Хоть и видел Кудахтин, что его товарищ готов уже был забыть и о доме отдыха горняков, все-таки через час заспешил он идти обратно.
Простились наконец. Поблагодарили за удивительный мед, и чай, и сухари. Белогуров крепко жал руку Кате, глядя в ее выцветающие, но теперь вдруг снова ярко заголубевшие глаза и переводя взгляд на нежелающие плотно смыкаться, как это было и прежде, губы.
Провожать гостей пошел только один Покоев. Он скинул с себя неловкость еще за чаем и теперь хлопотливо справлялся на конюшне, нет ли свободной лошади, не едет ли кто в город. Но все лошади - их было четыре - оказались в работе, грузовик же еще не приходил из города, и неизвестно было, когда придет.
Полюбовавшись еще раз красивейшей картиной огромной плантации лаванды, горняки решили идти пешком, только теперь уже по той самой дороге в долине, которую утром сознательно обошли стороной.
- На дороге, разумеется, всегда вас может какая-нибудь попутная машина нагнать или даже линейка чья-нибудь - вот вы и сядете, - говорил им Покоев, прощаясь и радостно пожимая руки.
Белогуров посмотрел на кроткое небо, пронизанное зноем, на пыльные кипарисы и черешни по границам виноградников с обеих сторон и спросил вдруг с подъемом:
- Ты знаешь, что такое так называемая первая любовь, или тебе не приходилось этого испытывать?
- Ну, ладно, махай дальше, - отозвался Кудахтин.
- Так вот, эта самая Катя и была моя первая любовь!.. Может быть, был ее первой любовью и я, по ее-то словам тогда выходило как будто так, но этого вопроса касаться уж мы не будем... Никого и никогда не целовал я так нежно и крепко потом, как ее, даром, что была она в галифе и френче! Никого, да... и никогда! Но вот раскидало нас в разные стороны, когда Красная Армия вошла в Крым. Отряд наш влили в дивизию в Феодосии... Я уехал учиться в Москву... Катя тоже демобилизовалась... Словом, обстоятельства так сложились, что я ее потерял из виду, она меня тоже... Однако я тебе скажу, долго я не женился: все как-то не забывалась Катя. Если и обращал внимание, то только на высоких и когда волосы русые... Вот ты улыбаешься, конечно... И я бы, пожалуй, улыбался, если бы ты мне это говорил, а не я тебе. Так что, разумеется, о подобных вещах лучше про себя молчать... Ты ведь и того не знаешь, пожалуй, как это поражает, не хуже пули, когда тебе в семнадцать лет красивая девушка перевязывает рану! Это потрясающе действует!
- Ну, ладно, а теперь-то ты женат или холост, я что-то от тебя не слыхал, - спросил Кудахтин.
- Да уж почти два года женат, что из этого?
- На высокой?
- Н-нет, она обыкновенного женского роста. Лаборантка на заводе у нас.
- Блондинка?
- Н-нет, она скорее шатенка.
- Ну вот, брат, - видишь?
- Что вижу? Ничего особенного не вижу, - недовольно ответил Белогуров, но тут же остановился, заметив в ограде дерево с широкими блестящими ярко-зелеными листьями и колючими ветками. - Вот ты на это лучше погляди! Ты, конечно, в своем Кривом Роге такого дерева никогда не видал и не увидишь, а на подобном дереве, только в другом месте, я, брат, тогда, в двадцатом году, видел и плоды вроде апельсина, и даже припомню сейчас, как оно называется...
Он сорвал лист, помял его в руке, понюхал, пристально поглядел на Кудахтина, потом опять на дерево в ограде, наконец выкрикнул радостно:
- Маклюра! Вспомнил!.. Вот как называли мы это дерево, если ты хочешь знать! Маклюра! А запомнил я это тогда при помощи мнемоники: это название на слово "маклер" похоже; если мужчина маклерством занимается, то он маклер, а если женщина, то неплохо ее назвать маклюрой. Но как женское имя это некрасиво, конечно, а, между прочим, в одной стране, я читал, женщинам дают имена цветов. Как ты себе там хочешь, брат, но это - милый обычай... И если жена моя, - она теперь на девятый месяц беременности переходит, так что к родам ее я поспею, - если родит она девочку, я брат, знаешь, что сделаю? Назову свою дочку Лавандой! По-моему, брат, это очень красивое, очень круглое какое-то имя, а? Ты согласен? Впрочем, если даже и не согласен, назову непременно так!
1936 г.
ПРИМЕЧАНИЯ
Лаванда. Впервые появилось в журнале "Колхозник" № 1 за 1938 год. Печатается по собранию сочинений изд. "Художественная литература" (1955-1956 гг.), том третий.
H.M.Любимов
