Дмитрий Николаевич, сын Прасковьи Ивановны и Николая Петровича, прожил достойную жизнь и умер в 1871 году, оставив после себя двух сыновей.
ВАРЯ ПАНИНА (ВАРВАРА ВАСИЛЬЕВНА ПАНИНА)
Она родилась в 1872 году. Ещё девочкой отец отдал её в хор московского ресторана «Стрельна». Ее низкий, грудной голос, удивительное чувство музыки, цыганский «говорок» быстро завоевали сердца любителей цыганского романса, русского бытового романса. Она рано вышла замуж и вскоре сама стала хозяйкой известного хора в «Яре». И потянулись сюда самые разные люди послушать Варю Панину.
Во всем оставаясь женщиной и уж, конечно же, в пении оставаясь женщиной, Варя Панина была не просто искренна, или самозабвенна, или обольстительна, или обворожительна — нет! Эти и другие эпитеты, рожденные эмоциональными людьми, не подходят для характеристики исполнительского искусства «великой цыганки», «божественной Вари Паниной» (по выражению Александра Блока). И даже само слово «искусство» звучит по отношению к ней несколько фальшиво, потому что это слово обычно ассоциируется с профессионализмом, достигаемым упорным трудом, обучением… Недаром появилась такая формулировка: способность + труд = талант. Труд, труд, труд. Обретение профессиональных навыков, а с ними и профессионального мышления просто необходимо для любого певца, эстрадного, опереточного, оперного. Так считают все уважающие себя музыканты.
Может быть, так считала бы и сама Варя Панина, если бы Бог (или природа) не наградил её гораздо большим, чем то, что мы называем талантом. Что-то воистину могучее, природное, от природы ещё не отлученное, с природой неразделенное, сокрыто было в душе, в груди этой величественной, гордой, доброй женщины. Это, природное, позволяло Варе Паниной, не имеющей никакого музыкального образования, мгновенно и навсегда запоминать музыку любых, в том числе и сложных романсов, по-своему «прочитывать» их, интерпретировать.
Не так давно фирма «Мелодия» выпустила долгоиграющий диск с 19 романсами в исполнении Вари Паниной. Слушая их, легко убедиться в том, что подобного голоса с абсолютной проникающей способностью не было ни у одной российской певицы в XX веке. Бог щедр, но в меру. Таким даром он награждает людей нечасто.
Пением Вари Паниной восторгались Шаляпин и Собинов, ее любили слушать писатели и художники, такие как Толстой, Чехов, Куприн, Коровин.
В 1902 году уже известная во всей российской державе певица, впервые покинув «Яр», дала сольный концерт в зале Петербургского Дворянского собрания. Успех был ошеломляющий. Варя Панина стала выступать в самых крупных залах страны, вплоть до зала императорского Петербургского Мариинского театра, где в марте 1905 года ее слушал император Николай II с семьей. Российский самодержец, довольный, сделал ей дорогой подарок и сказал, что у него, к сожалению, нет в фонотеке грампластинок Вари Паниной.
Не прошло и несколько дней, как фирма «Зонофон» записала исполненные в том концерте романсы на 12 двухсторонних пластинках.
И Варе Паниной жить бы долго да не тужить! Но тяжелая болезнь сердца мучила величайшую исполнительницу старинного романса. Она не могла расстаться с эстрадой, пела, собирала восторженную публику. Шли к ней на концерты в том числе и молодые люди. Часто молодежь, прослушав несколько романсов, окружала ее и устраивала бурные овации.
А Варя Панина угасала.
За несколько дней до смерти она призвала к себе родных и спела им последние свои песни. Они много раз, сотни раз слышали чудное ее пение. Но в этот раз Варя Панина пела так, что даже сильные мужчины не смогли сдержать слёзы… Она умерла в мае 1911 года. Похоронили её на Ваганьковском кладбище. Могила стареет. Её ещё можно найти.
В XX веке было много великих певцов и певиц на земном шаре. Среди них природной своей мощью особняком стоят Варя Панина, Поль Робсон и Элла Фитцджеральд.
Она родилась в 1881 году в незнатной семье. Родители отдали ее в балетное отделение Петербургского театрального училища. Великий русский балетмейстер Михаил Михайлович Фокин (1880–1942) в своей книге «Против течения» пишет: «Я помню Павлову с детских лет. Помню её ученицей Театрального училища. Тогда про эту тонкую, хрупкую девочку в синем форменном платьице с белой пелеринкой и белым передничком, с туго заплетенной маленькой косой говорили: „способная девочка“».
