в случае с мусульманами, встречаем упоминания об армянских или армяно-генуэзских торговых обществах. Одно такое общество из 10 членов фрахтовало тариду для перевозки товаров из Каффы в Трапезунд [1529]; двое других армян-компаньонов фрахтуют у генуэзцев галею для доставки зерна в Трапезунд [1530], еще трое — лигнию для перевозки соли из Чиприко в Трапезунд [1531]. Один из этих троих участвует в другом обществе совместно с братом и армянином из Солгата, доставляя соль по контракту с генуэзцами из Каффы в Трапезунд [1532]. Армяне берут у итальянцев камбии [1533], фрахтуют суда, поставляют некоторые товары, например воск, из Трапезунда в Константинополь [1534]. Естественным следствием таких отношений было сначала вступление в совместные с итальянцами торговые общества, а затем и натурализация в итальянских, факториях части армянского купечества. Крайний случай мы обнаруживаем в документе Сената. Венецианский гражданин (
civis) Абраам Антерон, проживавший в венецианском замке в Трапезунде, добился разрешения для себя и еще для 80 армянских семейств из Трапезунда, Севастии и «Турции» переселиться на Крит или Негропонт [1535]. Часто трапезундские армяне натурализовывались и в генуэзской фактории Трапезунда [1536]. Нередко это были состоятельные люди. Имущество одного из них, умершего в Трапезунде, оценивалось не менее чем в 80 соммов серебра [1537]. Массовая натурализация армян указывает на высокую степень их интергрированности в систему итальянского предпринимательства на Черном море. Армянское предпринимательство, как и мусульманское, развивалось, видимо, поступательно. В 1482 г. армянский купец Якуб Тебризоглу приобрел у султана право на сбор всех коммеркиев в Самсуне и Синопе [1538], что мог сделать только человек с большим капиталом.
В черноморской торговле участвовали и купцы еврейского происхождения. Некоторые из них известны как работорговцы [1539], другие — как ростовщики [1540] и откупщики габелл в генуэзских факториях, главным образом в Севастополе [1541]. Евреи выступали доверенными лицами купцов-мусульман [1542], фрахтовали суда у генуэзцев для торговли солью Чиприко-Синоп [1543], служили социями в генуэзских факториях [1544]. Среди 10 известных по именам еврейских торговцев Южного Причерноморья 4 — выходцы из Севастополя, где была значительная еврейская колония.
Реже встречаются упоминания купцов закавказского (абхазского, мегрельского) происхождения. Мингрел по имени Георгий из Севастополя был партнером Бадоэра [1545]. Aodich из Севастополя купил на распродаже в Каффе ткани на скромную сумму, — 7 аспров [1546]. Вряд ли это купец, скорее человек на службе в генуэзских факториях. Среди таких лиц известны жители Севастополя: авасг, соций Самастро с окладом 150 аспров в месяц [1547], мингрел Иоанн, казак Самастро [1548], авасг Otorogius [1549]. Служба в Самастро и Каффе не препятствовала ведению скромной торговли.
Итак, почти все этнические группы и разные социальные категории населения Южного Причерноморья в той или иной степени участвовали в коммерции, вступая в разнообразные отношения с итальянскими предпринимателями. Степень торговой кооперации растет к XV в. и является наиболее высокой у греков и армян. О купцах Западного Кавказа, напротив, мы имеем единичные сведения. По имеющимся пока материалам, их роль была скромной.
Глава V.
Торговая политика итальянских морских республик в Южном Причерноморье
Успехи коммерческой деятельности генуэзцев и венецианцев в немалой степени обеспечивались и поддерживались эффективной торговой политикой, проводимой патрициатом обеих республик. С другой стороны, сама эта политика, ее инструменты и методы четко характеризуют состояние торговли в регионе, цели и задачи, осуществления которых добивались итальянские предприниматели. В данной главе нас будет интересовать не история взаимоотношений Венеции и Генуи с государствами Южного Причерноморья [1550] а именно сами принципы и приемы экономической политики, ее специфика.
Венецианское купечество четко формулировало свои требования к обеспечению условий торговли в поручении, данном послу, направленному в Трапезунд в 1396 г. после длительного перерыва прямых торговых связей. Это было соблюдение двух принципов: безопасности и прибыльности торговли, с предоставлением гарантий того и другого местными властями [1551]. Способы обеспечения таких условий, в равной мере основополагающих как для Венеции, так и для Генуи, были разнообразными и зависели от конкретных обстоятельств. Но само понятие «прибыльности» (или «выгодности») было чрезвычайно широким и могло вступать в противоречие с принципом «безопасности». Кроме того, выгодность в своем предельном выражении означала установление торговых монополий, к которым стремились обе республики, что и порождало глубокие конфликты между ними, с одно из стороны, и между ними и Византией, а затем и Турцией — с другой.
Для Венеции торговая и колониальная политика была почти исключительно прерогативой государства, в то время как для Генуи она в значительной мере была сферой деятельности частных лиц, купеческих компаний, и объединений, маон, компере, Банка Сан Джорджо (с 1407 г.), альберги нобилей, властей факторий, прежде всего Каффы, при сохранении у государства и его магистратур функций контроля и правового оформления [1552]. Такие различия объясняются многими историческими обстоятельствами: консолидированностью венецианского патрициата, уже на раннем этапе своей истории подчинившего себе как землевладельческую знать, так и нижестоящие купеческие и ремесленные слои городского населения, и, напротив, разнородностью, социальной пестротой генуэзской олигархической верхушки и вместе с тем ее длительной «открытостью» [1553]. Общим (но отнюдь не объединяющим!) для этой верхушки было занятие торгово-предпринимательской деятельностью. Не случайно Г. Айральди отметила, что «деловой человек есть та фигура, на которой строится генуэзская социальная пирамида» [1554]. Эти деловые люди, проникнутые духом индивидуализма и объединенные в родственные кланы и компании, нередко на свой страх и риск вершили генуэзскую «политику».
В течение всего изучаемого периода Венеция стремилась к тому, чтобы обеспечить максимально легкий доступ к портам, являвшимся источниками поступления дорогих восточных товаров и открывавшим путь на восточные рынки. Венеция пыталась создавать наиболее благоприятные условия для пребывания там своих купцов, либо захватывая или приобретая но договору эти порты, либо заключая выгодные соглашения с местными правителями. Она стремилась к снижению коммерческих расходов, включая местные налоги, к закреплению и обеспечению привилегий и иммунитетов. Наконец, Венеция стремилась обеспечить безопасность морских и сухопутных путей, укрепляя сами системы судоходства и создавая опорные пункты на всем пути следования [1555].
Венецианская купеческая олигархия превосходно осознавала значение черноморской торговли. «В тех районах, — гласит постановление Сената от 30 декабря 1343 г., — (наши) купцы извлекают самую большую выгоду и прибыль, так как там — целый источник товаров…» [1556]. Приостановка этой торговли болезненно отзывается на венецианской экономике. «Закрытие» Таны немедленно ведет к поискам альтернативных портов в Крыму (Провато) и Южном Причерноморье [1557]. Упадок торговли в Трапезунде венецианцы стремятся компенсировать увеличением товарооборота
