Подобные экспедиции были предприняты против битуригов и карнутов еще зимой 702/703 г. [52/51 г.]. Более серьезное сопротивление оказали белловаки, за год перед тем отказавшиеся идти на выручку Алезии. Они как бы желали этим доказать, что в решительный день они отсутствовали по крайней мере не по недостатку мужества и любви к свободе. В этой борьбе приняли участие атребаты, амбианы, калеты и другие бельгийские округа; храбрый царь атребатов Коммий, которому римляне менее всего могли простить его присоединение к восстанию и на жизнь которого Лабиен организовал даже отвратительное коварное покушение, привел к белловакам 500 германских всадников, обнаруживших свои качества еще в прошлогоднем походе. Энергичный и даровитый белловак Коррей, которому пришлось руководить этой войной, вел ее так, как делал Верцингеториг, с немалым успехом. Цезарь, несмотря на то, что он должен был постепенно ввести в дело большую часть своей армии, не смог заставить пехоту белловаков принять сражение или хотя бы помешать ей занять другие позиции, лучше защищенные от нападения его усилившегося войска; римская же конница, а именно, кельтские контингенты, понесла значительные потери в ряде столкновений с конницей неприятеля, в особенности с германскими всадниками Коммия. Но после того как Коррей погиб в стычке с римскими фуражирами, сопротивление было сломлено и здесь; победитель предложил приемлемые условия, и белловаки со своими союзниками изъявили покорность. Треверы были приведены к повиновению Лабиеном, который еще раз опустошил при этом область опальных эбуронов. Так был положен конец сопротивлению бельгийского союза.
Еще одну попытку избавиться от римского господства предприняли приморские области в союзе со своими соседями на Луаре. Повстанческие отряды из андского, карнутского и других прилегающих округов собрались на нижней Луаре и осадили в Лемоне (Пуатье) верного Риму короля пиктонов. Однако и здесь появились вскоре значительные римские силы; мятежники отказались от осады и удалились, желая перейти через Луару и оставить ее между собой и неприятелем; но на пути они были настигнуты и разбиты, после чего страна карнутов и остальные кантоны, в том числе и приморские области, заявили о своем подчинении римлянам. Сопротивление кончилось; разве какой-нибудь партизанский вождь поднимал еще в отдельных местах национальное знамя. Смелый Драпп и верный соратник Верцингеторига Луктерий собрали после распада армии мятежников на Луаре самых решительных людей и укрылись с ними в горной крепости Укселлодуне 56 (на реке Ло), которую им удалось обеспечить продовольствием ценой тяжелых боев, в которых они понесли большие потери. Несмотря на то, что гарнизон остался без вождя, так как Драпп был взят в плен, а Луктерий был оттеснен от города, он держался до последней крайности; только когда появился сам Цезарь и по его распоряжению источник, откуда осажденные брали воду, был отведен в сторону посредством подземных каналов, крепость, последний оплот кельтов, пала. Чтобы отметить последних поборников дела свободы, Цезарь приказал отрубить руки всему гарнизону и в этом виде отпустить каждого солдата на родину. Королю Коммию, который все еще держался в районе Арраса и сражался там зимой 703/704 г. [51/50 г.] с римскими войсками, Цезарь, которому важно было прекратить в Галлии по крайней мере открытое сопротивление, предоставил возможность заключить мир, несмотря на то, что этот озлобленный и, не без основания, недоверчивый человек упорно отказывался явиться лично в римский лагерь. Весьма вероятно, что и в неприступных округах северо-запада и северо-востока Цезарь также удовлетворился одним только номинальным подчинением, быть может, даже простым прекращением военных действий 57 .
Таким образом, всего лишь после восьмилетней борьбы (696—703) [58—51 гг.] была покорена римлянами Галлия, т. е. вся страна к западу от Рейна и к северу от Пиренеев. Едва только год спустя после полного умиротворения страны, в начале 705 г. [49 г.], римские войска должны были вернуться за Альпы вследствие вспыхнувшей, наконец, в Италии гражданской войны, и в стране кельтов осталось только несколько слабых отрядов новобранцев. Несмотря на это, кельты не восставали больше против иноземного владычества, и, в то время когда во всех старых провинциях Рима шла борьба против Цезаря, только вновь приобретенная область оставалась неизменно покорной своему победителю. Германцы также не возобновляли в течение этих критических для Цезаря годов своих попыток насильственно утвердиться на левом берегу Рейна. Равным образом и во время последующих кризисов дело не доходило в Галлии ни до нового национального восстания, ни до германского нашествия, хотя для этого и представлялись самые благоприятные возможности. Если же где-нибудь и вспыхивали беспорядки, как, например, восстание белловаков против римлян в 708 г. [46 г.], то эти движения были настолько разрозненны и лишены какой-нибудь связи с событиями в Италии, что были без труда подавлены римскими наместниками. Весьма вероятно, что этот мир, как было в течение ряда веков и в Испании, достигался тем, что самым отдаленным и наиболее проникнутым национальным чувством областям, как Бретани, шельдским округам, пиренейскому краю, дозволялось пока в той или иной форме фактически уклоняться от подчинения римлянам. Тем не менее здание, сооруженное Цезарем, несмотря на ограниченность времени, которое он мог уделить ему среди других еще более неотложных работ, несмотря на то, что он оставил его недоделанным, выдержало испытание огнем, каким было для него отражение германского нашествия и покорение кельтов.
