Между тем римский консул Эмилий овладел Иллирией и, все устроив здесь по собственному усмотрению, возвратился в Рим уже в конце лета; вступление его в город сопровождалось блестящим триумфом. Действительно, по мнению римлян, он обнаружил в ведении дела не только искусство, но в большей еще мере и храбрость.
Римляне по получении известия о несчастии сагунтян выбрали немедленно послов и со всею поспешностью отправили их в Карфаген с двумя предложениями на выбор. Принятие одного из них должно было принести карфагенянам вместе с имущественным ущербом и позор, принятие другого послужить началом больших затруднений и опасностей, а именно: или карфагеняне должны выдать римлянам Ганнибала и находившихся при нем сенаторов или римляне объявляли им войну. Когда послы явились в Карфаген, вошли в сенат и представили эти требования, карфагеняне с негодованием выслушивали предложение о выборе; однако настаивали и опирались на последний договор, состоявшийся в Сицилийскую войну, а в нем по словам не сказано ни слова об Иберии, за то в определенных выражениях обеспечивается неприкосновенность союзников обеих сторон. При этом карфагеняне доказывали, что сагунтяне в то время не были союзниками римлян, в подтверждение чего многократно перечитывали договор. С своей стороны римляне решительно отказались отвечать на оправдания карфагенян и заявили, что рассуждения о праве и спорных пунктах были возможны до тех пор, пока город сагунтян оставался неприкосновенным; но раз он пал жертвою вероломства, карфагеняне обязаны или выдать римлянам виновных и тем ясно для всех доказать как свою непричастность к правонарушению, так и то, что деяние это совершено без их соизволения, или же в случае отказа признать себя соучастниками беззакония.
Тогда старший из римских послов указал сенаторам на свою тогу и прибавил, что здесь он принес войну и мир, и оставит им то или другое, как они прикажут. Сенаторы карфагенян предложили послу выбрать, что ему угодно. Лишь только римлянин объявил, что выбирает войну, тут же большинство сенаторов воскликнуло, что они принимают войну.
Между тем Ганнибал, зимовавший в Новом городе, прежде всего распустил иберов по родным городам их с целью внушить им охоту и ревность к предстоящим предприятиям. Потом, на тот случай, если бы ему самому пришлось отлучиться, брату своему Гасдрубалу он дал указания относительно того, как он должен управлять и командовать иберами, как готовиться к войне с римлянами; в-третьих, позаботился о мерах безопасности для Ливии. Далее, руководствуясь верным, мудрым расчетом, он переместил ливийские войска в Иберию, а иберийские в Ливию и тем соединил обе части войск узами взаимной верности. Из иберийских племен набрано было всего тысяча двести человек конницы и тринадцать тысяч восемьсот пятьдесят пехоты. Сверх этого числа было восемьсот семьдесят человек балеарцев. Настоящее имя их пращники; употребление пращи дало одинаковое название как народу, так и занимаемому им острову [13]. Большую часть названных выше войск Ганнибал назначил в Карфаген; они должны были служить заложниками в вместе подкреплением ему. В Иберии Ганнибал оставил брату Гасдрубалу пятьдесят пятипалубных кораблей, два четырехпалубных и пять трирем.
Конницы оставил он четыреста пятьдесят человек карфагенян и ливийцев, триста лергетов, тысячу восемьсот нумидийцев; пехоты оставил одиннадцать тысяч восемьсот пятьдесят человек ливийцев, триста лигистян, пятьсот балеарцев и двадцать одного слона.
В Лации мы нашли этот перечень войск на медной доске, изготовленной по приказанию Ганнибала в бытность его в Италии, и признали, что начертанный на ней список вполне достоверен.
