— Я пришел с требованием работы, — сказал я ему.
— Да, я все время думаю об этом, — отвечал он, — но дело это не такое простое… Ведь вы же не кто-нибудь, а бывший "зам", не может же Политбюро ткнуть вас куда попало…
— Послушайте, Николай Николаевич, — возразил я, — по моему, вы играете со мною в какую то дипломатическую игру… Я знаю, что Политбюро дало назначение таким то и таким то товарищам, несмотря на то, что это было, так сказать, деградацией…
— Да, но ведь указанные вами товарищи и были назначены на низшие должности в виде наказания за разные проступки… Вы же ничем не запятнали себя, и при таких условиях назначать вас на новую должность с понижением было бы несправедливо…
— Право, бросьте вы эту дипломатию, Николай Николаевич, — сказал я. — Я уже несколько раз по телефону говорил вам, что не гонюсь за высокими постами. Назначьте меня хоть делопроизводителем, мне все равно, на всяком месте я буду работать…
— Ну, это вы шутите, Георгий Александрович, — засмеялся он, словно я сказал какую то остроту. — Ведь вот что выдумали, из "замов" да в делопроизводители… нет, это невозможно… Имейте терпение, может быть, еще и в Германию вам ехать придется… Ведь окончательного ответа от германского правительства еще нет… Я во всяком случае "пораскумекаю", куда бы вас назначить…
— Чего там "пораскумекаю"… Вот уже два месяца я сижу без дела. — Ведь это же не продуктивно. Все note 309кричат, что людей мало, некому работать, а вы меня держите без работы…
Снова уверения. И я ушел ни с чем. Тут я вспомнил, что Лежава в это время был председателем "Центросоюза", и я зашел к нему предложить ему свои услуги. Он принял меня, хотя и любезно, но с нескрываемым превосходством, и ответил, что у него нет надлежащей должности для меня.
— Ведь знаете, Георгий Александрович, трудно найти вам приличный пост… Вы ведь бывший "зам"… нужно что-нибудь соответствующее….
Кроме того, он сообщил мне с видом очень таинственным и важным, что он сам в данную минуту на отлете, так как у него, дескать, идут переговоры с Лениным о новом назначении…
И действительно, вскоре Шейнман был уволен с поста Замнаркомвнешторга и на его место был назначен Лежава, который не уставая дежурил в приемной Ильича.
И таким образом, он вступил на широкую дорогу бюрократической советской иерархии. И, конечно, он стал до неприличия важен, — речь его теперь была полна значительности, все чаще и чаще, кстати и некстати, он упоминал как бы небрежно: "…да, так мы решили с Ильичем", или: «вот так именно я и посоветовал сделать Ленину…"
Смещенный с своего поста, Шейнман остался без нового назначения и очутился в положении такого же безработного, как и я… И время тянулось. И, хотя, кроме занятий в Наркомпути, не отнимавших у меня много времени, я, собственно, ничего не делал, я был занят по горло.
Ибо, переехав вновь в "Метрополь", я вновь попал в цепкие лапы моего "друга", товарища Зленченко, и вновь надо мной засияла сакраментальная фраза note 310"на основании партийной дисциплины"… Начались снова председательствования в товарищеском суде, в заседаниях ячейки, в общих собраниях всех живущих в "Метрополе", — все то, что называется "партийной работой".
Так дело и тянулось до начала июля, когда из Англии спешно приехал Красин для выяснения некоторых вопросов в связи с переговорами о заключении торгового договора с Англией. Ллойд Джордж был настолько заинтересован в этой поездке Красина, с которым у него установились очень хорошие личные отношения, что для ускорения проезда, предоставил в его распоряжение быстроходный английский миноносец, на котором Красин доехал до Ревеля.
Я не буду касаться вопроса об англо-советских переговорах: о них в свое время много писалось в печати. Наши верхи были недовольны деятельностью Красина в Англии, и недовольство это сводилось, главным образом, к тому, что он, находясь в Англии, мало обращал внимания на пропаганду идей мировой революции, что у него не было установлено почти никаких связей в этом направлении.
