В ДВСВ вошли: Союз казаков на Дальнем Востоке, КИАФ, РФС, Союз мушкетеров, Воткинско-Ижевское объединение военных, Общество заамурцев, Объединение юнкеров Читинского военного училища и другие военно-политические организации и объединения{65}. ДВСВ просуществовал до конца 1930-х гг., когда он был расформирован по распоряжению ЯВМ. Все это время руководителем ДВСВ был генерал В.А. Кислицын. Начальником штаба был назначен генерал-майор Д.Н. Сальников.
Численность ДВСВ в определенные периоды доходила до 4 тысяч человек. ДВСВ делился на три военных округа: Харбинский, Мукденский и Северо-Китайский, округа делились на 9 районных отделений и 66 отделов. У ДВСВ существовали свои военно-учебные заведения: военные училища в Харбине и на станции Сунгари-2, на станции Хандаохэцзы была юнкерская школа. Также существовали кружки военной молодежи при районных организациях. После окончания этих военно-учебных заведений молодежь шла служить в отряды железнодорожной, лесной полиции и в различные охранные отряды Маньчжоу-Ди-Го{66}. Всего в союзе числилось 11,5 тыс. человек, из них 126 сестер милосердия{67}.
* * *
Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи (БРЭМ)
Непосредственное участие в создании БРЭМ принял небезызвестный сотрудник Японской военной миссии в Харбине, 2-го (разведывательного) управления Генштаба Акикуса Сюн. Действовал Акикуса с согласия и при непосредственном содействии генерал-лейтенанта Андо Риндзо, который в 1920-е гг. был начальником Харбинской ЯВМ{68}.
Осенью 1934 г. под руководством майора Акикуса Сюна было проведено несколько совещаний представителей Союза казаков Дальнего Востока, Организации легитимистов и Русской фашистской партии. На этих совещаниях был создан общеэмигрантский устав организации и определенно се название.
Сначала предполагалось назвать организацию Управлением по делам русских эмигрантов, но после консультаций майора Акикуса с начальником ЯВМ в Харбине «управление» было признано «слишком громким словом» и заменено на «бюро». Затем по инициативе русских членов совещания было решено слова «русских эмигрантов» заменить словами «российских эмигрантов», с тем чтобы иметь основание включил» в орбиту деятельности создавшейся организации и эмигрантов нерусских национальностей.
Чтобы внешне придать Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи (БРЭМ) внепартийный общеэмигрантский характер, было решено на должности председателя и 1-го секретаря Бюро назначить лиц, не состоявших в эмигрантских политических организациях.
На должность председателя Бюро был назначен генерал В.В. Рычков, а 1-го секретаря — полковник Генерального штаба Я.Я. Смирнов{69}. Заместителем Рычкова был генерал-лейтенант А.П. Бакшеев{70}. Затем Рынков по предложению кого-то из участников совещания возбудил от имени русских эмигрантов перед властями Маньчжоу-Ди-Го ходатайство о разрешении организовать БРЭМ с целью представительства эмиграции и защиты се интересов. При содействии майора Акикуса вскоре разрешение на открытие Бюро было дано указом министра внутренних дел Маньчжоу-Ди-Го, и одновременно был утвержден приложенный к ходатайству, составленный участниками совещания проект устава БРЭМ{71}.
Официальное открытие БРЭМ состоялось 28 декабря 1934 г.{72} На открытии Бюро Сюн Акикуса сказал: «В эту организацию должны войти все члены существующих общественных, политических, религиозных и других организаций и все частные лица, вне зависимости от политических убеждений. Я призываю вас провести это дело без шума и без каких-либо оппозиционных выступлений. Организации остаются теми же, какими они были, и в них остается прежнее руководство. Бюро лее эмигрантов будет надпартийной организацией…»{73}
На первых норах в 1935—1938 гг. Бюро но делам российских эмигрантов была придана видимость независимой организации, официальный советник-японец появился при БРЭМ лишь в 1938 г. Однако с первых дней существования БРЭМ активно использовался Японской военной миссией в Харбине для антисоветских ающи и разведывательной деятельности против СССР{74}.
Перед БРЭМ были поставлены следующие задачи: взаимоотношения с властями как Маньчжоу-Ди-Го, так и Японской империи; оказывать содействие органам Маньчжоу-Ди-Го; объединение различных общественных, профессиональных и других организаций русской эмиграции в Маньчжурии; регистрация и учет российских эмигрантов{75}.