Приняв все меры безопасности относительно Ливии и Иберии, Ганнибал нетерпеливо поджидал отправленных к нему кельтами послов. Он собрал точные сведения и о плодородии страны у Альп и по реке Пад [14], и о количестве населения, а также о военной отваге тамошнего народа, наконец, что самое важное, о присущей ему ненависти к римлянам. Вот почему сюда обращены были его надежды, и он давал всевозможные обещания через послов, поспешно отправленных к кельтским владыкам, обитающим по эту сторону Альп и в самих Альпах. Ганнибал был убежден, что тогда только в состоянии будет вынести войну с римлянами в Италии, когда ему удастся заранее преодолеть все трудности пути, прибыть в названные выше страны и приобрести в кельтах помощников и союзников в задуманном деле. Когда прибыли вестники и объявили о благоволении и ожиданиях кельтов, а также о том, что переход через Альпы слишком труден, хотя не невозможен, Ганнибал к началу весны стянул свои войска из зимних стоянок. Незадолго перед тем получены были известия о положении дел в Карфагене. Ободренный ими и преисполненный уверенности в сочувствии граждан, он стал теперь открыто воспламенять войска к борьбе с римлянами, говорил им о высоких достоинствах страны, в которую они придут, о благорасположении и союзе кельтов. Полчища с восторгом приняли его речь. Ганнибал в назначенный день выступил в поход, имея с собою около девяноста тысяч пехоты и тысяч двенадцать конницы. Перейдя через реку Ибер он покорил народы илергетов и баргусиев, а также авсетанов и лацетанов до Пиреней. Подчинив все эти народы своей власти и взяв приступом некоторые города, хотя и после многих жестоких сражений и с большими потерями в людях, Ганнибал оставил Ганнона правителем всей страны, что по сю сторону реки Ибер, и дал ему неограниченную власть над баргусиями: этим последним он доверял менее всего по причине сочувствия их римлянам. Из своих войск Ганнибал отделил Ганнону десять тысяч пехоты и тысячу конницы; ему же оставил и все припасы войск, вместе с ним выступивших в поход. Такое же количество войска он отпустил на родину с целью иметь друзей в покинутых дома народах, вместе с тем внушить остальным надежду на возвращение к своим очагам, наконец с целью расположить к походу всех иберов не только тех, которые шли с ним, но и остающихся дома, на тот случай, если когда-либо потребуется их помощь. Остальное войско, таким образом облегченное, он повел за собою, именно пятьдесят тысяч пехоты и около девяти тысяч конницы; перевалил с ним через Пиренейские горы к месту переправы через реку Родан [15]. Войско его отличалось не столько многочисленностью, сколько крепостью здоровья, и было превосходно испытано в непрерывных битвах в Иберии.
Итак, Ганнибал намеревался переходить через Пиренейские горы, исполненный страха перед кельтами, самою природою защищенными в своих землях. Тем временем римляне узнали от посланных в Карфаген послов о принятом там решении и получили известие о переходе Ганнибала с войском через реку Ибер, постановили прежде всего отправить во главе легионов Публия Корнелия в Иберию и Тиберия Семпрония в Ливию. Пока они набирали легионы и делали прочие приготовления к войне, раньше выбранные люди для основания колоний в Галлии Цезальпинской спешили привести это дело к концу заблаговременно. Один город римляне основали по сю сторону реки Пад и назвали его Плацентией, другой — Кремону по ту сторону реки. Лишь только города были заселены, как галлы бойи давно уже готовые изменить союзу с римлянами воспрянули духом и, возлагая надежды на скорое прибытие карфагенян, о коем извещали их посланцы Ганнибала, отложились от римлян.
Бойи призвали к участию в восстании инсубров, соединились с ними благодаря давнему недовольству последних против римлян, разорили страну, разделенную между римскими колонистами, бежавших преследовали до Мутины, римской колонии, и осадили их. Узнав об этом, претор Луций Манлий с войском поспешил на помощь к своим. Когда бойи узнали о приближении римлян, то устроили засаду в лесах, и как только римляне вступили в покрытые лесом местности, бойи со всех сторон ударили на них и многих перебили. Остальные сначала бросились было бежать; но кое-как собрались, так что отступление, хоть и с трудом, совершено было в порядке. Между тем бойи, преследовавшие римлян по пятам, заперли и этих в деревне Таннет. По получении в Риме известия о том, что четвертый легион их окружен бойями и подвергается жестокой осаде, назначенные для Публия легионы были отправлены на помощь теснимому войску под начальством претора, а тому приказано было стягивать и набирать другое войско.
