о датском Рорике во франкских источниках укладываются во временной отрезок между 850 и 882 годами (не менее 17 упоминаний). Этот неугомонный норманн был хорошо знаком франкским летописцам. И тем не менее он не разу не назван в хрониках королём, каковым Рорик никогда и не являлся, всю жизнь добиваясь от франкских правителей лена во Фрисланде, который в конце концов и был ему дарован. Что же касается его жизни в 40-х годах IX века, то, согласно косвенной датировке Фульдских анналов, около 840 года он был схвачен и заключён под стражу, бежал из плена после раздела Франкской империи между сыновьями Людовика I (843), присягнул Хлодовику и несколько лет оставался его верным вассалом. Всё это исключает возможность участия Рорика Ютландского во франко-ободритском конфликте 844–845 годов.
Стало быть, Кстантенские анналы донесли до нас имя нового правителя ободритов, наследника Гостомысла, также названного в Фульдских анналах королём.
Кто же он, «король Рорик»?
Поздняя историографическая традиция Мекленбургского герцогства связывает его родственными узами с потомством ободритского князя Вышеслава, называя сыном Годлава, убитого данами в 808 году. На ободритские корни, кажется, указывает и само имя Рорик, созвучное городу Рёрик, где княжил Годлав. Сквозь эти ономастические формы отчётливо проступает ободритское слово рарог/ререг («сокол») [129]. Эта птица была тотемным символом ободритов, изображения пикирующего сокола со сложенными крыльями украшали воинские стяги и идолы племенных богов. Поэтому соседние племена и народы иногда называли ободритов «соколиным народом». Так, в одной из скальдических вис прославляется король Хакон, разоривший гнездо «вендского сокола»: на поэтическом языке скальдов эта метафора означала победу над ободритами. В княжеском роду ободритов вполне могло бытовать личное имя, образованное от названия племенного тотема.
Восстановление в наследственных правах представителя местного княжеского рода возродило политическую самостоятельность племенного союза ободритов. Это важное событие не забылось и спустя какое-то время, вероятно, уже на рубеже IX–X столетий, получило фольклорное оформление в виде предания о призвании князя. В наиболее близком к вендскому оригиналу виде оно читается в известном фрагменте Иоакимовской летописи, вошедшем в «Историю» Татищева. Только здесь история и легенда встречаются лицом друг к другу, а имена Гостомысла и Рюрика (вообще весьма редкие) находятся между собой в той же связи, что и в событиях 844–845 годов на территории Славянского Поморья.
На вендские корни летописного сказания указывает ряд сохранившихся деталей: «словене» в качестве действующих лиц (Славия — традиционное в средневековых источниках название земель, занятых ободритами); столица этих «словен» — Великий град, буквально воспроизводящая имя стольного града ободритов — Велеград; североевропейские фольклорные параллели к чудесному раскидистому дереву, которое снится Гостомыслу, а также к самому рассказу о призвании князей от чужого народа (хроника Видукинда Корвейского — призвание саксов бриттами) [130]; отсутствие устойчивой традиции упоминаний Гостомысла в новгородском летописании (посадник, воевода, князь); формы некоторых топонимов, в частности «Колмогард», характерные для западнославянского ареала, и т. д.
По-видимому, уже в вендском предании Рюрик/Рорик оказался связанным с «русью». Мекленбургская генеалогия числит его «русским» по материнской линии — через бабку, «русскую» княжну, жену князя Вышеслава. Если же исторический «король Рорик» всё-таки не был родственником ободритских князей, то он мог происходить из какого-то «русского» княжеского рода Славянского Поморья — с южного берега Балтики [131] или с самого острова Рюген.
Дальнейшая судьба «короля Рорика» не известна. Его княжение у ободритов должно было прекратиться не позднее 862 года, под которым франкские хроники упоминают имя нового ободритского князя — Табомысла.
Бросается в глаза совпадение этой даты с датой призвания Рюрика в «Повести временных лет». Мог ли исторический Рорик быть вторично призван на княжение к словенам — на этот раз ильменским?
Такая возможность не исключена, ведь как раз с этого времени археология фиксирует наплыв вендских переселенцев в Новгородскую землю, где в VIII–X веках складывается северный центр древнерусской государственности — Словенский племенной союз.
Именем ильменских словен «Повесть временных лет» покрывает сразу несколько племён, преимущественно выходцев из западнославянских земель.
Первопроходцами на территории Ильменского Поозерья были кривичи (культура длинных курганов). Но этот относительно немногочисленный переселенческий поток иссяк к VIII веку. Этническим ядром Словенского союза стали лехитские племена — выходцы из Польского Поморья и Средней Польши, которым принадлежит культура новгородских сопок VIII–IX веков.
Не позднее середины IX века до Ильменского Поозерья докатилась ещё одна переселенческая волна — вендская, зародившаяся в землях поморских славян. Она следовала по линии Балтийско-Волжского торгового пути и была настолько многочисленной, что кардинально изменила этнический состав славянского населения Новгородской земли: «Новгородцы же те люди от варяжского рода, а прежде были словене», — заметит летописец [132].
Именно в эти годы у истоков Волхова возникает Городище — деревянная крепость на валу, в окружении многолюдных поселений. Связано ли её появление с прибытием «русского» князя «из заморья», остаётся загадкой. Всё-таки более вероятно, что ободритское предание о призвании «короля Рорика» было перенесено в Новгородскую землю вендскими переселенцами и пустило корни в местную почву. Перелицовка чужеземных легенд и сказаний на местный лад — распространённое явление в средневековой литературе и фольклоре [133]. В этом случае летописное сказание о призвании Рюрика с «русью» просто запечатлело полёт «вендского сокола» с южного побережья Балтики к берегам Ильмень-озера, то есть заселение поморскими славянами Новгородской земли.
Можно довольно точно указать и время, когда вендское предание о Рорике приобрело русский колорит. Это произошло около середины XI века. Именно тогда, между 1055 и 1060 годами, на Руси появляется первый отпрыск княжеского рода, наречённый именем Рюрик. Характерно, что его отец Ростислав (ок. 1038–1067), сын новгородского князя Владимира Ярославича, жил в ту пору в Новгороде или Ростове на положении князя-изгоя [134], не имея после смерти отца собственного удела: Владимир Ярославич скончался ещё при жизни своего родителя, Ярослава Мудрого, и согласно родовому обычаю наследования, его потомство потеряло права на долю в общем родовом наследии. Принадлежа таким образом к младшей ветви княжеского рода, Ростислав мог найти в предании о Рюрике идейную основу для противостояния своим дядям — старшей ветви Ярославичей. По всей видимости, в его глазах сказание о приходе Рюрика к ильменским словенам позволяло обосновать старшинство Новгорода перед Киевом и, следовательно, не считаться с волей старшего Ярославича — князя Изяслава, который в 1054 году, уезжая из Новгорода
