Ознакомительная версия.
И опять тишина, опять та же «скудость великая», опять эта томительная неизвестность. В 1689 году в отчаяние пришел даже сам Бейтон: «Служу вам, великим государям, холоп ваш, в дальней вашей заочной Даурской украйне, в Албазине, в томной, голодной, смертной осаде сидел, и от прежних ран и осадного многотерпения холоп ваш захворал, и устарел, и помираю томною, голодною смертию, питаться нечем. Цари государи, смилуйтеся[14]».
* * *
Впрочем, насчет «толстозадых генералов» я, пожалуй, погорячился. Головину и Власову в Нерчинске тоже приходилось не сладко. У Головина было четкое указание — добиться проведения государственной границы по Амуру, «давая знать, что кроме оной реки, издревле разделяющей оба государства, никакая граница не будет крепка». Однако у китайцев это предложение вызвало дружный смех — они претендовали на все земли к востоку от реки Лены, и требовали границу по Байкалу и притокам Лены.
Причем для подтверждения весомости этих требований ими были предъявлены доказательные «аргументы». 14 августа 1689 года громадное маньчжурское войско окружило Нерчинск. Против 600 казаков нерчинского гарнизона и двух тысяч бойцов, приведенных Головиным, стояло 17 тысяч маньчжур. Несколько дней продолжалось противостояние и «сами великие послы со стрелецкими полками стояли за надолбами ополчась».
Федор Алексеевич Головин.
Портрет работы неизвестного автора.Тридцативосьмилетний Федор Головин был не только дипломатом. Военное дело он, как и любой тогдашний «служивый человек» знал по должности — любой дворянин, а уж тем более боярин обязан был пожизненно служить Отечеству «мышцей бранной». Поэтому прекрасно понимал, что прямого столкновения с маньчжурами плохо укрепленный и бедный припасами и оружием Нерчинск просто не выдержит. Албазин, по большому счету, выстоял потому, что ему помогал Нерчинск. Нерчинску помогать было уже некому. Поэтому оставалось продолжать переговоры с тем, что есть. А козырь у Головина и Власова был, по сути, один — так и не сдавшийся Албазин, который, несмотря ни на что, все еще держал этот сумасшедший немец. Держал, наверное, уже только на одном своем прусском упрямстве.
Хотя… Какой там немец! Давно уже Бейтон стал русским. Русским по всем статьям — и чисто формально (русским тогда считался любой поданный России, исповедующий православие), и, главное, по своей внутренней, глубинной сути. Кстати, православным новокрещенный Бейтон был настоящим, верил он искренне и истово.
На исходе этого казавшегося бесконечным «сидения» в крепости умер священник. Албазинцы остались без духовного кормления, а люди продолжали умирать. И тогда Бейтон пишет Власову записку, которую историки долго не воспринимали всерьез: «И те умершие люди похоронены в городе в зимовье поверх земли без отпеву до твоего разсмотрению. А ныне я с казаками живу во всяком смрадном усыщении. А вовсе похоронить без твоей милости и приказу дерзнуть не хощу, чтоб, государь, в погрешении не быть. А хоте, государь, ныне и благоволишь похоронить, да некем подумать и невозможно никакими мерами[15]».
Наверное, как всякий неофит, Бейтон был не очень хорошо знаком с православными канонами. Однако наверняка усвоил, что нет для истинно верующего доли страшнее, чем быть погребенным как собака, без исповеди, причастия, без опевания. Потому и не хоронил людей, потому и дышал смрадом — боялся совершить страшное. Коль уж жизни солдат своих не сберег, так хоть души их не погубить проклятьем вечным.
Как я уже говорил, к этой записке относились недоверчиво — слишком уж невероятно изложенное в ней. Меж тем один из моих учителей, профессор Александр Рудольфович Артемьев, читавший нам в университете историю средневековой Руси, вот уже много лет копает Албазин. В 1992 году во время археологических раскопок им была обнаружена землянка, почти полностью заполненная скелетами. Между ними были установлены горшки, скорее всего — с поминальной кутьей, а в том, что это были именно защитники крепости, сомневаться не приходится: на останках были найдены 25 нательных крестиков, серебряных и бронзовых.[16]
Албазинский острог. Полуземлянка с останками непогребенньх в 1886–1687 г.г. защитников острога. Процесс расчистки. Вид юго-востока. Автор Артемьев Александр Рудольфович Дата. 1992 г.
Все тела были погребены по православному обряду под залпы воинского салюта на территории Албазинского острога.
