- Ты будешь дворецкий? - осведомился Вольдемар.
- Дворецкий? - задумчиво протянул мужик, - на третьем этаже живут Белецкие, а Дворецкие! Нет, с такой фамилией здесь никогда не жили. Может в соседнем подъезде?
- А барин твой кто?
- Барин? Ты что, мужик, охренел? Иди, проспись.
- Это ты охренел. Какой я тебе мужик?
- А кто ты, транссексуал что ли?
Пчелкин не знал, к какому классу относится чин транссексуала, но на всякий случай произнес:
- Я больше, чем транссексуал. Я - титулярный советник.
- Ну, раз советник, то иди, советуй в другом месте, а мне спать надо. Я после ночной смены, - сказал мужик и закрыл дверь перед носом Вольдемара.
Тут Вольдемар услышал, что на первом этаже хлопнула чья-то дверь, и решил вернуться вниз и вновь постучать в квартиру домовладелицы.
- Наверняка, - думал он, - там проживают наследники Эммы Францевны и уж они-то знают, у кого в доме есть еще телефон.
Но, едва он преодолел один лестничный пролет, как снова остолбенел. Прямо навстречу ему поднимался тот самый кот Граммофон, который был в подъезде еще вчера - в родном 1904 году. Оба соседа - кот и Вольдемар - на мгновение молча уставились друг на друга.
Первым молчание прервал Граммофон:
- Ба, Вольдемар Афанасьевич! - проговорил он, с едва уловимым кошачьим акцентом, - какими судьбами?
Несколько мгновений Вольдемар стоял без движения не в силах вымолвить ни слова. Первой мыслью его было то, что он сошел с ума, а все, что он видит и слышит, это ему лишь кажется. Но, вдруг, неожиданно для самого себя, набравшись храбрости, рявкнул на Граммофона:
- А ты еще чего здесь делаешь, кошачья морда?
- Чего, чего? Живу я здесь, вот чего, - обиделся Граммофон.
- А почему разговариваешь?
- А что, котам уже и поговорить нельзя? Мы с вами нынче не при старом режиме. Теперь у нас социализм.
- Что? Ты хочешь сказать, что эсеры революцию сделали?
- Хуже - большевики.
- Это еще кто такие?
- Вы вообще, сюда из какого года попали-то?
- Из девятьсот четвертого.
- А большевики появились годом раньше - на втором съезде РСДРП. А в семнадцатом они сделали революцию. Эта партия теперь называется КПСС Коммунистическая Партия Советского Союза. Советский Союз - это так теперь наша страна называется.
- РСДРП? Слыхал. Это марксисты, да? Читал я одну брошюрку этого Маркса. И что, общность жен они не ввели?
- Нет пока.
- А мода нынче какая?
- Ну, многие женщины часто в брюках ходят.
- А мужчины, случайно, юбок не носят?
- Пока нет.
- Это хорошо, что юбку носить не надо.
- Почему, осмелюсь спросить?
- Ноги у меня, пардон, волосатые. А с государем-то что стало? перескочил Вольдемар на другую тему.
- Как что? Расстреляли его большевики. В восемнадцатом. Вскоре после той самой революции.
- А наследник? Государыня ведь в девятьсот четвертом со дня на день родить была должна.
- И его тоже. И царицу, и всех дочек.
- Чистые якобинцы. Те тоже своего короля казнили.
- Да что там цари, короли? Меня самого два раза чуть не сожрали. Один раз в восемнадцатом, а другой раз - в сорок втором, во время блокады. Я тогда жить поближе к Смольному перебирался. В Смольном теперь не институт, а горком партии - партии тех самых большевиков. Там люди во все времена сытые и на кошек не бросаются.
- А правит-то кто теперь? Небось, президент, как в Америке?
- Нет, генеральный секретарь ЦК КПСС.
- Да, уж. Язык сломаешь, пока выговоришь. Значит правда, что теперь всех людей любого звания мужиками кличут. Меня тут один мужиком уже успел обозвать и еще каким-то транссексотом или что-то в этом роде.
- Кем-кем? - рассмеялся Граммофон, - Может, транссексуалом?
- А что это такое?
- Ну, как вам сказать? Человек, который хочет себе пол переменить. В Америке таким людям операцию делают.
- А у нас таких от церкви отлучают.
- А что толку? Церковь сейчас от государства отделена. Да и вообще, вы хоть знаете, который нынче год?
- По всей вероятности должен быть 2004.
- А вот и мимо-с. Недолет. Сейчас 1986.
- Врешь, каналья?
- Святой истинный крест! - изрек кот и неуклюже перекрестил себя правой передней лапой.
- Не богохульствуй, нечистый.
- Какой же я нечистый? Я не свинья и не верблюд. А про кошек во Второзаконии ничего не сказано.
- Почему же такая ошибка получилась? Я же в 2004 был должен попасть.
- А, позвольте спросить, вы каким ключом дверь отворяли-с?
- Вот этим, - продемонстрировал Вольдемар.
- А буквы на нем какие, разрешите узнать?
- Ясно какие: "веди" и "покой".
- И что сие означает?
- Вольдемар Пчелкин.
