Первые расистские представления возникли еще в Древней Греции. В своей «Политике» Аристотель утверждая, что рабы наделены по наследству «рабскими душами», что обусловливает их «естественное» подчинение рабовладельцам. Одновременно Аристотель утверждал, что лишь его соотечественники обладают способностями к созданию наиболее совершенного общественного устройства. Он писал, что эллины «являются свободными, а их способ управления наилучшим среди всех народов мира; если бы они смогли создать единое государство, то смогли бы управлять миром». Попытку управлять миром, насаждая «наилучшие» эллинские порядки, предпринял ученик Аристотеля Александр Македонский.
Впоследствии идеи о том, что в определенных землях рождались народы-творцы цивилизаций, а в других землях рождались «недочеловеки», неспособные к созданию развитой культуры, получили новый импульс в нордической гипотезе, взятой на вооружение германскими нацистами. В соответствии с ней Альфред Розенберг в своем труде «Миф XX века» так описывал цивилизационное движение по планете «высшей» арийской расы; «Характер мировой истории, исходящей с Севера, распространился по всей Земле с помощью белокожей и светловолосой расы, которая несколькими мощными волнами определила духовное лицо мира».
Как и другие сторонники нордической гипотезы Розенберг видел в творениях древних цивилизаций Индии, Египта, Шумера и Греции прежде всего проявления созидательного духа нордической, или германской расы. Упадок же этих и других древних цивилизаций он объяснял исключительно проникновением в них «низших» рас.
Утверждения о том, что какой-то расе (белой, или нордической, или германской) принадлежала особая роль в создании передовой цивилизации, лишены основания. Ни антропологические данные о захоронениях, ни скульптурные портреты и прочие изображения людей, относящиеся к первым цивилизациям, не позволяют утверждать, что их население принадлежало исключительно к белой расе или обладало полным сходством с «нордическим» типом. Историки давно пришли к выводу о том, что первые цивилизации Земли создавались представителями всех известных и даже исчезнувших ныне рас, а также смешанных межрасовых групп.
Вынужденный признавать очевидное, Розенберг пытался отделить «высокое» начало в первых цивилизациях (якобы создававшееся представителями «высшей» расы) от «низменного» (порожденного якобы людьми «низших» рас). Для этого ему пришлось разделять пантеоны греческих и индийских богов, отделяя образы, рожденные фантазией «высшей» расы, от тех, которые, по его мнению, были привнесены кошмарами, возникшими в головах «примитивных» рас. Для этого он пытался найти германскую родословную у милых его сердцу деятелей Возрождения и обнаруживал «сирийское», «этрусское» или иное «низменное» происхождение у тех художников и скульпторов, которые ему не нравились. Розенберг даже постарался разделить фараонов Египта на «арийцев» и «неарийцев», исходя из весьма произвольных оценок внешнего облика статуй, посвященных этим древним монархам.
Очевидно, что расистские «теории» исходили главным образом из стремления «доказать» превосходство «своей» расы, «своего» народа, а порой отражали чисто субъективные взгляды их авторов на историю и искусство. Однако, несмотря на крайний субъективизм и антинаучность расистских «теорий», в них нашли отражение и объективно верные факты.
Оправдывая расовую рознь, расисты вместе с тем справедливо обращали внимание на глубокие корни расового антагонизма, который и до сих пор широко распространен в общественном сознании. Все, что нам известно о древней истории, не позволяет сказать, что отношения между различными народами мира строились исключительно на принципах дружбы, равноправия и братства. Напротив, недоверчивое и враждебное отношение к иноплеменникам было обычным явлением, а их внешние отличия помогали людям быстро опознавать «подозрительного» или «врага». Сравнительная же изолированность народов древности друг от друга, вероятно, способствовала тому, что племена людей значительно больше, чем, ныне, отличались своим внешним видом. Их расовые типы могли быть значительно ярче выражены. Отличить пришельцев от местных не составляло никакого труда, и любое отклонение от «своего» расового типа могло восприниматься как ненормальное или враждебное. Цвет кожи, цвет волос, формы черепа, носа, губ, разрез глаз — все эти отличительные расовые признаки могли стать сигналами опасности для сражавшихся между собой разнорасовых племен.
