— Я не могу поверить, что немецкие военные могли такое сделать, — сказал Хедин.
Тогда норвежский офицер рассказал в деталях, кто и что с ним проделывал. Этот рассказ потряс Свена, он не хотел верить в то, что слышал, но перед ним сидел обезображенный человек — старый знакомый его давнего друга.
— Вы можете поклясться священной памятью вашей мамы, что говорите правду? И еще: позвольте мне дотронуться до вас.
Пальцы Хедина пробежали по расплющенному лицу норвежца. Хедин едва сумел проговорить сквозь слезы:
— Никогда, никогда, — повторил он, — я бы никогда не поверил в то, что немецкий офицер может сделать такое.
Но Свен не сомневался, что Гитлер понятия не имеет о зверствах, которые творят немцы в оккупированных странах.
В середине мая 1942 года Свен выехал в Германию по приглашению Немецкого географического общества. Ровно пятьдесят лет назад Хедин прочитал в обществе свой первый доклад.
В разговорах со своими берлинскими друзьями Хедин постоянно возвращался к Норвегии и еврейскому вопросу. Хедина то и дело просили помочь либо еврею, либо заключенному в концлагерь противнику нацистского режима.
Пятнадцатого июня Свену позвонил один из профессоров Кельнского университета и рассказал, что его старого знакомого со студенческих времен профессора в Боннском университете еврея Филиппсона отправляют в концлагерь Терезиенштадт. Надо было торопиться. Хедин позвонил доктору Гансу Дрегеру. Для начала немец предостерег Свена: «Я слышал на самом верху: «Доктор Хедин излишне много занимается еврейским вопросом»«, но обещал помочь, хотя и напомнил, что сам фюрер сказал — никаких исключений быть не должно.
Как бы то ни было, но Филиппсон оказался в привилегированном положении, он даже числился в концлагере «ценным евреем» — так нацисты называли евреев, либо оказавших Германии важные услуги, либо приносивших реальную пользу.
Помочь еврею при нацистском режиме было практически невыполнимой, даже для Хедина, задачей, и случай с Филиппсоном был редкой удачей. «Я счастлив», — написал в дневнике Свен.
Берлин,
9 января 1943 года
Девятого января 1943 года Хедин вновь приехал в Берлин. Было снежно.
Свену предстояло выполнить несколько важных дел, и прежде всего — поздравить 12 января Геринга с пятидесятилетием. «Скромное» жилище Геринга располагалось на углу Вильгельмштрассе и Лейпцигштрассе. Было приглашено 160 гостей. Хедин сидел за столом для почетных гостей рядом с Герингом, справа от юбиляра. За тем же столом были Альберт Шпеер, Генрих Гиммлер, Вальтер Функ, Мартин Борман, а по правую руку от Свена закусывал фельдмаршал Кейтель.
Затем Хедин отправился в Мюнхен, дабы благословить открытие исследовательского института Центральной Азии, названного в его честь. Институт со всеми приличествующими речами и церемониями был открыт 16 января 1943 года. Собрание состоялось в актовом зале Мюнхенского университета. Народу было не протолкнуться, в проходах стоя аплодировали студенты. Свену присвоили еще одну почетную докторскую степень. В ответ он поблагодарил за оказанную честь и сказал речь, упомянув о Рихтгофене и других выдающихся немецких исследователях.
Там же, в Мюнхене, Хедин навестил бывшего ректора университета в Осло профессора Сейпа, депортированного после оккупации в концлагерь. Благодаря Хедину и Паулю Грассману Сейпа удалось вызволить, и он стал в Мюнхенском университете профессором.
В Берлине Хедина ожидала часть гонорара за вышедшую тремя месяцами ранее книгу «Америка в борьбе континентов». Свен выслал Гитлеру экземпляр со специально напечатанным посвящением. Фюрер проглотил сочинение Хедина залпом и 30 октября написал длинное благодарственное письмо. Помимо прочего он написал, что если бы Польша согласилась с немецкими требованиями, то война никогда бы не началась, хотя тогда, по мнению фюрера, Европу оккупировали бы русские большевики. С трудно постижимой логикой рейхсканцлер утверждал, что главный и единственный инициатор войны — президент Рузвельт. Эта мысль была аллюзией на концовку книги Хедина, где он цитировал американских изоляционистов, заявлявших, что война войдет в историю как война Рузвельта.
У Хедина был также готов вариант книги для издания в Швеции, от чего он воздержался по просьбе Министерства иностранных дел. Доставка морем грузов из США была жизненно необходима Швеции. «В худшем случае мне придется подождать с публикацией книги до конца войны, когда можно будет открыто писать все, что угодно», — написал Хедин в дневнике.