В положении, которое выдавалось эмигрантам, состоящим на учете в БРЭМ, говорилось: «Как политические эмигранты, поставившие своей целью беспощадную борьбу с коммунистическим интернационалом, состоящие на учете обязаны всеми средствами содействовать властям Маньчжоу-Ди-Го в борьбе с этим мировым злом. Состоящие на учете были обязаны подчиняться распоряжениям Бюро, отдаваемым им лично или через представителей Бюро, назначаемых во все учреждения и районы, в коих служат и проживают российские эмигранты, состоящие на учете»{76}.
БРЭМ вело активную издательскую деятельность. Как пишет исследовательница Т.В. Кузнецова, БРЭМ за короткое время были выпущены книги самого разнообразного содержания, однако среди них преобладали издания антикоммунистической направленности: капитальный труд генерала от кавалерии В.А. Кислицына «Пантеон воинской доблести и чести»; работы профессора И.И. Никифорова «Социальная опасность», полковника В.А. Сергеева «Очерки белого движения», архиепископа Нестора «Православная церковь в СССР», К.В. Родзаевского «Пути экспансии Коминтерна» и «Коминтерн и Россия», Н.Н. Князева «Легендарный барон». Кроме того, издательской частью БРЭМ выпущено немало книг юридического и справочного характера, как-то: «Сборник законов и распоряжений Маньчжу-Ди-Го» (8 томов) Огуси; труд профессора Г.К. Гипса «Новое гражданское право Маньчжу-Ди-Го» и многое другое{77}.
Кроме Харбина отделы БРЭМ были открыты в городах Маньчжурия, Хайлар, Бухэду, Цицикар, Трехречье, Чжай-ланьтун, Синьцзин, Дайрен, а также на станции Пограничная{78}. Для устройства на работу, открытия какого-либо предприятия, передвижения по стране (например: переехать из одного города в другой) необходимо было получить специальный документ от БРЭМ — так называемую санкцию{79}. Вследствие всех этих мер фактически все российские эмигранты находились под полным контролем БРЭМ.
В августе 1935 г. скончался 68-летний генерал Рычков{80}, и с 22 августа 1935 г. на пост начальника БРЭМ был назначен генерал-майор Алексей Проклович Бактеев. К концу 1935 г. в БРЭМ состояло 23 500 человек (12 273 мужчин и 11 227 женщин){81}.
К 1937 г. БРЭМ объединяло 142 организации русской эмиграции в Маньчжурии{82}, за которыми был установлен контроль со стороны японо-маньчжурских властей.
Показательно то, что советником в БРЭМ стал японец Като, который был одновременно и главой так называемого Особого отдела но работе с русскими сотрудниками организации Кио-Ва-Кай{83}.
В марте 1938 г. пост начальника БРЭМ вынужден был покинуть генерал А.П. Бакшеев. Выяснилось, что некоторые работники БРЭМ работали на советскую разведку. Разразился скандал, и Бакшеев вынужден был покинуть пост как начальника БРЭМ, так и Союза казаков.
В деле разоблачения советских агентов постаралась японская разведка и се русские помощники. В итоге были арестованы И.П. Казанов — работник третьего отдела БРЭМ, полковник Слуцкий и генерал Клерже. Все они были расстреляны в Тянцзине под непосредственным руководством небезызвестного в эмигрантских кругах сторонника сотрудничества с японцами есаула Е.Н. Пастухина.
На короткий срок исполняющим обязанности начальника БРЭМ был назначен К.В. Родзаевский. Уже в апреле 1938 г. он был заменен на генерала В.А. Кислицына.
Исследователь БРЭМ Е.Е. Лурилсне пишет, что БРЭМ стало своеобразным эмигрантским правительством и в этом смысле не имело аналогов в других странах.
С первых дней своего существования оно взяло на себя решение всех проблем, связанных с обеспечением жизнедеятельности русской эмиграции. Этот общеэмигрантский центр служил также орудием контроля властей над эмигрантами, вел учет численности диаспоры, обеспечивал набор новобранцев в воинские формирования, проводил прояпонскую агитацию и т.д. В этом заключается противоречие в деятельности Бюро: являясь средством реализации великодержавной японской политики, БРЭМ в то же время стремилось сохранить национальную культурою самобытность русской диаспоры{84}.
