История магической головы тамплиеров соотносится с народными верованиями, начиная с античной легенды о Персее и Медузе, которая была хорошо известна в эту эпоху.
Итальянский нотариус Антонио Сиччи из Верчелли, который в течение сорока лет состоял на службе у тамплиеров Сирии, допрошенный 1 марта 1311 г., оставил нам ее наиболее полную версию:
Я несколько раз слышал о том, что произошло в Сидоне. Некий дворянин из этого города любил одну благородную женщину из Армении. Он не знал ее при жизни, но когда она умерла, он тайно осквернил ее труп в гробнице в ту самую ночь, когда ее похоронили. Совершив это дело, он услышал голос, сказавший ему: «Вернись, когда придет время родов, потому что тогда ты найдешь голову, дочь твоего семени». Когда время настало, рыцарь вернулся к гробнице и нашел человеческую голову между ног погребенной женщины. Снова послышался голос, который произнес: «Береги эту голову, потому что от нее к тебе придут всяческие блага». В ту пору, когда я слышал об этом, прецептором этого места (Сидона) был брат Матью, уроженец Пикардии. Он побратался с правившим в то время султаном Вавилона (Каир), так как каждый выпил крови другого, в знак того, что они считают друг друга братьями.[490]
Сама история уже была рассказана Готье Мапом в 1182 г. и Жерве де Тильбери, а в XIII в. получила распространение в модных романах. Две постоянные величины этого повествования — сексуальное извращение с насилием над умершей и магическая голова, насылающая смерть своим взглядом и дающая неуязвимость своему обладателю, сколько бы он ее у себя не держал. Голова Медузы является устрашающим символом женского пола, а легенда о Медузе представляет собой «выражение вымыслов, связанных со страхом перед женщиной, и тут совершенно естественно находит себе место тема совокупления с мертвой, инцеста и содомии».[491]
Соломон Рейнах продемонстрировал то, как эта легенда могла оказаться связанной с тамплиерами. Он обнаружил следы этой истории в Северной Сирии за столетие до процесса: Персей сделался рыцарем, а рыцарь означал рыцаря Храма par excellence. На Востоке рассказывали о том, что магическую голову прячут рыцари, и это, разумеется, были тамплиеры. Они тайно обратились в ислам и поклоняются этой голове как идолу, кроме того, голова эта именовалась Магометом, а затем, в результате искажения, Бафометом. Она используется во время посвящения тамплиеров, которые носят вокруг талии шнурочки, которые сначала прикладывают к ней. «И говорят, что эти шнурочки клали и обвивали вокруг шеи идола, имевшего вид человеческой головы с большой бородой. И они целовали эту голову и поклонялись ей на своих провинциальных капитулах», — говорится в приказе об аресте от 14 сентября 1397 г. (р. 29).
Таким образом, здесь мы снова возвращаемся к исламу: текст нотариуса Сиччи ясно подразумевает, что поклонение голове является знаком обращения в ислам. Ношение шнурочков недвусмысленно соотносится с учением катаров, поскольку в этой религии оно символизировало получение «утешения» (сопsоlатепtит).
Отсутствие формулы освящения во время мессы, в результате его последняя лишается всякого смысла, можно было истолковать по-разному. В понимании народа это еще одно свидетельство совпадения с верой катаров, отрицавшей действительность таинств. Для более просвещенных умов отсутствие формулы пресуществления означало, что Христос не присутствует на мессе во плоти, что делает ее осмысленной. В частности, заупокойные мессы, совершавшиеся капелланами Храма, ничего не стоили, а сопровождавшие их приношения, милостыня и пожертвования были тщетными. Семьи, которые приносили эти дары, были ограблены и имели право потребовать у ордена Храма отчета.
Подведем итог: действие освященной просфоры заключается в том, чтобы отгонять демонов и колдунов, а тамплиеры отказались от освящения, потому что сами — демоны и колдуны.
Что касается обвинения в гомосексуализме, то здесь корни уходят в библейскую историю о Содоме, городе, зараженном грехом и наказанном за это Богом. Естественная для средневековья логика привела к тому, чтобы связать с тем же грехом падение Акры и гибель латинских государств на Востоке. И если бы мудрый король Филипп не принял мер предосторожности, Францию — королевство Святого Людовика — постигла бы такая же участь. Можно вернуться к катарам: «совершенные» всегда ходили парами, и к исламу: в торговле рабами особенным спросом пользовались молодые юноши.
