ней отсутствуют примерно две пятых текста – то ли утраченные, то ли так и не написанные, что менее вероятно; первая книга – вводная («историческая»). Трактат входит в раздел Кхуддака-никая бирманского палийского канона; известна даже его краткая китайская редакция III в. н. э., соответствующая двум первым книгам пространной палийской, что естественно, ибо прочие еще не существовали. Как отмечает А.В. Парибок, «Вопросы Милинды» – это «единственное произведение древнеиндийской литературы, где фигурирует реально существовавший и названный по имени древний грек». Он характеризует его как человека образованного, любознательного, интересующегося религией и философией, – и в то же время трезвого реального политика, видящего в поддержке влиятельного учения средство укрепить свой престол.
Главный собеседник царя – монах Нагасена – относительно малоизвестен по другим источникам, лишь в сочинении «Абхидхармакошабхашьи» Васубандху (V в. н. э.) он упомянут как «древний» автор, постулировавший не-существование души. Он почитается в тибетском буддизме одним из 16 архатов-проповедников – «личных» учеников Будды, что, конечно, исторически неверно. Однако индо-китайская традиция приписывает именно ему сотворение знаменитой статуи Изумрудного Будды, позже перенесенной в Сиам (Таиланд) и ставшей одной из величайших драгоценностей буддизма, доныне хранимой в королевском дворце в Бангкоке – одной из важнейших церемоний является переодевание статуи тайским королем в соответствии с одним из трех тамошних времен года (зима, лето, сезон дождей); статуя размерами 48,3×66 см выполнена, конечно, не из изумруда, а из зеленого жадеита, и «изумрудный» – это неправильный перевод с тайского, где английскому «emerald» соответствует всего лишь «зеленый». И эта легенда (или факт) не случайна, поскольку именно с греко-буддизмом обычно связывают возникновение статуй Будды в человеческом облике – ранний буддизм довольствовался метафорическим изображением Учителя в виде колеса Дхармы, тюрбана, реликвария, стопы (отпечатки стопы Будды, порой гигантского размера, весьма почитаемы в Таиланде – в Паттайе, Сарабури и др.), слона и т. д., а вот грекам, с их высокоразвитым эстетическим вкусом, «наглядный» Будда был просто необходим, но об этом позже.
Впрочем, особо погружаться в религиозно-вероучительные бездны «Вопросов Милинды» мы тоже не будем, отметив только, что они стали эпохальным явлением в развитии буддийской «догматики» и доныне почитаются первейшим авторитетным источником после «Канона» («Трипитаки»). Гораздо интереснее, на наш взгляд, отражение (особенно в наиболее древних I–II книгах) того самого, давно исчезнувшего греко-буддийского мира, государства Менандра I. Начинается трактат с прекрасного описания столицы (I): «Есть в стране греческой, богатой поселениями, город c названием Сагала; красят его горы и реки, расположен он в отрадной местности, обилен садами, рощами и парками, прудами и озерами; чарует лесами, горами и реками; искусно воздвигнут; не страшны ему недруги и неприятели, не грозит ему осада; его стены и сторожевые башни построены затейливо и прочно; ворота с надвратными башнями – прекраснейшие из прекрасных; белокаменной стеною обнесен и рвом глубоким обведен царский дворец; дороги, улицы, развилки, перепутья правильно проложены; полны торговые ряды прекрасными и разными товарами, разложенными на продажу; под сотнями навесов нуждающимся раздают дары; сто тысяч прекрасных зданий, сверкающих, как Гималайских гор вершины, украшают город; слонами и конями, пешеходами и колесницами запружены улицы; многолюден город, полон красивых мужчин и женщин, роится толпами народа, населен множеством кшатриев, брахманов, вайшьев и шудр; разных толков шраманы и брахманы здесь собираются, во всяческих науках сведущие, живут здесь многоученые мужи; здесь торгуют различными тканями – варанасийскими, котумбарскими и прочими; здесь воздух напоен благоуханием множества пышных цветов и благовонных товаров, разложенных на продажу; здесь самоцветов драгоценных изобилие; в торговых рядах, расположенных по странам света, купцы – торговцы драгоценностями – раскладывают свой товар; серебром и золотом, каршами и каршапанами (монетами. – Е.С.) улицы мостить можно; озарены кладовые сверканием сокровищ; богатства в избытке копятся, закрома и амбары полнятся, еды и питья изобилие; всяческих кушаний – твердых, мягких и жидких, напитков и смешанных – здесь можно отведать; видом город подобен Стране северных куру, хлебом обилен, как Алакаманда, божественный град».
Правит там царь Милинда, родом из Александрии Кавказской, искусный софист и великий спорщик (vetandi) – просто мастер искусства эристики по словам I книги, образованный, способный, ученый, одаренный: «Ему были ведомы многие науки, а именно: шрути, предание, санкхья, йога, политика, вайшешика, арифметика, музыка, врачевание, четыре веды, древние сказания и были, астрономия, колдовство, логика, совещания, военное [искусство], стихосложение и счет на пальцах – одним словом, девятнадцать наук. В диспутах несравненный и непревзойденный, он выделялся среди многих учителей разных толков. И на всем материке Джамбу некому было в силе, ловкости, мужестве, мудрости сравниться с царем Милиндой – богатым, зажиточным, состоятельным, предводителем рати несметной… состоявшей из войск четырех родов… любителем заводить споры и охотником вступать в диспуты с рассуждателями, возражателями и им подобными людьми».
Явно этот живой греческий ум – большая проблема для разного рода жрецов и монахов (см. там же): «В то время в городе Сагале уже двенадцать лет не было ученых – ни шраманов, ни брахманов, ни мирян. Узнав, что где-то живет ученый шраман, брахман или мирянин, царь отправлялся к нему и задавал ему вопрос, но никто не мог угодить царю и ответить на его вопросы. Люди уходили куда глаза глядят, а те, кто не уходил на чужбину, сидели все и молчали. Монахи же по большей части уходили в Гималаи». Бедные индусы даже богам на него стали жаловаться: «И достопочтенный Ашвагупта сказал Шакре, главе богов: “Государь! В городе Сагале на материке Джамбу есть царь по имени Милинда. В спорах несравненный и непревзойденный, он выделяется среди многих учителей разных толков. Он является в общину, задает каверзные вопросы и этим вредит общине”» – как комментирует Парибок: «Пользуясь методами диспута, царь выводит из аргументов буддистов следствия, неприемлемые для них самих, как то продемонстрировано в беседе с Аюпалой» – см. конец I книги, содержащей посрамление Менандром не только Аюпалы, но и иных мудрецов – Пураны Кашьяпы (Кассапы) и Маккхали Госалы. Эти двое были «оппонентами» Будды, первый разработал учение о всеобщем предопределении без всякого божественного участия, второй стал основателем движения адживиков – тоже фаталистов и изрядных самоистязателей, любивших морить себя голодом, в этом они родственны джайнам – так что налицо явный анахронизм (см. начало I книги).
Здесь можно немного отвлечься, чтобы дать читателю представление о древнегреческой софистике, выродившейся ко временам Сократа в искусство спора ради спора, беззастенчивую адвокатуру и вымогательство. Любой учебник по истории философии представит читателю многочисленные примеры «софизмов». Можно обратиться и к первоисточникам – например, Диоген Лаэртский о Протагоре (ок. 485 – ок. 410 гг. до н. э.) пишет (IX, 56): «Есть рассказ, будто однажды он требовал платы со своего
