Те евреи, кого я знал в Петербурге и Москве, – это люди из верхушки советской интеллигенции. Научные сотрудники, преподаватели, журналисты, писатели.
Все русские евреи этого круга – люди не только состоявшиеся, осмысленные, но и люди, вне всякого сомнения, хорошие. Этих людей легко уважать и очень приятно любить. Нам, русской интеллигенции, было хорошо вместе с этими евреями, и практически ничто нас не разделяло.
Шла активнейшая физическая ассимиляция.
Еврейская молодежь была ничем не хуже стариков, только было ее меньше, молодежи – потому что и старшие поколения выходили замуж за русских и женились на русских. Во втором поколении от «Декрета о репрессированных национальностях» чистокровных евреев было процентов 30 от числа старших. В третьем поколении – хорошо если 5 %.
Сегодня в России число людей «смешанной крови» в несколько раз больше, чем чистокровных евреев. Интеллигенции в России не так много, особенно потомственной; евреи составляют ее достаточно заметный процент. Встречаясь примерно на одних и тех же собраниях, вращаясь в кругу с ограниченным числом возможных мужей и жен, евреи и русские, их помеси образовали множество вариантов, которых и назвать-то трудно.
Действительно, как определить этническое происхождение человека, если трое из его дедов и бабок были евреи, а один дед – русский? Или наоборот? А если вступает в брак человек, у которого трое дедов и бабок были евреи, с тем, у кого трое из восьми прадедов были русские, а остальные евреи – их дети будут кто? И в какой степени?
В свое время американцы, самые большие демократы и борцы с расизмом в других странах, разработали подробнейшую градацию, «кто есть ху» при межрасовых браках. К счастью, такого рода расовой озабоченности в России поменьше, и в русском языке нет ничего подобного всем этим «метисам» и «квартеронам».
Число этих «потомков ашкенази» определяется по-разному: от 10 до 25 миллионов человек. Все это – не результат серьезного изучения вопроса, а то, что называют порой «экспертная оценка». То есть тычок пальцем в небо. Если кто-то хочет принять участие в подсчетах – пожалуйста, участвуйте, мне же число «потомков евреев» как-то не очень интересно.
О том, какова степень ассимилированности российских евреев, а тем более их потомков, достаточно говорят хотя бы такие случаи.
Александр Гинзбург, он же Галич, сделался диссидентом, столкнувшись с государственным антисемитизмом. До этого он был удачливым и не особенно разборчивым в средствах советским писателем. Но как вдруг оказалось – родное советское государство не ему отвело первые места, – вступил с ним в борьбу и рассердился на советскую власть до такой степени, что эмигрировал. Но что характерно – уехал не в Израиль, а в Париж, стал не сионистом, а членом НТС и даже прямо заявлял, что с еврейским возрождением ничего общего не имеет [255] .
Василий Аксенов, еврей по матери (даже гиюр принимать не надо! Уже еврей!), написал совершенно потрясающий «Остров Крым» – который, собственно, и принес ему международную известность [256] .
Среди книг Аксенова есть и «Повесть об электричестве» – книга о Ленине, написанная в духе советской «ленинианы». В некоторых отношениях он – вполне советский человек. Но…
Как плоть от плоти этого общественного слоя, констатирую – наших предков, белогвардейцев, «Временных Эвакуантов» Аксенов описал великолепно, и описал «изнутри». Чтобы ТАК их описать, надо родиться от этого народа, нужно чувствовать пласты его истории, пропустить их через свое сознание.
Отопки истории
Но что делать тем, кто не сумел или не захотел войти в образованный слой России? Кто из местечка уже вышел, а в европейскую цивилизацию так никогда и не пришел? Почему-то до сих пор, обсуждая еврейские проблемы, никто не сомневается – все евреи хотели эмансипации! Все они стремились из местечек в города! Все пытались стать специалистами, чиновниками, творческими работниками. Но ведь это явно не так. Подхваченные общим течением, почти все евреи неслись к новым историческим горизонтам… Но многим ли хотелось меняться внутренне?
Всякий рывок, всякий переход общества из одного состояния в другое обязательно приводит к резкому разделению общества. На тех, кто действительно стремится к переходу, и на тех, кто только имитирует это желание… А часто и не имитирует, просто отказывается изменяться.
Когда в 1960-е годы правительство Перу стало проводить широкую кампанию по обучению грамоте индейцев (причем не первобытных племен, а земледельческих народов кечуа и аймара), выяснилось: примерно третья часть индейцев не может научиться грамоте. Ни при какой методике – ну не может, и все.