Можно даже предположить, что люди одной расы могли обращать особое внимание на те внешние черты чужаков, которые у их соплеменников могли возникнуть лишь в необычных условиях (например, под воздействием тяжелой болезни или как следствие агрессивного настроя). Например, поскольку европеец порой щурил глаза, концентрируя внимание вовремя обдумывания какой-то особенно сложной операции, характерный разрез глаз монголоидов убеждал его в том, что он имеет дело с людьми, постоянно озабоченными подготовкой хитроумного плана, а возможно, обмана. Поскольку же у европейца раздувались ноздри и набухали губы во время крайнего возбуждения, он видел в расширенных (по его стандартам) ноздрях африканца и его крупных губах признаки необузданной страсти, а поэтому африканец представлялся особой, находящейся постоянно в состоянии повышенного возбуждения, а следовательно, лицом весьма опасным. С точки зрения представителей европейской расы, любые отклонения от их цвета кожи означали болезненное состояние. Для того, чтобы «нормальный» человек «пожелтел», или «почернел», или «покраснел», он должен был быть поражен тяжелой, возможно смертельной, болезнью.
В то же время с точки зрения представителей экваториальной расы, бледность кожи европейца могла восприниматься лишь как признак надвигающейся смерти. То обстоятельство, что люди, обладавшие кожей мертвецов, атаковали их поселения, могло вселять ужас в сердца чернокожих и свидетельствовать о смертельной опасности, нависшей над ними. С точки зрения представителей экваториальной и монголоидной расы, с «нормальным» человеком должно было произойти что-то исключительное, чтобы его волосы и глаза утратили их «естественный» черный цвет. При этом некоторые племена экваториальной расы могли знать, что утрата «естественной» пигментации обычно вызвана предсмертным состоянием. Знаменательно, что во время голода в провинции Биафра, случившегося в 1960-х годах в ходе гражданской войны в Нигерии, волосы умиравших от дистрофии детей черной расы обретали светлый цвет. Светлые волосы, да еще в сочетании с «бледными» глазами, могли также вызывать ассоциации с предсмертным состоянием человека.
Эти и подобные им ошибочные истолкования расовых признаке» связаны с неспособностью людей преодолеть свои субъективные представления о «своих» и «чужих», «правильном» и «неверном», «добродетельном» и «зловредном», а потому они поразительно живучи, сохранились до наших дней и являются важным фактором, объясняющим ход исторического развития.
Во-вторых, авторы расовых «теорий», как и создатели космических, атлантических и антарктических гипотез, справедливо обращали внимание на то, что творцы первых цивилизаций существенно отличались от других народов созидательными качествами, поскольку им удавалось сделать то, что оказывалось не под силу многим другим народам мира. Разумеется, совсем не обязательно, как это утверждали расисты, изобретатели новых орудий труда, творцы оригинальных строений и художественных произведений, авторы эпических поэм и сводов законов, организаторы новых общественных порядков принадлежали к одному расовому типу. Однако вполне вероятно, что создатели той или иной культуры могли иметь ярко выраженные однородные расовые признаки, в то время как мигранты, разрушившие эту культуру, могли принадлежать к иной расе.
Отличительные расовые признаки, как и проявления межрасового антагонизма, сопровождали становление первых цивилизаций, хотя и не были движущей силой исторического, развития.
ЦИВИЛИЗАЦИИ СОЗДАВАЛИСЬ РАЗНЫМИ РАСАМИ В УМЕРЕННОМ ТЕПЛОМ КЛИМАТЕ
Люди давно пытались установить связь между географическими условиями и появлением талантливых людей. Объясняя причины расцвета Афин, в своем трактате «О судьбе» Цицерон писал: «В Афинах воздух тонкий, из-за чего жители Аттики, как думают, отличаются тонким умом». «Плотный» же воздух Фив, по мнению Цицерона, помешал их жителям развить тонкий ум, но зато укрепил их телосложение, и, как утверждал знаменитый оратор Рима, «фиванцы — люди плотные и крепкие».
В XIX веке связь между климатом и развитием умственных способностей пытался установить итальянский психиатр Чезаре Ломброзо. На основе имевшихся у него данных он утверждал: «Во всех низменных странах, как, например, в Бельгии и Голландии, а также в окруженных слишком высокими горами местностях, где вследствие этого развиваются местные болезни — зоб и кретинизм, как, например, в Швейцарии и Савойе, — гениальные люди чрезвычайно редки, но еще меньше бывает их в странах сырых и болотистых».