на них узорами или знаками и надписями, а затем касались кости или раковины нагретым металлическим лезвием. Когда кость трескалась, дорожка трещины по рисунку или надписи «прочитывалась» жрецами и интерпретировалась как послание, направленное предками, которые теперь посылали свою мудрость назад живущим. Священник вырезал результаты запроса ножом на кости или раковине в виде знаков и заполнял канавки краской {347}.
Эти «гадальные кости» показывают, что вопросы, вне зависимости от того, кто их задавал, всегда подавались от имени царя.
В «Шу Цзин» древние историки хвалят царя Ву Дина за его упорное трудолюбие, за отказ тонуть в роскоши и за покой, который он принес своему народу: во время всего его правления «не было ни одного убийства». В то же самое время древний философский текст «И Цзин» («Книга Перемен») с одобрением описывает, как Ву Дин организовал трехлетнюю кампанию против восставших племен на северо-западе; через семьсот лет «Ши Цзин» («Книга Песен») приписывает ему управление невероятно огромными землями:
Даже внутри страны владения тянулись на тысячи ли…
Но он открывал новые, дальние земли за четырьмя морями.
Люди из-за четырех морей подходили к нему с почтением,
Прибывали с почтением к нему, толпы за толпами {348}.
Эти черты – скромного и трудолюбивого человека, сосредоточенного на заботе о подданных, и победителя, требующего почтения, – странно сочетаются. Похоже, представление о роли и задачах царя не было однозначным, и хроники не уверены – то ли он духовный лидер, придерживающийся добродетелей прошлого, то ли полководец, заботящийся о будущем страны.
Мы можем без сомнения утверждать, что царь Шан значительно усилил свою власть после переезда в Инь. На царском кладбище, располагавшемся немного севернее столицы, царей хоронили в могилах, являвшихся как бы антиподами египетских пирамид. Вместо того, чтобы устремляться в небо, могилы представляли собою огромные подземелья, уходящие в землю так глубоко, что на их строительство должны были уходить годы. В этих подземельях находятся человеческие жертвы – не тела лояльных подданных, которые уходили со своим мертвым повелителем, веря, что царь поведет их за горизонт в другой мир, а обезглавленные [124]. Одна могила содержит семьдесят три черепа, которые выложены на четырех склонах, уходящих вниз, в могилу, и группу из пятидесяти девяти обезглавленных скелетов на южном склоне {349}. В самом Инь археологи нашли основание алтаря, где, вероятнее всего, и приносились жертвы.
Это предполагает большую степень деспотичной власти со стороны царя – особенно потому, что он мог принудить убивать даже после своей смерти. И при этом Сыма Цянь постоянно упоминает придворных чиновников и отдельных феодалов как самостоятельных влиятельных лиц. Вероятно, область, над которой имел власть царь Шан, была довольно небольшой. На окраинах феодалы и чиновники правили от его имени – но действовали более или менее по собственному усмотрению. С расположенных дальше равнин и долин с поселениями население посылало царю дань, чтобы избежать его гнева, или просто зная, что он существует, – а может быть, и не зная об этом, пока через их деревню не промаршируют с грохотом вооруженные солдаты, забирая их добро от имени царя.
Два противоречащих друг другу портрета царя могут слиться в одну реальность: царь Шан был духовным главой своего народа, а его реальная и земная власть существовала внутри гораздо меньшей территории. Сам Ву Дин не мог править без помощников. Согласно свидетельству Сыма Цяня, время своего трехлетнего молчания он провел в поисках чиновника, который мог бы служить его правой рукой. Наконец он нашел помощника, которого искал, – мудреца по имени Фу Юе, который был простым ремесленником в городе, расположенном восточнее Инь. Только тогда Ву Дин прервал молчание и начал править. Царю, несмотря на все его духовные добродетели, при управлении людьми приходилось полагаться на других – не только на мудрого помощника, но также и на знать, которая контролировала отдаленные провинции царства Шан.
Но это все лишь предположения, так как история о Ву Дине построена вокруг фрагментов костей и бронзы, а легенды записаны через тысячу лет после событий.
Сравнительная хронология к главе 36
Около 1200 года до н. э. арии Индии расселяются по долинам рек и по равнинам
Как и китайская династия Шан, индийские правители остаются для нас безликими, укрытыми под покровом истории.
Время от времени под рябью тускло мерцает лицо, но его черты остаются нечеткими.
Племена, которые называли себя ариями, расселялись вдоль Инда, южнее гор, оставаясь почти целиком в западной части субконтинента. По-видимому, они вступали в смешанные браки с местным населением. Теперь они стали гораздо богаче, чем их родственники, которые ушли на запад. Через триста лет после своего прихода арии приняли стиль жизни, который гораздо больше соответствовал исчезнувшей хараппанской культуре, чем их прежней кочевой. Постепенно прошлое начало стираться из памяти; санскритское слово grata, название для оседлых деревень за стенами, изначально означало лагерь кочевников, окруженный повозками {350}.
Арии не оставили заметных следов своей жизни, но примерно к 1200 году до н. э. они начали осознавать свое новое воплощение в качестве оседлого народа со своими собственными мифами. Самый ранний сборник индийских текстов, появившийся на их языке, – это «Ригведа». Как большинство древних поэм, она была записана много позже, чем ее начали рассказывать устно в кругу у костра или очага, но все равно эти стихи дают нам возможность взглянуть на мир, который построили для себя арии [125]. Во-первых, «Ригведа» почти целиком посвящена объяснению законов природы и уложениям индийских богов. Любой народ с развитым пантеоном богов и божественных законов нуждается в жрецах не меньше, чем в военачальниках, – ведь он находится на краю образования более сложного общества. Ко времени появления более поздних вариантов «Ригведы» жрецы ариев стали не просто специалистами по общению с богами, а наследственным классом специалистов. Сыновья жрецов сами становились жрецами и женились на дочерях других жрецов. Гимны «Ригведы» стали первыми записанными текстами ариев, а жрецы – их первой настоящей аристократией.
Люди, находившиеся в процессе становления индийцами, удерживались вместе общей философией и религией, а не политической организацией или военной мощью {351}. Так, «Ригведа» много говорит нам о поклонении богам, но очень мало – о распространении ариев по земле, которая стала им домом. Собрание поэтических текстов, разделенное на десять циклов, называется мандала {352}. Каждая мандала содержит гимны, славящие богов, и песни, которые следует петь во время жертвоприношений и других ритуалов.
Индийские боги – это боги природы, как свойственно народам, чья жизнь проходит в тяжелых окружающих условиях или у бурных рек (Яхве Авраама представляет собой заметное исключение из этого правила): Варуна – бог-небо; Ратри – дух ночи; Агни – бог огня; Парджана – бог дождя, который «ломает деревья» и проливает воду на коров, лошадей и людей; Митра – бог солнца и Индра – успокоитель хаоса и главный в пантеоне, тот, «который делает твердой сотрясающуюся землю, который заставляет успокоиться горы, когда их качает… в чьем ведении лошади, деревни и все колесницы» {353}. Индра, Варуна и Митра случайно оказываются свидетелями заключения договора между царем Митанни и Суппилулиумой, создателем хеттской империи;
