меня столь драгоценна, что, казалось, не отдал бы ее ни за какие миллионы». Лишь на исходе третьих суток, когда наконец стих ветер, люди смогли вернуться в зимовье. Отогрелись, отлежались и через несколько дней снова в путь.
В один из таких походов, где-то в сотне миль от зимовья, обнаружили они старую избу, а подле — сломанный деревянный крест. Стерев с него снег, Пахтусов прочитал:
— Кормщик Савва Феофанов!
Ниже была дата: «1742 году июля 9 дня». Бухту, в которой была найдена изба, он так и назвал — Саввина губа. Таким это название осталось и до наших дней.
В июле продолжили плавание на карбасе. А затем началась цинга, унесшая жизни двух матросов. Снова попали в сжатие льда, едва не раздавившее судно. Но вопреки всем испытаниям на карте появлялись все новые и новые бухты и острова, заливы и реки.
Наконец в один из дней впередсмотрящий матрос закричал:
— Залив! Вижу огромный залив!
— Это не залив! — констатировал Пахтусов, сделав расчеты. — Это Маточкин Шар! Мы обошли Южный остров!
— Ура! — кричали матросы. — Половина дела сделана!
Но радоваться долго не пришлось. Погода резко испортилась, и карбас, тяжело зарываясь в воду, едва продвигался вперед. А с севера уже налетали первые снежные заряды — предвестники новой зимы. Пахтусов собрал команду. Решали, что делать дальше. Вначале высказывались матросы, затем — кто чином постарше. Последним взял слово командир.
— Вот что, ребята! — сказал он с грустью, оглядев своих товарищей. — Идти далее — значит снова зимовать. Но на вторую зимовку у нас ни припасов, ни сил нет. До следующего лета нам не дотянуть. Будем поворачивать домой.
Но и обратный путь был нелегок. Не вынесши тягот и лишений, умер еще один матрос. В Баренцевом море карбас снова попал в жестокий шторм. «Представьте себе, — писал в те дни в своем путевом дневнике подпоручик. — Среди необозримого океана под небом, покрытым черными облаками, маленький наш бот, осыпаемый брызгами волн, то сильно бросаемый на хребет вала, то поглощаемый бездною…»
Пытались пристать в устье Печоры, но были выброшены на мель. Кое-как снялись, однако вскоре снова оказались на камнях. На пределе сил спасли судно — и опять камни… В трюме ходили волны, пробоины не успевали заделывать, но и на этот раз Пахтусов с товарищами снял судно с мели. Но вот впереди показалась река Печора, домишки промышленников, маленькая бревенчатая пристань. Все, плавание завершено! Когда мореплаватели сошли на землю, то сил идти уже не было. Они отдали всех себя, до донышка!
А едва подпоручик пришел в себя, собрал он карты, журналы, засунул их в мешок дорожный, попрощался с командой, которую оставлял на попечение кондуктора Крапивина, и отправился в долгий путь. Более полутора месяцев кочевал по стойбищам самоедов, от семьи к семье, от чума к чуму. День и ночь верхом на оленях. Так добрался до Мезени, а оттуда уже прямиком в Архангельск.
Появление Пахтусова вызвало в городе восторг небывалый. Там уже давно потеряли всякую надежду дождаться мореплавателей живыми. Радость же самого подпоручика была омрачена: известий об отряде Клокова все еще не было…
Не успел подпоручик отдышаться как следует, снова дорога. На этот раз в Петербург. В Морском министерстве покорителя полярных морей встречали радушно. Седые адмиралы снисходительно похлопывали штурмана по плечу, вот, дескать, и мы такими же героями когда-то были. Пахтусов не возражал: довольны старики — и ладно. Особо приятна была встреча с капитаном 1-го ранга Федором Литке, начальником только что завершившейся кругосветной экспедиции, а ныне воспитателем великого князя Константина. В свое время Литке четыре года отдал новоземельским экспедициям. О, им было о чем поговорить, двум колумбам российского флота!
В Гидрографическом департаменте бумаги его разве что не нюхали. И так глядели и этак.
— Будто не на зыбком боте, а на доске графической все ладно выведено! — удивлялись.
О плавании Пахтусова заговорили сразу и все. Еще вчера никому не известный штурманский подпоручик мгновенно стал столичной знаменитостью. Начали, как в таких случаях бывает, зазывать его на обеды да балы в салоны модные. Но подпоручик свободное время проводил в книжных лавках, где на последние деньги скупал книжки по астрономии и минералогии, зоологии и ботанике. Усиленно посещал Кунсткамеру. Времени было у Пахтусова до обидного мало, и он очень торопился.
Докладывая на ученом совете об итогах своей экспедиции, Пахтусов поставил вопрос о ее продолжении.
— Пока не завершена опись побережья новоземельского до крайнего северного мыса Желания, нельзя говорить об окончании нашего дела! — горячо убеждал он седовласых ученых мужей. — К тому же надобно торопиться весьма. Возможно, что живы еще где-то на зимовье люди отряда лейтенанта Кротова, и в нынешнее лето их надо непременно сыскать!
Последний аргумент заставил согласиться всех. Тревога за пропавших без вести не могла оставить равнодушным никого. Наверное, еще ни одна российская экспедиция не снаряжалась так быстро. Весной 1834 года подпоручику корпуса флотских штурманов Петру Пахтусову вручили инструкцию. В ней значилось: «Главная цель делаемого вам поручения состоит в том, чтобы описать восточный берег северного острова Новой Земли, доселе никем еще не осмотренный». Тогда же высочайшим указом удостоен он был и ордена Анны 3-й степени.
В Архангельске Пахтусова ждала прибывшая от Печоры санным путем команда Кондуктора Крапивина подпоручик нашел тяжело больным.
Новую экспедицию снаряжали быстро и основательно, денег не жалели. В распоряжение Пахтусова архангельский губернатор Галл выделил два судна шхуну и карбас. Подпоручик назвал их в честь пропавших без вести друзей — «Кротов» и «Казаков».
Утром 24 июля Петр Кузьмич Пахтусов взошел на борт шхуны «Кротов». В руках он держал толстую связку купленных в столице книг. Выбрали якоря, и в путь! Карбас на этот раз вел кондуктор Август Циволька. Наводя на удаляющийся берег трубу зрительную, долго еще видел Пахтусов, как махала платком стоявшая в отдалении от остальной толпы, пребывавшая в положении, жена Лизанька с двумя малыми детишками. И оттого сердце его переполнялось печалью расставания и гордостью за дело, им совершаемое.
Через месяц плавания суда вошли в пролив Маточкин Шар. Именно здесь должны были отыскаться следы отряда лейтенанта Кротова Ведя топографическую съемку побережья, борясь со льдом и ветрами, мореплаватели искали следы своих друзей, и нашли их. На камнях одной из бесчисленных бухточек обнаружились обломки шхуны «Енисей» — и всё… Что случилось с ее экипажем, так и осталось загадкой. Север умеет хранить свои тайны.
Остаток короткого полярного лета пролетел быстро. Не успели оглянуться, на носу уже сентябрь, а значит, и новая зимовка Готовились к ней
