В этот же день, с наступлением темноты, вся наша «процессия» во главе с командующим выступила в поход. На самодельных носилках несли Офросимова, адъютанта и еще кого-то, вели тех, кто с трудом, но еще мог сам передвигаться. В том числе и я плелся где-то в хвосте. Куда шли — не знаю, но где-то в полночь напоролись на заранее подготовленную немецкую засаду[172], и нас стали расстреливать в упор. Кто остался жив, стали расползаться кто куда и как мог. В этот раз генерал Ефремов был тяжело ранен и через некоторое время застрелился. Я был вторично ранен, легко, в левую руку. С группой бойцов и сержантов (4 человека) мы стали продвигаться на восток, дошли до Угры, но она разлилась — было половодье[173]. Все, кто остался в живых, были измождены до предела, из них процентов 90 были ранены. На протяжении многих дней питались почти одним снегом. Самоубийство стало «модой», особенно среди комсостава. Примерно 25 апреля, на рассвете, на берегу реки Угры мы, спящие, были взяты в плен, а через месяц я с группой командиров бежал из вагона при отправке куда-то на запад.
С мая 1942 года по август 1944 года я был командиром партизанского отряда в Белоруссии. В армии служил до 1954 года, уволился в звании майора. В настоящее время являюсь персональным пенсионером республиканского значения, продолжаю трудиться.
Несколько слов о без вести пропавших. Когда мы прорывались на восток, это почти от Вязьмы до реки Угры, то видели ужасную картину: все леса и поля были завалены трупами наших бойцов и командиров. На протяжении осени 1941 года и зимы 1942 года трупы немцами не убирались. В армейском полевом госпитале и в дивизиях было очень много раненых, и все они были оставлены (брошены) на расправу врагу… Из этого ада было только два выхода: плен или гибель…
Так вот вся эта многочисленная масса погибших, брошенных и безоружных людей оказалась в списках пропавших без вести. Мои родители получили тогда извещение, что я погиб в районе города Вязьмы при выполнении боевого задания, а жена — извещение, что я пропал без вести.
За сорок один год из памяти выветрилось почти все: и люди, и события, и места. Не помню ни одного населенного пункта. В то время эти населенные пункты назывались таковыми относительно, в них имелось по нескольку полуразрушенных домов, местного населения оставалось очень мало. Я не помню населенные пункты, где размещался штаб ударной группы. За все эти годы у меня не было нужды вспоминать их.
Совершенно не помню маршрута выхода из окружения, карты в то время у меня не было. До ранения я находился вблизи командующего, после ранения, как правило, в хвосте колонны. В группе Ефремова я находился до последнего момента. Помню, двигались мы по опушке леса: слева был лес, справа — поляна с кустарником. Немецкая засада была впереди и слева, в лесу. Вторично я был ранен из засады, слева из леса. Я находился в хвосте колонны. Ефремов — впереди. Когда нас немцы расстреливали почти в упор — помню крики и стоны, живые побрели кто куда смог. Вот тут-то, наверное, и погибли генерал Офросимов, адъютант командующего и многие другие. Ефремов был тяжело ранен, но об этом я узнал от наших командиров, будучи в плену. Кто остался жив из этой группы, кто погиб, не знаю. Видеть это было невозможно, так как была темная апрельская ночь.
Командиров дивизий помню смутно или совершенно не помню. Запомнился мне разговор с командующим. Сколько за сутки поступало в адрес Ефремова шифровок, столько раз мы были у него с докладами. В один из таких докладов Ефремов спросил у меня, не является ли мне родственником командир дивизии Якимов (он назвал его «интеллигентик Якимов»). Я ответил, что нет, просто я его однофамилец.
Назову несколько товарищей из командования армии: начальник оперативного отдела полковник Киносян, начальник артиллерии армии генерал-майор Офросимов, начальник ВВС армии генерал-майор Клецков — Герой Советского Союза за бои в Испании, начальник связи армии полковник Ушаков, начальник политотдела армии полковник Яковлев, начальник особого отдела капитан 1-го ранга Камбург.
Я мог бы много написать и рассказать, но, как мне кажется, теперь это никому не нужно. Живых свидетелей того времени почти не осталось.
Вся переписка Ефремова с Жуковым и Сталиным проходила через мои руки. После ознакомления с ними Ефремова документы возвращались к нам в отдел тут же. Примерно в неделю раз мы все свои шифродокументы, входящие и исходящие, самолетом отправляли в 8-е управление штаба Западного фронта и в штаб 33-й армии (было такое указание). Все секретные документы штабов дивизий, по указанию оперативного отдела штаба армии, должны были также высылаться в штаб 33-й армии.
