Ознакомительная версия.
Бейтон прекрасно понимал, что оставшимися силами крепость не удержать, и в бессилии своем не раз и не два просил у нерчинского воеводы Власова помощи: «Дай, государь, помощи и прибавочных людей, буде возможно». Это «буде возможно» очень показательно. На самом деле эти просьбы были просто актом отчаяния, надеждой на чудо. Бейтон прекрасно знал, что людей у Власова нет. И без того Иван Евстафьевич что мог, то отдал, практически оголив Нерчинск. Да что говорить, вот вам полная роспись «малолюдства» Нерчинского воеводства еще в довоенном, 1683 году. В Иргенском остроге служило России 5 человек, в Итанцинском зимовье — 12, в Еравнинском и Аргунском острогах по 20 человек, в Телембинском — 40, в «столичном» Нерчинском — 103 человека. Как прозорливо жаловался в своей «отписке» предшественник Власова, тогдашний нерчинский воевода Федор Воейков: «служилых людей малолюдство, толко двести два человека, и те служилые люди живут в разных острогах, а не в одном в Нерчинском остроге; а великого государя в казне в Нерчинском остроге пушек и пороху и свинцу мало; а которое мелкое ружье осталось от воеводы Афонасья Пашкова, и то ружье все перержавело, а иное попорчено и рваное и к стрелбе то ружье не годитца, и от приходу Китайских воинских людей мне великого государя Нерчинских и Албазинских острогов оборонить, за малолюдством, будет некем».[9]
Мудрено ли, на просьбы о помощи Власов бессильно отвечал: «за конечным малолюдством не токмо на выручку Албазина, и от мунгальских людей оборонитца неким».[10] Это жизнь, а не кино, а в жизни далеко не всегда в последний момент, «сияя блеском стали», приходит на выручку Красная армия. Неоткуда было ждать Бейтону помощи, ничем не могла ему помочь Россия. Оставалось ему только одно — продолжать это бесконечное «сидение» и не сдавать, ни в коем случае не сдавать крепость.
К декабрю в живых в осажденном Албазине осталось не более полтора сотен «осадных сидельцев», да и «те все оцынжали», так что в караулы приходилось отряжать всех, кто еще мог держать оружие. Судя по донесениям Бейтона, на ногах тогда оставалось не более 30 ратных людей и около 15 «подросков». Заболел и сам Бейтон — командовать обреченным, как уже все понимали, гарнизоном ему приходилось, передвигаясь по крепости на костылях.
По всему выходило, что придется этому бывшему немцу принимать смерть за свою новую родину здесь, на самой дальней ее окраине. Опочить там же, где лег в землю его нечаянный друг Алексей Толбузин. Просто прочтите этот безыскусный отрывок из его письма Власову, просто попробуйте представить себе состояние человека, которому оставалось только одно — умереть с честью: «Сколько побито и померло… Странное время было: друг друга не видали, и кто поздоровеет раненные и кто умрет, не знали, потому что скудость во всем стала… Пили мы с покойным одну кровавую чашу, с Алексеем Ларионовичем, и он выбрал себе радость небесную, а нас оставил в печали, и видим себе всегда час гробный…».[11]
Не лучше ситуация была и у китайцев. Если гарнизон Албазина прореживала цинга, то в лагере осаждающих, которые не готовились к длительной осаде, начался голод. Вслед за ним пришла и эпидемия, которой в перенаселенном маньчжурском лагере было полное раздолье собирать свой страшный налог. К декабрю китайцы недосчитывались уже полутора тысяч человек. Но и у них была воля Сына Неба, которую смертные оспаривать не вправе, поэтому и им идти было некуда. И тоже оставалось лишь сидеть здесь, в диких северных варварских землях, осаждая этих безумных лочи, и ожидать каждый день — кого назавтра заберет смерть, а кто еще помучается.
К декабрю обе стороны напоминали выложившихся полностью, вконец обессиливших бойцов, у которых не осталось сил даже на последний, завершающий удар. Они зависли, опустошенные, друг на друге в клинче и кто первым упадет — тот и проиграл.
Спасение пришло, откуда не ждали — 30 ноября было достигнуто соглашение о проведении мирных переговоров между Россией и Китаем. И, самое главное — убедившись, что эти безумные волосатые демоны так и не сдадут крепость, цинские власти на переговорах с российскими представителями Н. Венюковым и И. Фаворовым согласились на отвод своих войск из-под Албазина до устья Зеи. Стойкость албазинцев помогла «продавить» и еще одну уступку со стороны китайцев — переговоры должны были пройти не в Якутске, как те поначалу настаивали, а в Нерчинске.