Так что спи спокойно, давно почивший Афанасий свет Иванович, упокоились твои бойцы в мире, и за это тебе точно «в прегрешении не быть».
Закончилась страшная албазинская эпопея Бейтона 27 августа 1689 года. В этот день в вотчине воеводы Власова был подписан первый в истории договор России с Китаем — Нерчинский. Лукавый Федор Головин, будущий сподвижник Петра, генерал-фельдмаршал и первый кавалер высшей награды империи — ордена Андрея Первозванного, добился, наверное, максимально возможных в той ситуации результатов. Нерчинск удалось отстоять, он оставался крайним восточным пунктом русских владений. Но вот Амур России пришлось оставить на долгие годы. Отдельно оговаривалась судьба Албазина — крепость полагалось срыть.
Буквально через несколько дней, 31 августа, Ф.А. Головин отправил Бейтону указную память, где Афанасию Ивановичу предписывалось «собрав всех служилых людей, сказав им о том указ великих государей, и город Албазин разорить, и вал раскопать без остатку, и всякие воинские припасы (пушки, и зелье, и свинец, и мелкое ружье, и гранатную пушку, и гранатные ядра), и хлебные всякие припасы, и печать албазинскую взяв с собою, и служилых людей з женами и з детьми и со всеми их животы вывесть в Нерчинской. А строение деревянное, которое есть в Албазине, велеть зжечь, чтоб никакова прибежища не осталось… И разоря Албазин, со всеми воинскими припасы и хлебными запасы в Нерчинск вытти нынешним водяным путем[17]».
Разрушали свою крепость защитники Албазина почти месяц. Сжигали, раскапывали и ломали свою заступницу и оборонительницу под бдительным присмотром возвращавшегося маньчжурского посольства. Говорят, китайцы даже одарили на прощание своего грозного противника подарками. 8 октября 1689 года Бейтон сообщил начальству, что Албазин разрушен, и на бусах (больших лодках) с остатками гарнизона ушел водой в Нерчинск.
Так пал, непокоренным, третий Албазин. Четвертому, видать, и впрямь «не быти» — нет нынче в России города с таким именем.
Что дальше? Дальше было мало интересного. Это в книжках герою положено оставаться героем всегда, и совершать, и совершать подвиги всю свою жизнь. А в жизни случается иначе.
Никакой награды за Албазин Афанасий Иванович, похоже, так и не получил, уехал с полком Головина в Москву, однако там опять не прижился. Через пару лет вернулся наш герой обратно в Сибирь, которая, похоже, стала в его судьбе не то благословением, не то проклятием.
Служил в Иркутске все в той же должности казачьего головы, потом приказчиком в Верхоленском остроге, оттуда перебрался в Забайкалье, в Удинский острог. Как сейчас бы сказали, «мотался по гарнизонам», тянул службу… В общем, вел обычную жизнь сибирского чиновника средней руки, даже взятки, возможно, брал — пару раз его имя всплывает при разборе каких-то мутноватых дел. Незадолго до смерти выслужил, наконец-то, новый чин — его произвели в дворяне московского списка. Со своей ненаглядной вырастил и поднял четверых сыновей — Андрея, Ивана, Федора и Якова. Кстати, через Ивана Афанасий Иванович породнился с бывшим украинским гетманом Демьяном Многогрешным. Опальный глава малороссов был сослан в Забайкалье, поучаствовал, кстати, немного и в нашей истории, а позже стали они с Бейтоном сватами, поженив детей.
Дети бейтоновские тоже служили, Андрей и Яков достигли, как и отец, чина московского дворянина, двое других, Иван и Федор, остались сибирскими дворянами (по иркутскому списку). От них и пошли русские люди с нерусской фамилией Бейтон.
А основатель фамилии… В иркутской «Книге именной денежной расходной служилым людям» мы на странице 28 находим в графе «выдано по 20 руб.»: «Нежинский протопоп Симеон Адамов в 195 г. умре. Казачий голова Афанасий Бейтон в 209 г. умре».[18]7209 год — это самый рубеж семнадцатого и восемнадцатого столетий — 1701–1702 года.
Вот, собственно, и вся история. Сейчас ее уже мало кто помнит, впрочем, она вообще быстро забылась — русские не любят вспоминать о своих поражениях. Еще Пушкину, когда он собирал материалы для так и не написанной «Истории Петра», для ее описания хватило одной строчки: «Россия была в миру со всеми державами, кроме Китая, с которым были неважные ссоры за город Албазин при реке Амуре[19]». Вот так вот — «неважные ссоры».
Ознакомительная версия.