земля ему показалась удивительно красивой. Тихо звучала музыка. Он узнал похоронный марш Шопена и увидел, как к нему приближался фоб. Его несли несколько молодых крепких офицеров в форме Советской армии. В гробу лежал его отец. За гробом, рыдая, шла его престарелая мать. Ее поддерживал под руку его брат в военной форме. За гробом офицеры несли подушки с орденами и медалями отца. Он узнал кладбище и город. Гроб опустили медленно в могилу. Взвод солдат, подняв карабины вверх, отдал последний салют ветерану войны. Как в кино, стали проходить лица людей. Он узнавал в них тех, кого называл англичанам на допросах. На последнем кадре стоял его дед и плакал. Сквозь слезы слышались слова: «Иуда, будь проклят».