Апостолы всемирного натравливания класса на класс, играя на этой струнке, старались возбудить против него самого Ленина, не считаясь с тем, что к этому времени в речах Ленина и во всех его выступлениях уже начали пробиваться те идеи, которые и легли в его политику в конце его жизни, первым этапом каковой и явилась система умиротворения, сокращенно называемая "нэпом" (т. е., "новая экономическая политика"). В сферах стали поговаривать о необходимости отозвания Красина, что он-де не на месте… Ленин боролся с этим течением и настаивал на необходимости оставить Красина на его посту. Но разные note 311"дии минорес" (ldn-knigi, „dii minores“ -лат. - буквально младшие боги; люди, занимающие второстепенное общественное положение.) вели свою кампанию весьма энергично. И в конце концов, хотя Красин и остался в делегации, он был смещен с поста председателя ее, а на его место был назначен не кто иной, как печальной и позорной известности Каменев.
Не могу не упомянуть, что Красин был глубоко уязвлен этими махинациями и, возвратившись от Ленина, где он узнал о замене его Каменевым, он возмущенно сообщил мне об этом. Сперва он заявил Ленину, что при таких условиях просит освободить его от переговоров.
Но Ленин стал уговаривать его и, если не ошибаюсь, Политбюро, в виду решительного отказа Красина, категорически потребовало, чтобы он подчинился этому нелепому решению — торжествовала "партийная дисциплина", третирующая членов партии, как безвольных и бесправных рабов и нагло издевающаяся над элементарным чувством человеческого достоинства…
Красин должен был подчиниться. И Каменев поехал в Англию. Как известно — скажу здесь же кстати — он оказался настолько на высоте надежд и чаяний своих сторонников, развил в Англии столь энергичную и планомерную политику ставки вовлечения английского пролетариата в мировую революцию, что уже через два месяца, по требованию Ллойд Джорджа, должен был экстренно уехать из пределов Англии.
Несмотря на свое назначение в Англию, Красин остался народным комиссаром внешней торговли. Хотя его пребывание в Ревеле было очень кратковременно, он не мог не заметить того скандального безобразия, каковыми были и деятельность, и личное поведение Гуковского. А потому чуть не первыми его словами, обращенными ко мне, были предложение и просьба, чтобы я note 312согласился заместить Гуковского в Ревел. И тут же он рассказал мне кое-что о Гуковском, о чем я уже выше упомянул. Но к этому он прибавил одну пикантную подробность, о которой я не знал:
— Знаешь ли, я видал, брат, виды, — сказал он, — но там в Ревеле y нас такая марка, что форменным образом не отплюешься… Гуковский, дорвавшись до высокого поста и, между нами говоря, подкупая все верхи (кроме неподкупных Ленина и Рыкова, к которым он благоразумно и не суется) своими подарками, чувствуя себя неуязвимым, разошелся во всю… И все там дерут, от последней машинистки до самого Гуковского… Мне и в Лондоне все в глаза тычут Гуковским, не исключая и самого Ллойд Джорджа… Заграничная пресса полна описаний его похождений… Словом, это скандал, перманентный скандал… А здесь я уже узнал, как ЦК, — а уж там все его друзья - приятели, потому что всем "дадено" — сам сконфузился, начал одергивать его… Ничего не помогает — Гуковский закусил удила… Убедившись в том, что Гуковскому наплевать на все замечания, на все дружеские "осаже", что с ним дружескими увещаниями ничего не сделаешь, ЦК прибег к педагогическим мерам: решил обратить его на путь истины и вернуть в лоно семейной жизни… Разыскали его жену и детей — у него их, кажется, трое-четверо — и, не предупредив его, командировали их всех к нему в Ревель… Ты представь себе наших "цекистов" в роли поборников семейного очага!… Ха-ха-ха… И вот в один прекрасный день весь этот "семейный очаг" и пожаловал к Гуковскому… Но, знаешь ли, и это не помогло, и все осталось по старому — и кутежи, и оргии, и певички…
— Но говоря серьезно, — продолжал Красин note 313после минутного молчания, — дальше терпеть это безобразие, этот скандал невозможно… Увидясь с Гуковским в Ревеле и перелистав несколько его контрактов, я сразу ему сказал, что считаю его не на месте, как представителя Наркомвнешторга и должен буду поднять вопрос о его замещении… Но он до того обнаглел, что нисколько не смутившись, ответил мне: "Ну, это мы еще посмотрим, как вы меня уволите?… Я без борьбы не сдамся… Меня весь ЦК знает… Смотрите, Леонид Борисович, не сломайте сами на мне зубы, хе-хе-хе!" И он так противно, как Иудушка Головлев, засмеялся своим дрянным смешком… Одним словом, — закончил Красин, — я решил просить тебя заменить его…