Из Москвы в Нерчинск выехал Великим и Полномочным послом с титулом «брянского наместника» окольничий Федор Алексеевич Головин. Пекин на переговоры отрядил сразу трех послов — командующего императорской гвардией Сонготу, командующего одного из восьми «знамен» — Тунгогана и третьим — осаждавшего Албазин командующего монгольским корпусом Ланьтаня.
Пока же было заключено перемирие и боевые действия приостанавливались. Предводитель маньчжур Ланьтань получил приказ осаду с Албазина снять — до получения дальнейших указаний.
Вещи, обнаруженные при раскопках Апбазинского острога: 1,4–6 — нательные крестики, 2 — копейка 1680 г., 3 — нательная иконка с изображением Николы Можайского. Подъемный материал Автор: Артемьев Александр Рудольфович
Но даже и после этого бойцы так и не смогли расцепить объятий. Лед сковал суда маньчжур, и уйти им было просто не на чем. Всю зиму противники так и простояли друг против друга. Всю эту страшную зиму они прожили бок о бок, причем смерть не прекращала свою жатву. К весне потери маньчжур составили уже «2500 воинских людей и много работных никанских мужиков». Но, несмотря на это, смертельные враги не озлобились. В те времена еще существовала своеобразная этика войны, и прикованные друг к другу противники даже обменялись своеобразными любезностями.
Маньчжуры, прекрасно зная о болезни Бейтона, предложили прислать к нему китайских врачей. Но не рискнул Афанасий Иванович довериться странным лекарям в халатах с широкими рукавами и их круглым пилюлям, скатанным из трав. Поэтому предложенную помощь иноземных эскулапов не принял, но в качестве ответной любезности велел испечь пирог весом в пуд и отправил его в знак благодарности своему противнику, военачальнику Ланьтаню, который и «принял его с честью».
По преданию, это случилось в начале мая 1687 года. Как оказалось, пирог этот стал прощальным подарком — к тому времени река вскрылась, и 6 мая поредевшая маньчжурская армия отошла от Албазина на 4 версты. А 30 августа 1687 г. остатки войска Ланьтаня ушли из-под Албазина.
Но для Бейтона и его солдат еще ничего не закончилось. Армия ушла, но маньчжуры никуда не делись, возле крепости сновали их посты и разъезды, не пропуская к «лочам» никакую помощь, и лишь изредка разрешая передавать продовольствие. Я не буду подробно описывать процесс заключения Нерчинского договора — это большая и больная тема. Замечу лишь, что переговоры шли очень трудно и очень долго. И Бейтону с выжившими бойцами пришлось держать Албазин еще не день и не два.
Китайский рисунок, изображающий осаду Албазина (Библиотека американского Конгресса)
Три года! Три года после заключения перемирия битое, оголодавшее, израненное и больное бейтоновское войско сидело в Албазине. Пытались сеять хлеб — китайцы его сжигали, угоняли чудом сохранившийся скот, захватывали неосторожно отдалившихся от крепости казаков. Причем высокое начальство даже не озаботилось тем, что бы передать в крепость хоть какие-то указания. Вот что писал Бейтон Власову:
«Наперво, нас Бог помиловал, что мы только живы остались. Разорены до основания и голодны и володны стали… А ныне живем в Албазине с великим опасением. Голодны и володны, пить, есть нечего, казну великих государей оберегать неведомо как. Просится всяк и мучаетца, чтоб отпустил в Нерчинск… Казакам зело струдно и мнительно, что указу к нам от окольничего и воеводы Федора Алексеевича не бывало. И я их розговариваю государьским милостивым словом[12]».
Ну почему?! Ну почему у нас в стране, блин, всегда одно и то же? Толстозадым генералам некогда хотя бы просто вспомнить о тех, кто это трижды заслужил, а «розговаривать государьским словом», держать дух бойцов, приходится не тем, кто это государство представляет, а таким же «ванькам-взводным», которые наравне с подчиненными кормят вшей и тянут солдатскую лямку.
После этого письма, наконец, указания были получены:
«В Олбазине жить от неприятельских людей со всякою осторожностию. И посылать бы тебе служилых людей в подъезды почасту, и проведывать вниз по Амур-реке неприятельских богдойских воинских людей, и в ыных причинных местех мунгальских людей и иных воровских иноземцов потому ж проведывать всякими мерами, и над городом и над служилыми людьми смотреть накрепко, чтоб над городом и над служилыми людьми, пришед тайно, какова дурна не учинили[13]».
Ознакомительная версия.