Немецкое издание «Америка в войне континентов» стало настоящим бестселлером: за три месяца было продано 150 тысяч экземпляров. Это принесло Хедину гонорар в 90 тысяч крон (1,8 миллиона в современном денежном исчислении).
Стокгольм,
3 марта 1943 года
Тридцать первого января 1943 года русские одержали победу под Сталинградом. Это стало поворотным пунктом в войне.
Третьего марта Хедин был у короля, дабы просить разрешения Его Величества посвятить ему в книгу об экспедиции 1927–1935 годов. Они заговорили о политике. Король беспокоился за Финляндию, резко отзывался о преследованиях евреев и был озабочен положением Швеции после войны. В победу Германии король уже не верил.
На следующий день Хедин написал письмо архиепископу Эйдемскому. Тот просил Хедина использовать свои связи, чтобы смягчить положение людей с примесью еврейской крови, с которыми нацисты обращались точно так же, как и с евреями стопроцентными. Хедин объяснил, что рамки, в которых решается еврейский вопрос, обозначены самим Гитлером и здесь мало что можно сделать. Почти все его попытки помочь евреям результата не принесли. Хедину не раз намекали, что его заинтересованность в судьбе евреев чрезмерна. Дальнейшее проявление этой заинтересованности могло поставить под угрозу его репутацию в глазах Гитлера и, как полагал Хедин, немецкого народа.
Первые три месяца после выхода книги принесли Хедину 112 тысяч крон (2,2 миллиона сегодня). Это означало, что он может профинансировать работу по дальнейшей обработке данных последней азиатской экспедиции. «Мои финансы зависят от исхода войны», — написал он в дневнике.
Восемнадцатого апреля Хедин узнал о массовом захоронении, найденном немцами в лесном массиве под Катынью возле Смоленска. Там лежало более 10 тысяч трупов польских офицеров в форме, с наградами, документами в карманах. Местные жители рассказывали, что поляков казнили русские в 1940 году.
Когда Сталина спрашивали, что сталось с польскими военнопленными и беженцами после оккупации русскими части Польши, тот говорил, что всех амнистировали. В прессе союзников и шведских газетах говорили об ухищрениях нацистской пропаганды. Что же касается Польши, то, по мнению поляков, немцы зверствовали ничуть не меньше, чем русские, если не больше. Хедин считал это ложью.
Поворот в войне заставил многих сторонников Германии поменять взгляды, и таких людей становилось все больше. Чем лучше шли дела у антигитлеровской коалиции, тем более тенденциозными, зачастую абсурдными, становились комментарии Хедина. Все чаще и чаще он позволял себе антисемитские высказывания. Когда он услышал о начале производства в Соединенных Штатах ядовитых газов, он тут же обрушился на Рузвельта: «Он переплюнул самого сатану и останется в истории как сатана в человеческом облике. В войне, которой дирижируют евреи и которая начата ими, дозволены все средства, как в Советском Союзе, так и в Америке».
Когда в конце июня 1943 года бомбы союзников попали в Кёльнский собор, Хедин счел это варварством, не подлежащим прощению, но ни словом не обмолвился об уничтоженном бомбами Ковентри и его кафедральном соборе.
В начале августа 1943 года продолжавшийся в течение трех лет транзит через шведскую территорию немецких войск и грузов был прекращен. Хедин расценил это как постыдный для Швеции поступок. «Черный день для Германии, куда ни кинь взгляд, — что в России, что в Сицилии, что в Швеции», — записал он в дневнике. Он частенько записывал свои рассуждения на тему, что было бы, если бы… Например, если бы Гитлер не послал две дивизии в помощь Роммелю в Египет, то тогда не было бы поражения под Сталинградом и все сложилось иначе.
Стокгольм,
18 июня 1944 года
Весной 1944 года Хедин перенес офтальмологическую операцию, но она оказалась неудачной. Временами на него накатывала необъяснимая усталость. «Наверное, это пришла старость. Почему я должен чувствовать себя таким измученным и усталым, когда все мои органы в хорошем состоянии? Вероятно, вся моя машинерия поизносилась, но она обязана поработать еще. Мне это очень надо!»
Как-то ему приснился удивительный сон. Сталин пригласил его в Москву и прислал в Стокгольм специальный самолет. Иосиф Виссарионович принимал Свена в палатах Ивана Грозного. Он прочитал сокращенный русский перевод «Трансгималаев» и «От полюса до полюса» и решил издать их полностью гигантскими тиражами.