- Какой Вольдемар? Какой Пчелкин? "веди" это два, а "покой" восемьдесят. Значит - 82. Прибавьте восемьдесят два к тысяча девятьсот четвертому году и получится 1986.
В этот момент ударила пушка Петропавловской крепости.
- Странно, - произнес Вольдемар, достав брегет из жилетного кармана. Половина одиннадцатого только.
- А вы по какому времени часы ставили?
- По пулковскому, разумеется. Вчера с Думской башней сверялся.
- А мы живем по декретному. Это еще в тридцатом году перевели на час вперед. Да еще уже пять лет как первого апреля переводим на час вперед на летнее время, а первого октября - обратно на зимнее.
- А полчаса тогда откуда взялись?
- А это еще вскоре после революции приравняли к поясному времени и полчаса назад передвинули. Все меры теперь французские, а время по Гринвичу измеряют. Это еще что. Календарь теперь тоже другой.
- Что же тогда сегодня за число? Третье мессидора?
- Да нет, календарь у нас григорианский, как в Европе. Ленин, вождь большевиков, ввел его в феврале восемнадцатого. Представляешь, засыпали люди 31 января, а проснулись 14 февраля.
- Да. Ничего русского не осталось.
- Почему же ничего? А имена? А фамилии? В вашем девятьсот четвертом кто домом владел?
- Мадам Уншлихт.
- Вот. А на работе у вас как начальника звали?
- А откуда ты знаешь, что у меня по службе начальник был немцем?
- А тут и знать-то ничего не надо. Как Петр I этих немцев завез, так до самой революции они все должности и занимали. Даже династия и та немецкая была.
- Но народ-то был русский. Писал по-русски. Мерил все русскими мерами и жил по русскому времени. А теперь все как в Царстве Польском.
- Царства Польского теперь тоже нет, а есть независимая Польская Народная Республика. И Великое Княжество Финляндское - тоже Ленин финнам отдал.
- Ну и черт с ними, с этими финнами да поляками. Сколько волка ни корми... А в сорок пятом-то году что случилось, что часть Германии нам досталась?
- Как что? Победили мы с вами Германию. Четыре года воевали-с.
- Кто это мы? Вы что, тоже, хотите сказать, воевали всею своею нечистою ратью?
- А как же-с? Мы своему народу завсегда помогаем, хотя народ наш нас и не любит.
- Это что? Черти-патриоты?
- Как вам сказать? Следим мы за тем, чтобы никакой народ не зарывался. А немцы - те зарвались. Посчитали себя не только выше вас, но и выше нас. Вот мы совместно с вами их и наказали-с. А откуда это вы, кстати, про сорок пятый год знаете, ежели лишь с утра, как из девятьсот четвертого?
- Да тот извозчик мне вчера говорил, который меня сюда и отправил.
- А-а! Вот кто вам ключ-то всучил. Рыжий, да?
- Рыжий и бородатый.
- Знавал я его до революции. Его за эту бороду так и зовут Агенобарб - Огнебород по-нашему.
- Что за имя такое ветхоримское?
- Да он и есть древний римлянин. Во втором веке до вашей эры родился, если не врет, конечно.
- А сам-то ты кто будешь? Асмодей что ли, или еще какой черт?
- Куда уж мне до Асмодея? Я - кот-баюн. Не слышали про такого?
- Что-то не припоминаю.
- Ну, как же-с? "У лукоморья дуб зеленый"...
- Я, признаться, думал, что Пушкин все это выдумал.
- Пушкин и вдруг выдумал? Аллегория, конечно, но в основе лежит реальный факт. Думаете, кто ему "Руслана и Людмилу" надиктовал?
- Может, ты еще и "Войну и мир" сочинил?
- Нет, это ныне покойный граф Лев Николаевич сам состряпал. А графиня Софья Андреевна переводила его с французского.
- Не знаю. Я в семье графов Толстых не гостил. Да что мне Толстой? Мне-то самому как теперь быть? Тот человек, которому я должен телефонировать, еще находится в двухлетнем возрасте.
- А куда спешить-то? До 2004 года всего 18 лет.
- Долго-то как.
- А вам сейчас сколько годов?
- Тридцать два. Или, черт его знает, можно сказать и сто четырнадцать.
- Молодой вы еще. Вот поживете с мое - время будет быстрее идти.
- Как же я с твое поживу? Я ж живой человек православного вероисповедания, а ты - нечисть окаянная.
- А зачем вам вероисповедание? Что, в рай попасть надеетесь? Черта лысого вы туда попадете. Как сказано в Четырнадцатой Главе Откровения Иоанна Богослова, после проведения суда над человечеством в живых останутся лишь 144 тысячи праведников. Это из 96 миллиардов людей, живших во все времена на Земле, включая живущих ныне, вероятность попасть в число спасенных составляет пятнадцать десятимиллионных. Иными словами, из десятимиллионной Москвы спасутся лишь 15 человек. Это и понятно - размеры ада больше размеров Эдема в 5184 раза. Сам же рай занимает лишь одну семьдесят вторую часть местности Эдем. Если вы надеетесь попасть в число этих 144 тысяч, то должен вас огорчить: для этого нужно хотя бы для начала стать девственником. Не получится? А жаль, ибо сказано в Откровении: "Это те, которые не осквернили себя с женами".