Способных много.
Павлова в начале пути шла медленно, будто бы присматривалась к себе самой, оценивала свои возможности, свои способности.
После окончания Театрального училища немало перетанцевали мы с ней различных pas de deux в старых, иногда нелепых балетах. Тогда это была «Павлова вторая», «подающая большие надежды».
Подающих большие надежды не так много, как способных, но и из них очень многие уходят в тень по разным причинам. Павлова не ушла. Почему? Может быть, она была из сверстниц самой виртуозной и технически намного превосходила их? Нет. Факты говорят скорее об обратном: Анна Павлова виртуозкой не была и не стремилась к этому.
М. Фокин в начале XX века уже понял, что назрела необходимость в больших переменах в балете. Революционером в полном смысле этого слова он не был, хотя дело его жизни многие знатоки балета вполне обоснованно называют революционным. Если говорить коротко, то Фокин в балете сделал то же самое, что Станиславский в театре: он вдохнул жизнь в балетное искусство, сделал его психологичным, сопереживательным. В первые годы после окончания училища (он опередил Павлову на год) эта идея уже будоражила его. На репетициях, в перерывах, Фокин с жаром говорил об этом Анне Павловой. Та относилась к его словам по-женски безучастно, отдыхала, затем говорила негромко: «Пошли, Миша, ещё разок». Она работала много, ей пока всё нравилось на сцене и в зрительном зале. О революциях и переворотах она не мечтала, но уже мечтала о чем-то своем, высоком. Тихо-тихо мечтала, не сознаваясь в этом даже самой себе.
Ей хотелось танцевать. Вскоре она почувствовала в мыслях Фокина то, о чем сама мечтала, поддержала его реформаторские идеи. Он «в лице Павловой нашел идеальную исполнительницу».
Она стала признанной балериной. Фокин и Павлова исполнили много мимических сцен и танцев. «Но самые радостные воспоминания относятся к совместной работе при постановке новых балетов в Петрограде и при выступлениях в дягилевских спектаклях в Париже». Павлова в эти годы (первое десятилетие XX века уходило в вечность) «была уже гордость, радость нового русского балета».
В дягилевском театре, с огромным успехом дававшем спектакли в Париже, Анна Павлова удержаться надолго не могла по разным причинам. Во-первых, ей не могло понравиться легкое пренебрежение со стороны Сергея Дягилева, «поставившего» на одаренного балеруна В. Нижинского. Действительно одаренный был танцор, но явно не великий, не уровня Анны Павловой, которая по идее Дягилева была «поставлена при В. Нижинском». Во-вторых, совместное творчество с великим балетмейстером М. Фокиным многому ее научило, увлекло в иные плоскости балетного искусства. Она уже подумывала о создании собственной труппы. В-третьих, ей не нравился большой художественный ансамбль дягилевского театра, мешавший ей, давивший на её психику.
Она покинула С. Дягилева, Мариинский театр и, организовав небольшую труппу, стала вести с 1913 года беспокойную жизнь танцовщицы-гастролерши.
…Анна Павлова продолжала гастрольную жизнь, радуя людей своим искусством.
«Бесконечно любовались мы Павловой в „Умирающем лебеде“. Волновала до слез, трогала она своим изображением смерти, — написал М. Фокин в статье „Анна Павлова“, с которой и для которой он создал этот шедевр балетного искусства. — Но в то же время хорошо, радостно было на душе, и казалось, что бессмертна красота, бессмертно великое искусство и нет ему конца».
На земном шаре и в России ширилось в те десятилетия женское революционное движение.
«Павлова не выставляла никаких лозунгов, не боролась ни за какие принципы, не доказывала никаких истин, никаких, кроме одной. Она доказывала одну истину, что в искусстве главное — это… талант».
В 1914 году началась Первая мировая война.
Анна Павлова продолжала гастролировать по странам Европы, Азии и Америки, покоряя своим искусством народы планеты.
Но в 1931 году она умерла.
«Разнообразие павловских ролей и танцев было бесконечным: от кокетливых вариаций в коротких балетных тюниках до драматических сцен сумасшествия в балете „Жизель“, от бурных вакханалий до поэтического шопеновского вальса в лунных лучах порхающей сильфиды, от национальных плясок всех народностей до жалобно трепещущего умирающего лебедя…» — писал все тот же Фокин после смерти гениальной балерины.
Он считал, что она создала «неземные, не от мира сего» образы.
