Эта критика как-то не вяжется с образом «римского угодника».
Полибий демонстративно отошёл от политики и не вредил Риму, хотя, прекрасно зная планы и настроения сената, мог бы это делать. Но для него, как порядочного человека, это было неприемлемо, он не мог использовать полученную информацию во вред своим информаторам. Вместе с тем можно отметить как минимум четыре конкретных случая, когда его действия и их конечный результат не соответствовали римским интересам и даже противоречили им.
1. Полибий помог Локрам Эпизефирским освободиться от обязанности поставлять Риму войска (Polyb. XXXI. 2. 11–15; ср.: Liv. Epit. XLVI; App. Syr. 46–47; Just. XXXIV. 3), за что и получил от города «знаки почёта и человеколюбия» (Polyb. XII. 5. 1–3). Обычно около половины полевой армии римлян составляли контингенты союзных войск – римляне берегли себя и недопоставки вспомогательных войск воспринимали очень болезненно.
2. Неоднократные просьбы Ахейского союза вернуть на родину депортированных ахейцев ни к чему не привели. Если бы не вмешательство Полибия, они так и умерли бы на чужбине. Историк подключил к этому делу своего покровителя, и в 150 г. до н. э. Сципион, «ради Полибия» (Polyb. XXXV. 6. 1.), попросил Катона отпустить заложников. Вопрос был решён положительно только благодаря поддержке Катона. Но Полибий на этом не остановился и хотел, чтобы ахейцам вернули их «знаки отличия, которые они имели раньше», не побоявшись лично обратиться с такой просьбой к суровому Катону. Ответ, содержащий скрытую угрозу (не надо уподобляться Одиссею, вернувшемуся в пещеру Циклопа за забытыми поясом и шапкой – XXXV. 6. 3–4) заставил историка отступиться, но нам не в чем его упрекнуть, он сделал всё возможное для своих соотечественников.
Риму было бы выгоднее удерживать заложников и дальше, возможно, тогда не началась бы Ахейская война. Как отмечал Т. Франк, заложники «только усилили антиримскую партию в Ахайе» [1127]. У. Харрис полагал, что сенат не опасался возможных беспорядков в Ахайе [1128], но в любом случае римлянам было бы спокойнее, останься заложники в Италии.
3. Полибий организовал побег из Рима наследника селевкидского трона Деметрия, которого сенат с 175 г. до н. э. держал в столице в качестве заложника (Polyb. XXXI. 12). После смерти его отца Селевка IV трон захватил дядя Деметрия Антиох Эпифан. В 164 г. до н. э. Деметрий просил сенат отпустить его на родину, чтобы осуществить своё законное право на власть и занять престол предков вместо умершего Эпифана. Сенат, однако, предпочёл видеть царём малолетнего ребёнка – Антиоха Евпатора (App. Syr. 46), поскольку главной целью римского правительства было всемерное ослабление Селевкидского царства [1129]. Поэтому все последующие просьбы царевича не возымели успеха. Полный сил двадцатичетырёхлетний Деметрий незаконно и несправедливо, «без всяких оснований» (Polyb. XXXI. 19. 7) был лишён прав царствования в угоду римской политике.
Полибий не имел никаких интересов в селевкидском царстве или в личности Деметрия. Тем не менее он прямым текстом посоветовал царевичу бежать из Рима на родину. Столкнувшись со столь жёсткой позицией сената, тот внял совету (Polyb. XXXI. 20). Более того, именно Полибий организовал успешный побег Деметрия, а самому себе обеспечил алиби, сказавшись больным. Мы не согласны с мнением А.Я. Тыжова о том, что невозможно понять, была ли болезнь истинной или мнимой [1130], – историк отличался завидным здоровьем, легко переносил тяготы дальних путешествий, и если бы не несчастный случай уже в старости (падение с лошади), мог бы прожить ещё долго. Излишне категоричным является и суждение Т.А. Бобровниковой о том, что тяжелобольной Полибий, лёжа в доме Сципиона, «оттуда ткал интригу, которая должна была нарушить планы римлян в Сирии» [1131]. Автор отнюдь не занимался подрывной деятельностью против Рима, в данном случае он меньше всего думал о политических планах искушённого в интригах сената. Возьмём на себя смелость утверждать, что он помог юноше, исходя всего из двух соображений: 1) присущее Полибию чувство справедливости; 2) желание помочь несправедливо страдающему соотечественнику-греку, вспомним: «долг эллина – оказывать в трудных обстоятельствах всяческое содействие эллинам…» (XXXVIII. 6. 7). Для мегалопольца организация побега Деметрия – дело не политическое, а этическое, и даже – «этническое».
Есть мнение, что Полибий не стал бы действовать на свой страх и риск без санкции на то дома Сципионов [1132], и за его спиной стояли какие-то политические силы. Однако мы и с этим мнением не согласны. В среде нобилитета могли быть разногласия по внешнеполитическому курсу, но пользу для Рима они понимали однозначно, и никакая политическая группа не захотела бы вместо слабого ребёнка видеть селевкидским царём зрелого и энергичного Деметрия. Сенат действовал в общих интересах [1133], и в политической сфере для нобилей правильным и справедливым было то, что соответствовало только и именно римским интересам [1134], поэтому даже «филэллин» Сципион не дал бы санкции на бегство потенциально опасного для Рима царя.
В пользу нашей точки зрения свидетельствует и то единодушие, с каким сенат затем пытался устранить уже воцарившегося Деметрия. Заняв трон в 162 г., до н. э. он всячески старался приобрести расположение сената, послал в Рим роскошный золотой венок (App. Syr.47), обещал «исполнить во всем волю римлян и этим достиг того, что его признали царём» (Polyb. XXXII.4.2). Однако сенаторы продолжали смотреть на него как на врага. С их помощью состоялось соглашение Египта и Пергама, в результате которого в 150 г. до н. э. Деметрий пал [1135]. После его смерти череда непрерывных усобиц фактически уничтожила единство Селевкидской империи [1136]. И ещё одно обстоятельство, на которое, похоже, никто не обратил внимания: Полибий заканчивал свой труд уже после смерти Деметрия, дело было прошлое, и post factum уже можно было не скрывать своего участия в побеге.
4. После окончания Ахейской войны сенат пригласил Полибия в качестве «политконсультанта» для послевоенного переустройства Эллады. Невозможно согласиться с тем, что, «защищая римские интересы» [1137], Полибий в то же время попутно старался выговорить максимально мягкие условия для побеждённых греков. В советах и своей практической деятельности он руководствовался отнюдь не интересами Рима, а пользой для греков, и сумел существенно облегчить участь многих полисов [1138]. Только вернувшись на родину, он смог в полной мере поставить свои талант и политическое влияние на службу Элладе. В условиях всеобщего уныния и страха он выступал за смягчение жёсткой оккупационной политики Рима. Сам Полибий наивысшей своей заслугой считал, что ему удалось примирить греков с «новым устройством и законами» (XXXIX. 16. 2; 6). Он даже пишет, что эллины «полюбили дарованное устройство» (XXXIX. 16. 3) – здесь он, конечно же, выдает желаемое за действительное, но это объясняется исключительно его желанием успокоить