Невольно вспоминается, что в XVII веке считалось – обучить грамоте можно только того, кого «умудрил Господь». А кого не «умудрил» – тем и заниматься бесполезно. Водители знают – примерно 1 % людей физически не способны научиться управлять автомобилем. Современные компьютерщики так же серьезно говорят о существовании людей, органически не способных овладеть ЭВМ – даже на уровне включения-выключения и набора-запоминания текстов.
Народ ашкенази на протяжении двух поколений перешел от Средневековья (к тому же сильно пронизанного пережитками еще более ранней эпохи – Древнего Востока) к жизни в индустриальном обществе, чтобы руководствоваться совершенно другими ценностями и жить по совершенно новым правилам. Было бы крайне удивительно, если бы все его члены смогли соответствовать предъявленным к ним новым требованиям.
В СССР жило много евреев, которые так и не заняли какого-то престижного положения, не получили серьезного образования, не накопили богатств. Эти евреи не вписались в европейское общество. Формально они занимают какую-то ячеечку современного общества: они предприниматели, специалисты, ученые. Но духовно они живут как будто в другой эпохе… Да и не «как будто», а живут.
Такие люди не могут руководствоваться нормами жизни в гражданском обществе – когда не полиция, местком и администрация заставляют тебя жить прилично, а ты сам управляешь собой. Они не могут жить сами по себе, следуя моральным нормам и соблюдая законы, им необходим начальник, обожаемый и ненавидимый, необходим коллектив (он же община) себе подобных, и чтобы впереди главный во всей красе. Необходимо как-то пометить «своих» (хотя бы и желтыми звездами) и противопоставить самих себя всему остальному человечеству.
Да, таким не позавидуешь! И твоего народа больше нет; нет толщи, в которой можно раствориться. И к другому берегу не прибился. Этот тип люмпен-евреев находится в особенно мучительном и странно-унизительном состоянии.
Идеологические евреи
К этому я добавлю еще одно: уже к 1950-м годам, ко времени смерти Сталина, евреи были практически поголовно атеистами. Ходили в синагогу, говорили на идиш, знали какие-то обрывки иврита в основном старики. Те, кому было тогда сорок и меньше и кому сейчас 90, жили уже вне национальной культуры. Этому «помогали» и власти, закрывавшие еврейские школы, не печатавшие ни газет, ни книг на идише.
Мне доводилось беседовать с людьми, которые в 1930-е годы учились в еврейской школе. Их дети в 1950–1960-е уже не могли учиться на идише, потому что не знали даже основ этого языка. Русские евреи этого периода окончательно стали русскоязычными атеистами. Собственно говоря, этого и хотели их предки, когда чуть ли не толпами бежали из местечек. Давно известно, что своих желаний надо бояться, потому что они порой сбываются. Напомню: в начале века образованные евреи называли идиш нехорошо: «еврейским разговорным жаргоном», а литературу на нем презирали. Теперь и этого не стало.
Но первым способом спастись от своего межеумочного состояния для евреев, так и не ставших европейцами, сделалось «национальное возрождение».
«Недавние добропорядочные комсомольцы с фамилиями на – штейн и – берг, насмотревшись на пятый пункт в собственном паспорте и намаявшись с поступлениями в институты, вдруг осознали себя представителями древнего, великого и вечно живого народа… Пикантность ситуации состояла в том, что борцы с ассимиляцией никак не могли поверить, что уже все, поздно, проехали. Что ассимиляция потомства местечковых ремесленников и торговцев с русско-советскими горожанами произошла вполне необратимо два-три поколения тому назад. И не ясно, на что жаловаться. Потому что хедер и талмудическое богословие – не слишком мощный багаж для цивилизованного человека. А другого дано не было. Так что борьба с ассимиляцией сейчас – это шаманизм, попытка выскочить из собственной шкуры неизвестно куда. Занятие вполне бесперспективное. Этнически мы – русские, и дело с концом, обрезай его – не обрезай» [257] .
«Та публика еврейского происхождения, которую я наблюдал в Москве и Ленинграде… по своему языку, быту, мировосприятию великолепно укладывается в рамки русско-советского городского этноса, несмотря на локальные различия вроде акцента бабушек и их местечковых воспоминаний. Отличия эти могут быть гораздо менее выражены, чем, например, разница между россиянами сибирского и, скажем, южнорусского происхождения» [258] .
