близ аттических границ. Отсюда делается вывод, что этот декрет Перикла не преследовал никаких экономических, политических и стратегических целей и не имел прямого отношения к началу войны (Кэген, Сент-Круа и др.). Однако, если согласиться с тем, что в Мегарском декрете выражение ή Αττική αγορά имеет не экономический, а гражданско-правовой смысл, то другая часть декрета, где говорится о закрытии для мегарян гаваней во всех афинских владениях, бесспорно, указывает на экономическую меру. Таким образом, постановление о Мегарах вместе с другими факторами способствовало развязыванию Пелопоннесской войны.
Итак, как мы пытались показать, что между изложением Фукидидом последовательно совершавшихся событий и его интерпретацией их нет противоречий, если мы вслед за историком признаем, что Пелопоннесская война явилась закономерным результатом развития межполисных отношений в Греции со времени возникновения Афинского морского союза и была вызвана рядом внутренних и внешних причин.
В заключение необходимо сказать о тенденции, наметившейся в современной научной литературе, видеть в Спарте виновника войны и уменьшить или даже совсем снять ответственность за ее развязывание с Афин. Прежде всего обратим внимание на интерпретацию суждения Фукидида об истинной причине войны (Thuc., I, 23, 5). Интерпретация этого пассажа не подтверждает получивший распространение в работах западных исследователей вывод о тотальной войне, к которой якобы стремились лакедемоняне, и ограниченной, планы которой вынашивали афиняне. Толкование этого места заставляет также отвергнуть и попытку оправдать Афины, полностью сняв с них ответственность за развязывание войны. Рассмотренный нами материал показывает, что и Спарта, и Афины в равной степени проводили агрессивную политику. Это подтверждается и анализом часто употребляемого Фукидидом термина ασφάλεια, с помощью которого он характеризует политику Спарты и Афин. С точки зрения Фукидида, политика Афин определялась страхом перед возможностью потери своего господства и стремлением обезопасить его путем расширения и укрепления афинского могущества. Эту мысль мы встречаем в речи афинских послов в Спарте в 432 г. до н. э. (Thuc., I, 75, 3 sq.), но особенно ярко она отразилась в знаменитом диалоге афинян и мелосцев (Thuc., V, 85—113).
Что же касается лакедемонян, то принцип безопасности в политике Спарты предусматривал необходимость для нее бороться за сохранение и укрепление своей гегемонии, ибо только таким образом спартанцы могли обеспечить жизнеспособность своего внутреннего режима, так как поражение привело бы к потере ими союзников и открыло бы дорогу для проникновения в Спарту демократических порядков. Поэтому Фукидид неоднократно замечает, что ради своей безопасности лакедемоняне установили олигархические правления в городах Пелопоннеса (Thuc., I, 19; 76, 1; 77, 6). Исходя из принципа ασφάλεια, лакедемоняне, подобно афинянам, стремились укрепить свое господство, действуя по отношению к союзникам с позиции силы (Thuc., I, 77, 6).
В рассматриваемое время Спарта, учитывая своеобразие отношений, сложившихся в Пелопоннесском союзе, и антитиранические выступления, взяла на вооружение в борьбе против Афин лозунг освобождения эллинов от афинского господства (Thuc., I, 139, 3; ср.: Thuc., I, 126, 1). Однако этот лозунг имел мало общего с подлинной свободой греческих полисов и, как показали события Пелопоннесской войны, служил лишь прикрытием для собственно спартанских, имперских и гегемонистских устремлений. Так что различия во внешней политике Спарты и Афин скорее всего имели внутривидовой характер. По мере расширения и укрепления Афинской архэ лакедемоняне, осознав, что их власть не статична и если она не расширяется, то способна сокращаться, не стали медлить и приняли решение начать войну с афинянами.
В связи с этим необходимо охарактеризовать речи Архидама и Сфенелаида в Спарте (Thuc., I, 80—86). Современные историки трактуют их либо как отражение борьбы мирной (Архидам) и военной (эфор Сфенелаид) партий в Спарте (Кэген, Сент-Круа, Льюис), либо как доказательство конфликта эфората и царской власти (Финли). По-видимому, можно говорить о противоречии между эфоратом и царской властью в это время лишь по тактическим вопросам внешней политики, а о серьезном конфликте между ними свидетельств в источниках нет. Вместе с тем следует отметить, что Фукидид, передавая речь Сфенелаида, сознательно сохранил ее высокомерный тон и нежелание эфора утруждать себя аргументами. Тем самым историк подчеркнул господствующее положение и непререкаемый авторитет эфората, что, как мы уже указывали выше, вполне соответствовало действительности.
Однако речи Архидама и Сфенелаида показывают, что спартанцам предлагался выбор не между миром и войной, а между войной подготовленной и войной безотлагательной. Речь Архидама свидетельствует о том, что он отнюдь не был «голубем». Она является примером рассудительного, знающего толк в войне полководца, каковым в на самом деле он и был. Архидам фактически призывал к политике сдерживания афинян и энергичной подготовке к войне с ними, причем для этого он предлагал использовать все средства, включая и союз с варварами (Thuc., I, 82, 2). В ходе войны эта идея была воплощена в жизнь (Thuc., VIII, 18; 37; 58; ср.: Thuc., II, 67, I) [281]. Тогда же восторжествовало мнение эфората, боявшегося недовольства союзников и стремившегося им угодить (Thuc., I, 86, 1—4). Здесь в полной мере проявилась специфика Пелопоннесского союза, в котором Спарта хотя и играла руководящую роль, тем не менее вынуждена была не только считаться с интересами своих союзников, но иногда и действовать под прямым их давлением.
На основании рассмотренных нами материалов можно прийти к следующим выводам. После решающего этапа Греко-персидских войн возникли существенные изменения в межполисных отношениях. Полицентрическая структура, характеризовавшаяся наличием множества автономных греческих государств, сменилась дуалистической структурой, отличавшейся противоборством двух могущественных полисов — Спарты и Афин. Как вытекает из сообщения Фукидида (Thuc., I, 18, 2 sq.), эллины после образования наряду с ранее существовавшим Пелопоннесским союзом, возглавляемым лакедемонянами, нового объединения — Афинского морского союза, — возглавляемого афинянами, разделились на два противоположных военно-политических блока.
Ослабление персидской угрозы выдвинуло на передний план проблему межполисных отношений. И в этой связи противостояние Афин и Спарты было неизбежным. Эти полисы, отличавшиеся внутренней социально-экономической структурой и политическим строем, выступали выразителями двух тенденций — демократической и олигархической как в области внутренней, так внешней политики.
Война как средство обеспечения объективных условий существования спартанской общины, а также защиты и увековечения территориальных завоеваний и порабощения живущего на этих землях населения была главным фактором социально-экономического и политического развития спартанского государства. С этим была тесно связана и другая особая черта спартанского общества, заключавшаяся в том, что процесс формирования античной общинной и государственной собственности был доведен у спартанцев до логического завершения и у них относительно рано были приняты законы, препятствовавшие в течение длительного времени более или менее свободному развитию товарно-денежных отношений и частной собственности.
Поэтому социальная структура спартанского государства отличалась