Должен признаться, что для меня нелегко об этом писать, будоражить свою память, царапать давно зажившие душевные раны.
Мне кажется, что для каждого, кто сумел пережить эту трагедию, это были самые мрачные дни в жизни.
Представьте себе, что эта небольшая группа наших войск в течение трех месяцев в окружении, изможденная холодом и голодом, почти безоружная, сдерживала, сковывала несколько немецких дивизий, нанося врагу ощутимый урон.
Иногда становится обидно, что вместо благодарности за подвиг каждого солдата кое-где получается наоборот. Надеюсь, что вы правильно меня поймете…
1983 год
Из объяснения майора А.Р. ТРЕТЬЯКОВА, начальника артснабжения 160-й стрелковой дивизии
1. Части Западной группировки армии по приказу командарма т. Ефремова двигались тремя колоннами.
В авангарде — 338 сд, подразделения 9 гв. сд и 973 ап.
В центре — штаб армии во главе с генералом Ефремовым, 160 сд и большое число раненых, которых было, по рассказам командиров, до 500 чел. тяжелораненых на повозках, легкораненые шли с винтовками как бойцы.
В арьергарде — колонна 113 сд.
Наша колонна начала движение в ночь с 13 на 14 апреля.
2. Маршрут нашего движения: Шпырево, лесом на Родня; пересекли дорогу Буслава, Беляево; Буслава, Родня; вошли в Шумихинский лес; пересекли дорогу Борисенки, Шумихино; Староселье, Мал. Бославка; пересекли шоссе Нов. Михайловка, Ключики и вошли в лес, что сев. Жары.
3. После боя колонна 338 сд в районе Ключики противником была разбита на три группы. В этом бою нами была утеряна связь с командармом т. Ефремовым. Вся система организации и руководства отдельными группами была нарушена. Я с 12 ранеными остался в лесу вост. Ключики, пытался связаться с командованием, но не успел. По рассказам отдельных командиров, пройти в район леса, занимаемого группой командарма, было нельзя, так как нужно было пересечь дорогу, находившуюся под сильным обстрелом немцев.
Тогда я решил пройти линию обороны противника, но где она была — я не знал. Причины, побудившие меня самостоятельно, с группой в 16 человек, искать пути перехода через линию обороны, были следующие: я имел отмороженные и опухшие ноги, двигался с трудом, догнать другие части не смог.
Дойдя со своей группой до восточной опушки леса сев. — вост. Жары, я обнаружил передний край обороны противника и в течение 16 апреля изучал систему обороны. Решил перейти рано утром 17.04 передний край обороны противника в пункте 800 метров сев. — вост. Жары. В 1.00 18.04 подошел вплотную к линии обороны. Она проходила по вост. опушке леса сев. — вост. Жары и Красный Октябрь, по дороге в Бол. Устье и далее на север к реке Угре. Окопы противника вырыты в одну линию по всей опушке леса. Некоторые участки дороги Бол. Устье, Жары имеют проволочные заграждения, наставлены рогатки, МЗП; через каждые 150–200 метров стоит пулемет и по два немецких часовых. В 50 метрах от опушки леса стояла мин. батарея противника, а в глубине леса, примерно в 800–1000 метрах, находились две пушечные батареи; километрах в двух были две гаубичные батареи.
Резервов в глубине обороны противника не видел[174]. В лесу и на дорогах сидят автоматчики и отдельные «кукушки».
Обследовав линию обороны, я решил пройти ее через проволочные заграждения. Так и сделал. Перешел проволочные заграждения, а по ту сторону их в кустах был встречен бойцами разведгруппы 43-й армии.
4. Из материальной части артиллерии 160 сд: 4 гаубицы закопаны в Александровском лесу, 4 зенитных орудия закопаны в лесу у Дмитровка.
Вместе с ними закопаны и боевые машины, а остальная материальная часть, т. е. 8 полевых пушек, вышли из строя в период боя с противником. Отдельные орудия, которые мы не смогли захватить с собой и не успели закопать, были подорваны нами.
Места, где были закопаны орудия, нанесены на схему, которая была сдана начальником артиллерии дивизии на КП командарма.
5. В районе леса Жары, Нов. Михайловка, Ключики, Мал. Виселево находится до 2000 человек частей 338 сд, 160 сд, 113 сд и подразделений 9 гв. сд.
6. Командарма т. Ефремова последний раз видел в ночь с 14 на 15.04 в лесу Ключики, Нов. Михайловка. По разговорам отдельных командиров, он организовал через проводников переправу раненых через переднюю линию обороны противника.