В административном отношении вновь приобретенные проконсулом Нарбоннской Галлии области были временно присоединены к Нарбоннской провинции. Лишь когда Цезарь сложил с себя эту должность (710) [44 г.], из завоеванных им земель были созданы два наместничества — собственно Галлия и Бельгия. Потеря отдельными округами их политической независимости вытекала из факта завоевания. Все они были обложены налогом в пользу Рима.
Но податная система эта была, конечно, не та, на основе которой родовая и финансовая аристократия эксплуатировала Азию; на каждую общину была здесь, как и в Испании, раз навсегда возложена определенная дань, сбор которой предоставлялся ей самой. Этим путем целых 40 миллионов сестерциев поступали ежегодно из Галлии в кассы римского правительства, которое зато принимало на себя расходы по охране рейнской границы. Разумеется, и те массы золота, которые были накоплены в храмах богов и в сокровищницах богатых, благодаря войне нашли себе дорогу в Рим. Если Цезарь тратил свое галльское золото во всем римском государстве и выбросил сразу на денежный рынок такие массы его, что цена золота по отношению к серебру упала на 25 %, то можно понять, какие суммы потеряла Галлия вследствие войны.
Прежний окружной строй с наследственными королями или феодально-олигархической верхушкой уцелел в основном и после завоевания; не была отменена и система клиентелы, в силу которой одни кантоны становились зависимыми от других, более могущественных, хотя, конечно, с утратой государственной самостоятельности эта система в значительной мере лишилась своего значения. Цезарь заботился лишь о том, чтобы, воспользовавшись существующей династической и феодальной рознью и борьбой за гегемонию, установить порядок, соответствующий интересам Рима, и поставить всюду у власти сторонников иноземного господства. Вообще Цезарь не жалел трудов, чтобы создать в Галлии римскую партию; приверженцам его были выданы щедрые награды деньгами и в особенности конфискованными землями, и благодаря его влиянию они становились членами общинных советов и занимали важнейшие должности в своих округах. Те округа, где имелась достаточно сильная и надежная римская партия, как ремы, эдуи, лингоны, получили в виде поощрения более свободное коммунальное устройство, так называемое союзное право, и им было оказано предпочтение при разрешении споров о гегемонии. С самого начала Цезарь щадил, по-видимому, национальный культ и его служителей; мы не находим у него и следа тех мер, которые принимались позднее римскими властителями против друидов; с этим, вероятно, связано то, что галльские войны Цезаря не носят, насколько нам известно, того характера религиозной войны, который так резко проявился впоследствии в британских войнах.
Если Цезарь оказывал побежденной нации всевозможное снисхождение и щадил ее национальные, политические и религиозные учреждения, поскольку это было совместимо с подчинением Риму, то это делалось не с тем, чтобы отказаться от основной идеи его завоеваний — романизации Галлии, а с тем, чтобы осуществить ее в возможно более мягкой форме. Он не ограничивался распространением на северную часть страны тех порядков, которые привели уже в значительной мере к романизации южной провинции, но как настоящий государственный человек оказывал содействие естественному развитию и старался сократить всегда мучительный переходный период. Не говоря уже о принятии многих знатных кельтов в число римских граждан и допущении, быть может, некоторых из них даже в сенат, по-видимому, благодаря Цезарю во многих галльских округах был введен латинский язык как официальный, вместо кельтского, хотя и с некоторыми ограничениями, а вместо национальной монетной системы была введена римская, причем право чеканки золотой монеты и денариев было оставлено за римскими властями, а разменная монета чеканилась отдельными округами, но только для обращения в пределах данного округа и по римскому образцу. Можно, конечно, смеяться над тем жаргоном, на котором стали отныне объясняться по предписанию начальства обитатели берегов Луары и Сены 58 , но в этом ломаном языке скрывалось более блестящее будущее, чем в безукоризненной столичной латыни. Быть может, мероприятиями Цезаря объясняется и то, что кельтский окружной строй приблизился впоследствии к италийскому городскому устройству, и главный город округа, равно как и общинный совет стали занимать более выдающееся положение, чем было, вероятно, при первоначальных кельтских порядках. Насколько желательно было в военном и политическом отношении основать ряд заальпийских колоний, которые послужили бы опорой новой власти и исходными пунктами новой цивилизации, — этого никто не мог сознавать яснее, чем политический наследник Гая Гракха и Мария. Если же он ограничился тем, что поселил своих кельтских или германских всадников в Новиодуне и боев в области эдуев (последнее поселение в войне с Верцингеторигом играло уже роль настоящей римской колонии), то это произошло лишь потому, что дальнейшие планы Цезаря не позволяли ему еще дать в руки своим легионам вместо меча плуг. О том, что он сделал в этом направлении для старой римской провинции в позднейшие годы, будет рассказано в своем месте; весьма вероятно, что он не распространил этих мероприятий на вновь завоеванные им области только вследствие недостатка времени.