Обвинения, выдвинутые против тамплиеров, образуют единое целое, призванное дискредитировать орден, сблизив его с еретиками, в частности катарами, и представив доказательства его полного искажения исламом. Примешав к ереси магию и колдовство, Ногаре с подручными надеялись одним махом поставить себе на службународные предания и идеи, распространившиеся в интеллектуальном мире во второй половине XIII в. Уточним, что эти идеи по повод) магии и колдовства в действительности не были новыми, но опирались на новые авторитеты, например св. Фому Аквинского. Постараемся также не слишком спешить в поиске истоков представления о тождественности колдовства и ереси. Только в конце XIV и начале XV вв. Церковь назвала ересью колдовство и, в более общем смысле, целый ряд народных суеверий, и начала их преследовать с тем же пылом, с каким прежде преследовала собственно ересь (см., например, процесс Жанны д'Арк). В 1310 г. мы еще находимся на этапе охоты на еретиков, а охота на ведьм развернулась только в конце средневековья и в эпоху Ренессанса (да, да!).[492]
Теперь «горькие подозрения» Филиппа Красивого получили подтверждение благодаря многочисленным и совпадающим по содержанию признаниям. Они были тем весомее, что изобличали поступки и обычаи, согласные с общими верованиями своего времени, что не могло не поколебать самых убежденных скептиков: князей и папу. Однако, несмотря ни на что, дело затянулось — к великому недовольству короля и его приближенных. При всем совершенстве запущенного механизма, он застопорился.
Неожиданный сбой: обвинение в затруднении
Издав буллу «Pastoralis praeeminentiae», папа снова завладел инициативой. Возможно ли, чтобы и его смутили признания тамплиеров? В тот момент он в основном негодовал на незаконное вмешательство короля Франции в папскую юрисдикцию.
Для Филиппа Красивого эта булла, конечно же, стала источником беспокойства: он не мог ее отвергнуть, а значит, ему нужно было лавировать с тем, чтобы как можно меньше уступить папе. Он дважды уклонялся от просьб папы о передаче тамплиеров под контроль Церкви. Он не смог предотвратить того, что в декабре 1307 г. в присутствии двух кардиналов, присланных папой, Моле и другие руко водители ордена не повторили своих признаний, а Моле рассказал, что боялся пыток. С этого момента папа уже знал, как себя вести Климент V развил свое преимущество и в феврале 1308 г. затормо зил действия инквизиторов.
Филипп Красивый нанес ответный удар сразу в двух направлениях, усилив давление на папу и взбудоражив общественное мнение в королевстве. Точно так же он действовал против папы Бонифация VIII.
Он обратился к докторам Парижского университета, задав им семь вопросов о законности своих действий. Может ли светская власть действовать в одиночку, когда заблуждение очевидно? Получив доказательства виновности тамплиеров, не вправе ли он был арестовать их? И т. д.
Ответ университета, полученный только 25 марта 1308 г., был озадачивающим и скорее неблагоприятным для начинаний короля. Ученые отстаивали церковную юрисдикцию и утверждали, что орден Храма — монашеский орден. Правда, они согласились, что благодаря наличию признаний «имеется горькое подозрение, что все члены ордена являются еретиками или пособниками ереси». Этого оказалось достаточно, чтобы осудить орден и оправдать расследование, начатое королем.
В борьбе с папой королевская власть использовала еще одно средство — клевету. Были обнародованы анонимные пасквили, в которых папу обвиняли в непотизме (что трудно отрицать!), потакании ересям и пр. Все это сопровождалось угрозами и напоминаниями о злоключениях Бонифация VIII.
Одновременно правительство созвало в Туре Генеральные штаты королевства. Инициатором этого заседания стал Гильом де Ногаре: «Небо и земля поколебались от дерзости столь великого преступления, и стихии пришли в смятение. <…> Против столь беззаконной язвы должно восстать все — законы и оружие, скоты и четыре стихии» (р. 105–107). Эта фраза уже сослужила свою службу в борьбе против Бонифация VIII…
На заседаниях штатов присутствовали представители духовенства, знати и городов. В качестве этих последних были без колебаний приглашены жители даже крошечных поселков, и в результате набралось около трехсот человек. Нам ничего не известно о дискуссиях (проходивших между 5 и 15 мая). Однако представители всех трех сословий сопровождали короля в Пуатье на встречу с папой. В течение июня и июля Филипп, Ногаре и Плезиан непрерывно оказывали давление на Климента V. Плезиан представлял позицию короля на консистории, проходившей 29 мая. Он собрал воедино всеобвинения против ордена Храма. Папа не отреагировал. Тогда 14 июня Плезиан пошел в атаку:
