части горы Митридат, совсем недавно были открыты остатки ранних наземных построек и часть фортификационной системы, по-видимому, возведенной первыми колонистами. В высшей степени показательно, что все эти сооружения были перекрыты полутораметровым слоем пожара, содержавшим наконечники стрел скифских типов. Полученные здесь материалы позволили сделать принципиально важный вывод — спустя 40–50 лет после основания, приблизительно в середине VI века до н. э., Пантикапей пережил военную катастрофу
{11}.
В Порфмии и Мирмекии масштабные пожары предшествовали возведению оборонительных стен. Следует подчеркнуть, правда, что в этих поселениях в слоях пожаров не было обнаружено наконечников стрел, обломков оружия и прочих находок, которые позволили бы уверенно судить о разразившихся боевых действиях, однако сама возможность их на Боспоре в первой половине VI века до н. э. вполне вероятна.
В Мирмекии после пожара, происшедшего в конце первой половины VI века до н. э., каменными стенами был укреплен акрополь (наиболее возвышенная часть) поселения {12}. Все удобные для подъема наверх места по склону горы были перекрыты мощными каменными кладками необычного «мозаичного» облика (ширина — 1 метр), примыкающими к обрывистым выходам скалы. Эти каменные конструкции, вероятнее всего, представляли собой лишь цокольную часть стен, выше которых шла кладка из сырцовых кирпичей, что вообще очень характерно для архитектуры Древней Греции. Стены, выявленные в результате раскопок, в совокупности образуют систему (общая длина — более 20 метров), состоящую из двух уступов, или бастионов. Оборонительное значение этой конструкции вполне очевидно. Общий облик ранних укреплений Порфмия очень близок мирмекийским, хотя бастионов на исследованном участке не обнаружено. Складывается впечатление, что башен ранние оборонительные системы Боспора не имели, что, кстати, характерно и для метрополии большинства боспорских колоний — города Милета в западной Малой Азии. В общем, следует признать, что эти системы заметно отличаются от совокупности боспорских городских стен более поздних эпох.
Почти нет сомнения, что нападения на греческие поселения Боспора совершали небольшие отряды кочевников, а не крупные армии, — малочисленные группы первых переселенцев им просто не сумели бы противостоять. В такой ситуации необходимо было научиться договариваться с варварами, и эллины, как представляется, овладели этой наукой в совершенстве, — по одной из версий, сохранившейся в древней письменной традиции, место для основания Пантикапея было получено от скифского царя. Следует оговориться, правда, что в таком контексте несколько странным выглядит сообщение древнего географа Страбона, который, рассуждая об истории Северного Причерноморья, отметил следующее: «Киммерийцев изгнали из страны скифы, а скифов — эллины, основавшие Пантикапей и прочие города на Боспоре» (Strab. XI, 2, 5). Когда греки изгнали скифов с Боспора и было ли это на самом деле, с уверенностью сказать чрезвычайно затруднительно. Во всяком случае, трудно поверить в то, что подобное могло иметь место в момент основания колоний.
С другой стороны, вряд ли могут быть сомнения в том, что варварская стихия всегда оставалась малопредсказуемой, и отдельные конфликты колонистов с туземцами, конечно, имели место с самого раннего времени. Для правильного понимания особенностей взаимоотношений греков со скифами, на наш взгляд, принципиальное значение имеют некоторые суждения Лукиана Самосатского, писателя-сатирика, эрудита и интеллектуала своего времени (ок. 120–190 годы н. э.). В одном из его диалогов, «Токсарид или дружба», отмечается, что на территорию Боспора совершали нападения отдельные отряды скифов, которые названы разбойниками и за действия которых остальные скифы ответственности не несли (Luc. Тох. 49). Ситуацию, которую описал Лукиан, скорее всего следует относить к концу IV — началу III века до н. э., но вряд ли она была характерна только для этого времени — напротив, такое положение представляется очень типичным. Вполне возможно, что отдельные разбойничающие отряды скифов могли представлять опасность для греков даже тогда, когда между Скифией и Боспором существовали нормальные отношения, скрепленные договорами и взаимными клятвами. Для разбойников эти договоры и клятвы, конечно, не имели никакого значения. Результатом действий таких разбойничающих групп, вероятнее всего, стали упоминавшиеся выше крупные пожары в ранних боспорских поселениях. В связи с этим можно привести и такой показательный археологический факт, как открытие в Нимфее захоронения мужчины, убитого скифской стрелой, наконечник которой застрял в левой лопатке. Погребение датируется последней четвертью VI века до н. э. {13}
Нападениям варваров или своих соотечественников греки противостояли обычным для себя образом, защищая городские стены или же выступая за их пределы. В последнем случае на поле боя они скорее всего строились фалангой. Такое построение воинов сложилось в Древней Греции к VII веку до н. э., то есть задолго до освоения эллинами северного берега Черного моря, и представляло собой линейный боевой порядок тяжеловооруженной пехоты (гоплитов), сомкнутый в шеренги, число которых в классическое время достигало восьми. Воины строились в шеренги, так сказать, плечом к плечу и одновременно в ряды в затылок друг другу с таким расчетом, чтобы в случае ранения или смерти впередистоящего его место занял воин, находящийся сзади. Сомкнув щиты и ощетинившись копьями, фаланга медленно двигалась на врага, передвижение бегом, о котором изредка сообщают древние авторы, было, очевидно, исключительным случаем, поскольку построение тогда легко перемешивалось, спутывалось, нарушалась столь необходимая для него монолитность. Очень уязвимые фланги и тыл фаланги должны были защищать отряды легковооруженных воинов и конница. По всей видимости, бой начинался с действий именно легковооруженных воинов, которые метали в неприятеля дротики и камни; вполне возможно, что в самом начале создания фаланги тяжеловооруженные пехотинцы тоже бросали по рядам противника метательные копья, но позднее греки как будто полностью отказались от использования метательного оружия гоплитами, и это, безусловно, увеличило ударную силу их компактного боевого построения. Основным моментом сражений, которые разыгрывались между армиями древнегреческих государств, было лобовое столкновение фаланг, можно сказать, «стенка на стенку». После удара копьями начинался рукопашный бой, и главную роль в нем играли уже не копья, а мечи; преследование разбитого противника осуществляли отряды конницы и, очевидно, опять же легковооруженные воины.
К слабым сторонам построения фалангой, кроме уже отмеченных обстоятельств, вне всякого сомнения, следует относить и то, что она абсолютно не приспособлена к действиям на пересеченной местности. Но достоинства фаланги в сравнении с боевыми порядками (точнее, почти полном отсутствии таковых) у потенциальных противников из числа варварских народов просто неоспоримы. В полной мере можно согласиться со Страбоном, который, вероятно, не очень преувеличивал, когда писал, что «против сомкнутой и хорошо вооруженной фаланги всякое варварское племя и легковооруженное войско оказывается бессильным» (Strab. VII, 3,17).
Возвращаясь к боспорским колониям, следует признать, что военные акции за пределами укреплений, безусловно, должны предполагать сотрудничество нескольких городов-государств, поскольку сомкнутый строй тяжеловооруженных воинов может быть эффективным только при наличии
