"Вот зачем я ему нужен, - окончательно убедился я, - и зачем он катал меня "Пчелке".
- Трудная задачка. Многое зависит от того, кто будет сидеть за штурвалом пассажирского самолета, от его смекалки и военной подготовки, какой он выберет маршрут для пересечения границы, - решил я не лишать надежды Петрунеску. - А здесь Румыния - рукой подать.
Глаза Ионы Георгиевича лукаво заблестели.
- А ты рискнул бы на такой эксперимент?
- Кто же мне доверит самолет? - прикинулся я простачком.
- А вдруг... К примеру?
- Если к примеру... Почему бы не попробовать. Тактику наших истребителей я хорошо изучал. На летно-тактических учениях умел от них уходить. Да и в конце концов, двум смертям не бывать, как говорят у нас.
- И у нас так говорят, - улыбнулся Петрунеску. И встал. - Что-то хозяйка долго возится. - Он направился к лестнице. Мы спустились за ним на первый этаж.
Хозяйка уже накрывала стол. В гостиной, кроме нее, никого не было.
- Зовить хлопцив, усе готово, - пропела она, почтительно и игриво глянув на Хозяина.
- Крикни, - кивком велел мне Петрунеску.
Под дубом желтых "Жигулей" уже не было, троица из "Мерседеса" и Саракуца играли в карты. Я позвал их, и они не заставили себя ждать.
Петрунеску с нами не обедал, ушел на второй этаж с управляющим и там, видимо, они ели и пили, вели конфиденциальный разговор. Нам не подали даже пива, и обед прошел быстро и скучно, все чувствовали друг к другу недоверие и старались меньше говорить, боясь как бы не сболтнуть чего-нибудь лишнего.
После обеда Петрунеску разрешил всем, кроме старшего из "Мерседеса" и Саракце, отдыхать. Молодцы из ГАИ предпочли холодок под дубом, а я отправился в отведенную нам комнату. Но какой мог быть сон, когда над нами всеми, особенно надо мной, висела опасность? По мере того, как время шло, а никого из моих освободителей не появлялось даже в поле зрения, во мне росло чувство неуверенности и страха. Малейшее осложнение обстановки или нарушения плана босса, со мной церемониться не станут. И помощи ждать неоткуда... Не плохо бы послушать радио, узнать, что происходит в стране, но идти в машину без разрешения шефа, значит, вызвать у него новые подозрения. А он хотя и старается держаться молодцем, все равно заметно напряжен до предела. И лучше его не трогать...
Я лежал с открытыми глазами, уставившись в потолок, думая о том, как будут развиваться события. Вопрос о способностях наших ночных перехватчиков не случаен: он рассчитывает на легком пассажирском самолете улететь либо в Румынию, либо в другую близлежащую страну. Начальство аэропорта у него куплено. На военный самолет он не надеется: воинские части приведены в повышенную боевую готовность, и тем наемникам, прокатившим нас до Калараша, вырваться не удастся. Аэропорт, по логике, тоже должен быть взят военными под контроль. Но вдруг наше командование не решится "осложнять" отношения с местными властями? На что-то Петрунеску рассчитывает. Он умеет это делать. В случае чего, может пойти и на крайнюю меру: захватить самолет силой. Боевиков у него, кроме школы террористов, предостаточно. И Скородумова Альбина завлекла в сети не ради любовных утех - он тоже пилот и нужен как запасной вариант. А возможно и главный.
Скородумову простительно: "жадность фраера сгубила", а меня-то, уже побывавшего однажды на крючке у Альбины, как снова удалось обвести вокруг пальца?..
Я злился на себя за собственную глупость и доверчивость, за пристрастие к прекрасному полу, не раз ставившее меня в безвыходное положение, на грань жизни и смерти. И как тут не вспомнить простую, но мудрую житейскую заповедь: избегайте трех зол: женщин, вино и карты. Одного только не было в моем досье - карт.
Мысли мои кружились по кругу, не находя выхода. Разболелась голова сказывались бессонница и напряжение. А она должна быть ясной как никогда самое трудное впереди. Постепенно я сумел взять себя в руки, отбросить панику - мною вдруг овладело безразличие: чему быть, того не миновать; мысли исчезли, и я, продолжая смотреть в потолок, стал вслушиваться в тишину приютившегося на опушке леса дома, ещё пахнущего свежей хвоей, навевающей воспоминания о далеком безмятежном детстве, когда я уезжал на каникулы в деревню к дедушке...
Я не заметил как уснул зыбким, неспокойным сном издерганного нервотрепками человека. И мне приснился Афганистан. Я с группой перехвата душманского каравана с оружием, следующего из Пакистана, на узкой тропе в горах. С обеих сторон нас обложили душманы. Ночь темная и трудно разобрать, где товарищи, а где моджахеды. Мы схлестнулись в рукопашной. Я отбиваюсь автоматом, сбиваю с ног бросившегося на меня косматого детину, ребром ладони бью по хрящеватой шее. На меня нападают новые. Мне ужасно тяжело, сердце бешено колотится, трудно дышать. Меня теснят к пропасти. Еще шаг и я полечу в бездну... И вдруг издалека доносится знакомый стрекот. Вертолет! Я чуть не кричу от радости, вижу как разбегаются душманы, бросая оружие.
Гул все ближе и ближе, я слышу его все отчетливее, и страх отступает. Вертолет пролетает над самой головой, ноя его не вижу. С трудом разлепляю глаза. Надо мной потолок. Но гул вертолета не пропадает, он лишь удаляется, потом снова нарастает. Я вспоминаю, где нахожусь, и начинаю соображать: вертолет здесь не случайно.
Слышу как хлопает дверь и негромкую скороговорку на первом этаже. Люди чем-то встревожены. Спустя немного раздается ругань, грохот упавшего стула. Кто-то вскрикивает.
Быстро встаю и спускаюсь вниз. Передо мной предстает довольно странная картина: на полу с окровавленным лицом лежит гостеприимный управляющий, а по бокам его два дюжих молодца из "Мерседеса" в форменных сорочках с укороченными рукавами. Иона Георгиевич восседает в кресле, как судья перед пойманным на месте преступления вором.
Руки у распростертого на полу связаны, он сквозь стон пытается что-то объяснить.
- Поднимите его! - приказывает Петрунеску.
Молодцы хватают управляющего и сажают на стул. Один бьет его кулаком снизу вверх, под скулу, заставляя поднять голову и смотреть на Хозяина.
- Чей вертолет, комы ты продался? - сурово спрашивает Петрунеску, видимо, не в первый раз.
- Ни знаю... Воны прийшлы на другий день, як начали тут строить, хрипло, с перерывами заговорил управляющий. - Предъявили удостоверения работников внутренних дел Молдовы. Сказали, что все знают обо мне и о вас, и что если не хочу снова за решетку, должен информировать их обо всем, что туточки происходит. С кем вы устричаетесь, о чем балакаете, что робите. Пояснили: вы, мабуть, робите на КГБ русских.
- Как часто ты с ними встречался?
- По пьятницам, колы у Кишинев издыл.
- И что ты докладывал?
- Та чого я о вас знал?.. Хто бывал тут, чого привезли, о чем балакали...
- Кто они? Фамилии, имена?
- Та хиба ж мини це нужно... Одного, кажись, Мыкола Семенович. Хвамилия - Дарануце... А нидилю назад вон ту бандуру привезли. Наказали, як появитесь туточки, зараз сообщить.
- И что ты им передал?
- Скилько вас... Что приихали отдохнуть денька на три... Они и улетели.
Желваки на крупных челюстях Петрунеску негодующе заходили, губы стиснулись в нитку.
- Забыл, собачий сын, кто тебя из тюрьмы вытащил, сколько за тебя заплатил?..
- Не забыл, Иона Георгиевич, - заскулил управляющий. - Я слова плохого о вас не сказал им... Я ж... шо я мог робить..
- Что с ним разговаривать. Дайте сне его, - попросил стоявший у двери Руссу.
Петрунеску подумал.
В это время к дому подкатил желтый "жигуленок". Из него выскочил лейтенант и торопливо направился к крыльцу. Все повернулись к двери. Лейтенант вошел без стука, козырнул по военному.
- Иона Георгиевич, русские совместно с нашей полицией блокировали эту дорогу. Бронетранспортер и два грузовика с солдатами стоят на перекрестке.
Петрунеску встал.
- Пес поганый, - глянул с презрением на управляющего. - Повесьте его вниз головой на чердаке, откуда он вел передачу.
Молодцы подхватили его под руки и поволокли к выходу. Не успела закрыться за ними дверь, как в комнату влетела жена управляющего, упала в ноги Хозяину. Размазывая по щекам слезы, стала молить о пощаде.
Иона Георгиевич кивнул Руссу.
- Убери.
- Я её успокою, - с усмешкой пообещал тот и потащил упирающуюся женщину на улицу.
Нас в комнате осталось трое. Петрунеску попросил лейтенанта уточнить, где остановился бронетранспортер, сколько солдат и полицейских прибыло на машинах. Тот достал карту и указал на ней на точку.
- Вот здесь. Солдат и полицейских человек тридцать. И по шоссе курсируют бронемашины.
- Как они вас пропустили?
- С трудом. Час держали. Все в машине перетряхнули. Потом связались с нашим управлением по рации и отпустили.
Иона Георгиевич помассировал свой наполеоновский подбородок. Долго изучал карту.
- Зови всех, - сказал решительно. - Надо уходить.
15
В лесу, несмотря на густые кроны над головой, куда и днем не заглядывает солнце, было парко и душно. Настоянный на терпких запахах хвои и липы воздух кружил голову и перехватывал дыхание. Местами путь преграждал валежник, вековые сосны и липы, осины и вязы, отжившие свой век, и через которые надо было либо перелезать, либо обходить их. А с грузом это было нелегко. Через час пути мы взмокли, как загнанные лошади, нещадно подгоняемые жестоким, охваченным паникой наездником, спасающимся от опасных преследователей.
